Юноша все еще слышал тихие рыдания женщины, а оглянувшись, увидел за спиной мужчины ее подрагивавшие плечи.

— Запомни. Никому ни слова. Хорошо?

Юноша кивнул.

Мужчина открыл дверь.

— И ты обо всем забудешь, так?

Юноша кивнул снова, вышел в коридор.

Дверь за ним захлопнулась.

Бортовой журнал Макадама [13]

Первое путешествие Капитана, положившее начало его долгой и блестящей карьере мореплавателя, состоялось в тот теперь уж далекий год, когда сестра его, единственная еще живая представительница его родни, принадлежавшей к одному с ним поколению, уплыла назад, в Шотландию, чтобы там умереть. Разумеется, она не сообщила, что цель ее именно в этом и состоит, но с глупым упорством твердила о какой-то подруге детства, одинокой и больной. Однако Капитан, на редкость ясно помнивший нескончаемые, влачившие нога за ногу десятилетия, которые он успел оставить позади, отчетливо помнил и то, что ему было всего девять лет, когда его отец, дюжий корабельный плотник, чей звонкий смех и ныне нередко звучал в голове Капитана, одним могучим рывком сдернул с насиженного места свою мать, жену и семерых чад — мощи этого рывка хватило, чтобы стремглав перенести их из Глазго в Портленд, штат Мэн, — и что сестра в то время едва-едва вышла из поры младенчества и, стало быть, ни завести, ни разорвать сколько-нибудь крепкие связи не могла.

Капитан, опечаленный ее сединой и худобой, никаких возражений подобного рода выдвигать не стал. Он вглядывался в сестру с наидобрейшим выражением лица, вопросы задавал самые невинные и втайне старался — тщетно, впрочем — понять ее. К тому дню они не виделись уже два десятилетия, а последними письмами обменялись пять лет назад — по случаю наступившей вследствие сердечного приступа смерти их брата, который жил в Тукумкари, штат Нью-Мексико. Замуж сестра вышла рано и, обосновавшись с мужем в Ричфилде, штат Миннесота, посвятила все свои плодовитые годы производству крепеньких, здоровых детей, породив на свет общим счетом шестерых сыновей и трех дочерей, из которых никто, судя по всему, не смог выкроить время или настоять на своем с силой, достаточной для того, чтобы получить возможность проводить ее до Нью-Йорка.

Именно в день ее отплытия Капитан и испытал впервые великий прилив вдохновения, которое в конечном счете привело его в морские просторы. На борт корабля он не поднимался с того богатого событиями времени почти пятидесятилетней давности, и теперь от вида просторного, массивного судна со всей его избыточной роскошью оснащения, которая, куда ни взгляни, уходила, поблескивая, в бесконечность, от окутавшего корабль возвышенного ореола, горделивой, сосредоточенной силы у Капитана перехватило дыхание. Когда же он наконец спустился с Нэйлом и Цинтией на пирс, то понял, что уходить отсюда ему не хочется.

— Не думаю, что она выйдет к поручням, — сказал, многозначительно посмотрев на часы, Нэйл.

— Нет, — с сожалением пробормотал Капитан, понимая, что они, его дочь и зять, люди занятые. — Полагаю, не выйдет.

И все-таки он медлил.

— Вы идите, — наконец сказал он. — Мне все равно нужно в городе задержаться.

Он терпеливо ждал, пока Цинтия целовала его в щеку и поправляла, неодобрительно хмурясь, его галстук. А затем, когда они ушли, вернулся туда, где взволнованно толпились у деревянного барьера прочие провожающие. Бесшабашный настрой овладел им, и Капитан принялся ласково махать рукой незнакомой женщине, выбранной им на самой верхней палубе. Разумеется, ответа он не получил. А получив, испугался бы. Так он и простоял там, ощущая безмятежное довольство и благожелательно улыбаясь своей неведомой, не подозревавшей о его существовании подруге, пока судно не отчалило.

Окружавшие Капитана люди в скором времени разошлись, но сам он покинул пирс лишь после того, как судно скрылось из виду. За рекой, местами поблескивавшей грязными пятнами масла, виднелся обрывистый берег Джерси, спокойный и чистый в мягком свете дня. Над ним дремала безмолвная стая облаков, похожих на уснувших лебедей. Все это понемногу растаяло в воздухе, и Капитан увидел открытый океанский простор, бескрайнюю роскошную синеву, которая мирно покачивалась, уходя в бесконечную даль и глубину, и когда он наконец повернулся к ней спиной, чтобы отправиться восвояси, яркое видение осталось с ним.

После этого уход Капитана в море стал всего лишь вопросом времени.

В пригородном доме, который он делил с Нэйлом, Цинтией и двумя внуками, заняться ему было, в сущности, нечем. Положение пенсионера Капитан переносил стойко — не без сожалений, правда, но покорно, не протестуя. Тридцать семь лет усердной работы в торговле скобяными изделиями наделили Капитана потребностью в целенаправленной деятельности, и отставка, вызванная болезнью и накопившейся усталостью, настигла его не обзаведшимся привычкой к праздности. Он не находил себе места, томился скукой, его расстраивали вещи, замечать которые у него прежде не было времени, и потому с готовностью ухватился за мысль о смене жизненного курса, возможность которой подразумевал отъезд сестры.

Даже внуки и те на его время особо не посягали. Когда они нуждались в нем, пусть даже как в жертве неприятных порою проказ, Капитан неизменно оказывался рядом, однако присутствия своего им никогда не навязывал и возмутился бы, предположи кто-нибудь, что он требует от них любви или привязанности. Внуки — Невил, названный так в честь отца Нэйла, и маленькая Нэн — были детьми избалованными, склонными к частым перепадам настроения и крикливым капризам. Нэн, которую уже начали донимать ночные кошмары, раз за разом сотрясала дом мучительными воплями. И когда они раздавались, именно Капитан вставал и шел в комнату внучки, чтобы разбудить ее, ласково подергав за плечо, успокоить и утешить. Она боялась темноты и на самом-то деле хотела, чтобы кто-нибудь спал рядом с ней в ее комнате, однако Невил принадлежал к другому полу, и Нэйл с Цинтией решительно воспротивились предложению Капитана поселить детей вместе.

Капитан всего один раз встал между родителем и ребенком, и воспоминание об этом все еще наполняло его страхом. Играя с Нэн, Невил ненароком ушиб ее, и Нэйл, выскочив в гневе из своей комнаты, начал избивать мальчика, выкрикивая ругательства и не замечая в припадке злобы ни направления, ни силы своих ударов. Капитан сдерживался сколько мог, но затем схватил Нэйла за плечи, чтобы остановить. Нэйл круто развернулся, лицо его искажала животная ненависть, и на миг Капитан испугался за собственную жизнь.

— Ты искалечишь мальчика! — слабо воскликнул он.

Нэйл его словно и не услышал. В любую секунду могло произойти нечто ужасное, однако мальчик, по счастью, спас положение, лишившись сознания в руках отца.

Когда приехал доктор Беренсен, ему сказали, что Невил свалился с лестницы в подвал. Доктор пробыл у мальчика долгое время и вернулся, сердито хмурясь. Следовавший за ним Нэйл застрял в проеме двери, робко переминаясь с ноги на ногу, однако доктор Беренсен, не обращая на это внимания, отрывисто спросил у Капитана:

— Что тут произошло, Эндрю?

— Он поправится?

— Этого я не знаю. Увечья, если ты их имеешь в виду, несерьезные. Так что с ним случилось, Эндрю?

— Он упал с лестницы.

— Хотел бы я посмотреть на эту лестницу. И почему ты вызвал меня, Энди? Я уже семь лет как не практикую.

— Цинтия попросила. Ты единственный врач, какого она знает.

— Ну так скажи ей, пусть познакомится с другим, — резко произнес доктор Беренсен. — Я в таких случаях, как этот, не разбираюсь.

Он сердито расхаживал по комнате, но вдруг остановился и спросил тоном, уже более мирным:

— Ты-то как, Эндрю? Желудок не беспокоит?

И все же, перед тем как покинуть дом, повторил еще раз:

— Я говорил серьезно, Эндрю. Если снова случится нечто подобное, ко мне не обращайся.

Именно доктор Беренсен помог Цинтии появиться на свет, и именно доктору Беренсену пришлось беспомощно наблюдать, как кровотечение, открывшееся после неудачной попытки кесарева сечения, безжалостно уничтожает первое и главное сокровище, каким обладал в своей жизни Капитан. Он так больше и не женился. Собственно, Цинтия и не допустила бы этого. Почти с самого начала в ней обнаружился ревнивый инстинкт собственницы: она стерегла Капитана с жадной хозяйской дотошностью, удерживая рядом с собой и заставляя отчитываться в каждом мгновении, которое он проводил вне дома. У Капитана имелись небольшие средства, он мог, да и предпочел бы, поселиться где-то еще, однако в его положении оставалось лишь смиряться — ссориться с дочерью он не хотел.