– Расскажи обо всем, что там произошло. От того момента, как ты вошла.

Мэрилин вздохнула.

– Слушаю, – сказал Уиллис.

– Я пришла туда в самом начале одиннадцатого, если не ошибаюсь.

– А когда ушла?

– Где-то... точно сказать не могу. Наверное, в половине одиннадцатого.

– Получается уже не несколько минут, а целых полчаса.

– Да, примерно полчаса.

– Хорошо, и что же произошло за эти полчаса?

– Он предложил мне выпить, мы пили кофе, и я сказала ему...

– Что он предложил тебе выпить?

– Виски.

– Ты пила?

– Нет, оно ужасно воняло.

– Ты его нюхала?

– Да.

– Ты брала бутылку в руки?

– Да. Я отвернула крышку и понюхала.

– И как оно пахло?

– Ужасно.

– Чем именно, Мэрилин?

– Откуда мне знать? Как я могу описать запах? Воняло виски. Ужасно.

– Просто запах виски?

– Да, по-моему, так. А что? Там что-нибудь было?

– Что вы делали потом?

– Я завинтила крышку и поставила бутылку обратно на полку. Нелсона отравили? Что-нибудь было в бутылке?

– А что потом?

– Ответь же мне, черт возьми!

– Да, его отравили.

– О Боже! Ведь на бутылке остались мои отпечатки! Это даст твоему коллеге необходимые доказательства, так?

– Если твои отпечатки действительно есть на бутылке...

– Ну конечно же!

– И если в виски обнаружится яд...

– Ты же знаешь, что да!

– Тогда полиции захочется узнать побольше о том, что ты делала с этой бутылкой.

– Все, что я делала... что ты хочешь сказать этим «полиция»? Твой партнер? Или и ты тоже?

– Я тебя слушаю, – сказал Уиллис.

– Я ничего не клала в эту бутылку!

– Ты просто взяла ее с полки...

– Да.

–...И открыла крышку...

– Да, черт, подери!

–...И понюхала содержимое.

– Да!

– Почему?

– Потому что Нелсон сказал, что это отличное виски. Он сказал, двенадцатилетней выдержки. И я... мне хотелось... то есть мне было интересно. Мне никогда не нравилось виски, но я подумала, что двенадцатилетнее пахнет лучше, чем другие сорта. Мне всегда казалось, что виски пахнет лекарством.

– Но на сей раз оно не пахло лекарством.

– Я не знаю, чем оно пахло! Я же сказала тебе! Оно воняло ужасно.

– Оно не пахло табаком?

– Не знаю.

– Ну подумай.

– Если я скажу, что оно пахло табаком, то значит, я ни при чем, так? Ведь он был отравлен никотином, да? Так же, как и Джерри. Значит, если я почувствовала запах табака, значит, никотин был уже в бутылке, когда я взяла ее в руки. Но я говорю тебе правду! Я не знаю, чем оно пахло! Я понюхала и закрутила крышку...

– Ну ладно, – вздохнул Уиллис. – А что потом?

– Мы пили кофе. Я сказала, что хочу покончить с этим.

– Как он отреагировал?

– Ему это не понравилось.

– Ты рассказала ему про нас?

– Да.

Уиллис кивнул.

– И что потом?

– Он предложил мне пройти к нему в постель.

– Ты это сделала?

– Нет!

– И что ты сделала?

– Я поцеловала его в щеку и ушла.

– Угу.

– Попрощалась и ушла.

– И через десять, через двадцать минут он умер.

– Я его не убивала!

– Сколько времени ты держала в руках эту бутылку?

– Минуту. Меньше минуты. Все, что я сделала, это...

– Дай сюда свою сумку.

– Что?

– Сумку, которая на столике.

– Зачем?

– Я хочу посмотреть, что там лежит.

– В ней нет никотина, если ты это имеешь в виду...

– Дай сюда.

Она подошла к столику, где оставила сумочку, принесла ее и вывернула все содержимое на пол, рядом с его креслом.

– На, развлекайся. А я пойду выпью.

Она подошла к бару и налила в стакан со льдом приличную порцию джина. Сделала большой глоток, затем подошла к тому месту, где он разбирал ее вещи, валявшиеся у его ног. Помада, карандаш для глаз, кисточка для пудры, салфетки, жевательная резинка, красный кошелек, чековая книжка, ключи, какая-то мелочь...

– Ну что, нашел яд? – спросила она.

Он стал запихивать все обратно в сумочку.

– Куда ты пошла после того, как вышла от Райли?

– В город.

– Зачем?

– Я же сказала тебе, мне надо было кое-что купить.

– И что ты купила?

– Ничего. Я хотела купить сережки, но не нашла ничего подходящего.

– Значит, ты ходила по магазинам с половины одиннадцатого до...

– Я ходила по магазинам до полудня. Затем перекусила...

– Где?

– В закусочной около Джефферсон.

– А что потом?

– Взяла такси и поехала домой.

– И приехала сюда в четверть второго.

– Я не смотрела на часы. Хочешь выпить?

– Нет.

– Там нет яда, можешь не волноваться.

Уиллис долго молчал, сжав руки и склонив голову.

– Карелла будет искать мотив, – сказал он наконец, как бы про себя. – Трое из твоих близких друзей убиты, и он захочет узнать... – Неожиданно он поднял голову. – Может быть, ты мне не все рассказала?

– С той минуты, как я вошла, до минуты, когда...

– Я говорю не о времени, что ты провела у Райли. Я говорю о тебе.

Она непонимающе смотрела на него.

– Может быть, эти трое знали что-нибудь о тебе, что могло бы...

– Нет.

–...О чем ты мне не рассказала?

– Я рассказала тебе все. Никто из них ничего не знал о моем прошлом.

– А Эндикотт? Он знал, что ты была проституткой?

– Нет.

– Что он знает?

– Только то, что я рассказывала и другим. Я жила в Лос-Анджелесе, жила в Хьюстоне. Ездила в Мексику. Жила в Буэнос...

– Ты никогда не рассказывала мне про Мексику.

– Я уверена, что говорила о Мексике.

– Нет. А они знали, что именно ты делала во всех этих?

– Я сказала, что у меня богатый отец.

– То же самое, что говорила и мне.

– Да. Сначала. Но затем я рассказала тебе все. Ты же знаешь это, Хэл!

– Ты в этом уверена?

– Да.

– Потому что, если ты что-то скрыла...

– Нет, ничего.

–...И если это хоть как-то связано с тем, что случилось с ними...

– Нет.

–...Карелла все равно узнает. Он очень хороший детектив, Мэрилин, и он обязательно все выяснит.

– Я рассказала тебе все, – повторила она.

Наступило молчание.

– Все, что тебе надо знать.

– Что еще я не знаю, Мэрилин?!

Она не ответила.

– Что еще, Мэрилин? А Мексика?

Она подошла к бару, добавила в свой стакан льда и, подлив джина, вернулась на свое место.

– Почему бы нам не пойти наверх, в спальню? – спросила она.

– Нет.

Они продолжали смотреть друг на друга.

– Расскажи мне, – произнес он.

В Хьюстоне Мэрилин поначалу работала танцовщицей, как она выразилась, «без верха», в одном из заведений на Телефон-роуд. В ее обязанности входило подсаживаться между выступлениями к посетителям и выставлять их на бутылку дешевого шампанского. С каждой купленной бутылки она получала комиссионные. Иногда ей приходилось позволять себя потискать. Помяв грудь, попку они охотнее покупали шампанское. Позже она узнала, что кое-кто из работавших там девушек оказывает и более интимные услуги, подрабатывая руками, в кабинках мужского туалета. За каждый такой «сеанс» платили по десять баксов. Она тоже стала этим заниматься.

В заведении было фортепиано, и тот парень частенько приходил и иногда играл джаз. Хороший парень, он никогда не водил девушек в мужской туалет, смотрел только, как они танцуют, играл на фортепиано, заказывал в баре кое-какую выпивку и уходил. Он приходил два-три раза в неделю, и вскоре она поняла, что он положил на нее глаз. Однажды они разговорились, хотя парень был довольно застенчив, и он рассказал ей, что раньше играл джаз в Канзас-сити, а потом спросил, не сможет ли она иногда с ним встречаться. Они договорились о встрече на ближайшее воскресенье, в ее выходной. Они прекрасно провели время.

Она стала с ним спать – кажется, это случилось во время их третьего свидания. Месяца через три после того, как они стали встречаться, он сказал ей, что она теряет огромные деньги, делая это бесплатно. В Хьюстоне можно зарабатывать кучу баксов – здесь все время проходят конференции и съезды нефтепромышленников, почему бы ей не попробовать? «Что попробовать?» – спросила она. «Попробовать получать за это деньги, – сказал он, – сотню баксов за один раз».