Когда дверь в салон с грохотом распахнулась, Оксана уже довела себя до той степени заведённости, когда думать - поздно. Не получается. Вскинув пистоль, она выпалила через дверь спальни. Абы куда выпалить. Пуля расщепила доску, но на большее её, конечно, не хватило. А из-за двери такой родной, такой любимый голос зло произнёс:

- Дура… убить же могла!

- Ян!!! - это был даже не крик, стон. - Ян, любимый…

Ян вошёл. Пропахший пороховой гарью, кровью, потом. Злой как чёрт. С какой-то странной железякой в руке. С синяком в пол лица. С сумасшедшим блеском в глазах. Обнял её коротко, крепко прижав.

- Живая… Всё у тебя хорошо?

- Всё… Зачем ты меня так надолго бросил? синяком вполлица. ой-то странной железякой в руке. роизнёс: Абы куда выпалить. заведённости, когда думать - поздно.ы.

Ян, уже порываясь высвободиться из объятий, не к месту они сейчас были, ответил отстранённо:

- Дела были, - и поспешил обойти весь вагон, проверить, нет ли врагов.

Врагов не было. Не было и своих.

- Я к тебе людей посылал, - на всякий случай уточнил Ян.

- Посылал, - согласилась Оксана. Она сейчас со всем готова была соглашаться, только бы он не уходил больше. - Они ушли куда-то, когда стрельба пошла… я их больше не видела…

Ян, кажется, выругался. Но на всякий случай - на гномьем. По крайней мере, слов его Оксана не поняла.

- Бросили, значит, - сказал задумчиво. - Ну… встречу в Трампе, Бог им судья будет…

- А мы… вырвались? - робко спросила Оксана.

Ян покосился на неё хмуро, с явным недоумением от её непривычной робости.

- Вырвались… вроде, - сказал неохотно. - А вообще - чёрт его знает, милая. Орки какие-то… неправильные. Что ещё придумают - не ведаю. Поезд горит, и чёрт его знает, потушим, или нет. Машинист убит, управлять паровозом, похоже, никто не умеет. Свалиться под откос - запросто можем… Ты чего?!

Нашёл, как девушке отвечать. Оксана, на что уж крепка была духом, разрыдалась.

Пришлось утешать, и утешать всерьёз, долго и с расстановкой. Смущённый и растерянный, бурча себе под нос сам не помнил что, Ян сидел, держа её на коленях, и наглаживал роскошный рыжий хвост. Не замечая при этом, как рыжие волосы превращаются под его грязной ладонью в пепельно-серые и чёрные. Впрочем, Оксане этого сейчас было не видно…

- Тискаются они тут, - сказал вдруг кто-то за спиной Яна. И не обернуться ведь быстро. На всё нужно время. И Оксана в руках окаменела, не освободишься быстро. И мысли побежали быстро, и мысли всё бредовые. Но ведь не говорят же орки по-человечески! Но ведь и здесь речь не совсем правильная!

Наконец, ему удалось высвободиться и развернуться. Оксана безвольно осела на пол чуть поодаль. Он обернулся… Фольке. Фолькскирх Как-там-его-зовут. Живой, но серьёзно побитый. Зубов передних нет, вот поэтому так странно шепелявил при разговоре. Губы разбитые. Синяк здоровенный на роже. Доволен, как кошак, налакавшийся сметаны. Успел, значит, подраться.

- Скольких завалил, Фольке?

- Да вполне с меня достаточно, - довольно сообщил гном, демонстрируя свежесодранные шкурки. - Считай, за одну ночку как за месяц заработал. Хорррошее времечко - сегодняшняя ночь!

Небогато жили вольные трапперы, лесная вольница Порубежья, небогато…

Ян с максимальным уважением на роже кивнул. Опытным взглядом оценив добычу траппера в пятнадцать-двадцать золотых.

- Ты хороший боец, Фольке, - сказал почти искренне. - А остальные, кого я послал сюда - где?

- А свалили, - беспечно ответил тот. - Как замятня пошла, так и свалили в голову состава. Какой же траппер усидит в тишине, если рядом добычу делят?! Ну, тут двое и вылезли ко мне. И я их приголубил. И ободрал. И тех двоих, что ты завалил - тоже. Как раз последнего успел, когда ты пришёл… Не возражаешь?

Сказано было с явной тревогой в голосе, и Ян немедленно мотнул головой. "не возражаю", мол.

В глазах гнома мелькнула лёгкая обида.

- Зажрались вы всё же, прайдовые, - прохладно сказал он. - Не голодали вы там, у себя на прамах, не голодали… Четыре шкурки - добрая добыча… Но - спасибо, Орёл. За мной не заржавеет.

- Уже не заржавело, - кивнув на Оксану, возразил Ян. - Я ж весь вагон обошёл, когда пришёл… ты где был-то?!

- Так что ж я, у бабы под носом орка свежевать буду?! - возмутился его непонятливостью гном. - Я на задней площадке, у тормоза разделывал.

- У чего? - непонятливо воззрился на него Ян.

- У тормоза, - повторил гном. - Ну, у вагонов на задних площадках такой ворот есть. Если его крутить в одну сторону, буксы тормозные зажимаются, скорость замедляется. Если в другую - буксы отпускаются. Это и паровозу помощь, если вдруг спуск крутой, и вообще… на всякий случай.

- Погоди… - Ян всё никак не мог прийти в себя. - А ты-то откуда знаешь?!

- Тык, - гном был явно смущён. - Я в своё время кем только не работал. Случалось, и помощником машиниста. Это на этом экспрессе паровоз новёхонький. Там машинисту только сменщик нужен, а закладки на весь рейс хватает. А на старых паровозах, там в кабине четверо. Машинист, помощник и двое на угле. Прожорррррливые твари…

Сказано было с неприкрытой ненавистью нажравшегося этого труда человека. Ну, или гнома. Гном тоже человек.

Ян думал. Лихорадочно. Получалось, что если затянуть намертво тормозные буксы вагонов, поезд возможно остановить, даже при работающей вразнос паровой машине… или нет?! Что произойдёт с паровиком, если он идёт вразнос? Что произойдёт с поездом? С вагонами? Людьми? Получится у них продержаться ещё сутки, пока поезд ползёт до Трампа? Ой, вряд ли.

- Ты с паровозом этим разберёшься? - спросил он у гнома.

Тот пожал плечами.

- Давно дело было, - сказал без уверенности. - Попробую…

- Пошли! - Ян уже не мог ждать. Но в этот момент Оксана окончательно пришла в себя.

- Нет уж, - сказала сердито. - Ты меня больше одну - не бросишь! Я с тобой иду!

Дежурным по вокзалу в этот четверг был Вильгельм Шишка. Старый и опытный железнодорожник, настоящий служака. Гном с репутацией. Во всех случаях, начальник станции ему доверял. И в четверг - день, когда в Трампе традиционно увеличивалось потребление пива, тоже.

Но в этот четверг Вильгельм, пожалуй, выпил бы. Пару пинт - никак не меньше. За всю свою жизнь он не видел подобного: на станцию, двигаясь задним ходом, дико завывая намертво затянутыми тормозными буксами, вваливался экспресс "серебряная кобра". Вваливался слишком быстро, вваливался слишком резво для поезда, который собирался останавливаться. И видок при этом имел такой, что краше на разделку отправлять. Вагоны представляли собой решето, от двух передних вагонов, что за паровозом, только остовы дымящиеся остались. На задней площадке мягкого вагона, идущего сейчас первым, на таран перрона, стоял незнакомый Вильгельму гном и что-то вопия, крутил рукоятку вагонного тормоза.

Вильгельм поначалу рванулся было по перрону встречь поезду, но быстро остыл и замер на месте. Что он мог поделать? Размахивать своим игрушечным красным флажком, запрещая движение? Бежать в кабинет к начальнику станции? Что? Вильгельму очень хотелось пива. Выхлебать пару вожделенных пинт сразу, залпом. Закосеть. Добавить бутылку гномовки, забыться спасительным сном. Поезд шёл слишком быстро. И двигаясь на такой скорости, он неминуемо впилится задними вагонами в перрон. И будет на станции, хвала всем святым, пустынной, большой гномовский беспорядок. И кто будет за этот беспорядок отвечать? Уж не он ли, не Вильгельм Шишка? Ну а что тут думать. Кто сегодня дежурный? Он. Стало быть, и отвечать - ему…

Беги, Вильгельм, беги к начальнику. Докладывай о неминучей беде. Сидит он у себя в кабинете, хлещет, поди, вкуснючее светлое под рыбку копчёную… Беги, испорти ему последний глоток.