— Было больно?

Салли вздрогнула, глаза ее вопросительно рассматривали привычное непроницаемое лицо Вааса, что тонуло в полумраке сотнями лживых теней. «Больно»? Он впервые спросил это. Явно с какой-то целью, явно добиваясь от девушки чего-то. Еще большего повиновения? Она не сопротивлялась, отвела взгляд, едва заметно кивая.

Голос его, как ни странно, не звучал как угроза, а потом и вовсе начал шептать, обжигая своим дыханием ушную раковину, а словами — мельчайшие клетки мозга, просачиваясь неведомым ядом в сознание:

— Если ты на моей стороне, то больно больше не будет. Не тебе.

И он снова поцеловал ее, на этот раз невероятно осторожно, обнимая, не истязая тело, а поглаживая его, совершенно намеренно, просчитано, так что девушка вздрагивала, как лепестки орхидеи на ветру, одновременно раскрываясь, как цветок под лучами солнца. Салли в своей жизни знала слишком мало ласки. И малейшее ее проявление отзывалось в ней невероятным исступленным потоком непривычных чувств, настолько непривычных, что они сметали океанским прибоем мысли. Ваас — прибой, Ваас — хаос…

Он лишь казался ненормальным, в остальном он скорее играл на своей психопатии, выуживая из людей их самые уязвимые стороны. С Салли дело обстояло чрезмерно просто: за долго время плена ее единственным уязвимым местом оказалась жалость к себе, страх пыток. Но об еще одном она забыла – Бен! Ее любовь к доктору словно осталась под лучами дня, а здесь, в этой непроглядной ночи, царствовал хаос.

Главарь сам создавал ее страх, что оказывалось несложно. И вот пообещал избавить от личного кошмара, но после каждого обещания всегда следует название цены:

— Так что, на моей стороне? Просто кивни: да или нет? Видишь, Салли, это выбор. ***ный выбор, он везде. Кого ты выберешь?

Он говорил невероятно спокойно, почти бархатным тоном, никто бы не подумал, что это тот псих, что пугает своим видом пленников, скача возле прутьев клеток. Кажется, он умел играть на публику, играл и перед Хойтом в деловитое повиновение. А каков являлся настоящим… Возможно, и сам не помнил, как и всякий предатель.

— Тебя, — тихо прошелестел голос девушки, которая проводила упоенно щекой вдоль плеча хозяина, щуря глаза. Ей в кои-то веки предоставлялся выбор. И не кем-то, а тем, кто этот выбор вечно у нее отнимал. Он не лгал в своих обещаниях, хотелось верить, что не лгал, хоть был уже способен на все, абсолютно на все, на любую подлость. Предатели всегда так, их ведь уже ничего не сдерживает, ничего не останавливает.

— Кажется, я просил кивнуть! — послышался немедленно его недовольный голос, похожий на предупредительный рык тигра.

Салли немедленно покорно кивнула, но позволила себе повторить:

— И все же… Тебя!

Черный Фрегат вновь затоплял ее сознание, эта страшная птица любила Вааса, а Салли, безобидная девочка — Бена.

И в беспробудной ночи, скорбной, как слезы сироты, слышались в голове недобрые мысли Черного Фрегата: «Выберешься ты с острова — мучение и жалость. Ваас и Бен. А я посередине без толики любви. А ты, Нора, отнимаешь всю любовь, пленяешь Бена, птица в клетке, как черная дыра, пленяешь своей правильностью. Да *** тебе, а не правильность. Попробуй остаться правильной там, где побывала я, тебе просто повезло, а ты позволяешь себе вещать, как пророк. Ненавижу! Ненавижу тебя! Надеюсь, ты ощутишь ужас моего бессилия!»

— Хорошая девочка, — погладил ее по голове Ваас, ухмыляясь. — Значит, ты скажешь мне, что же замыслил наш общий знакомый? М-м-м? Ты не слышала? Может, я зря его подозреваю? Зря, ***, или нет?

На миг Салли обмерла, она так и знала, что Ваас то ли услышал от кого-то, то ли сам прознал о плане побега. Но Черный Фрегат, осторожный и прагматичный, подсказал, что им не выбраться, раз главарь уже что-то подозревал. А что делают с «общими» он примерно продемонстрировал своим недавним поведением. От его «демонстрации» все тело девушки теперь тоскливо саднило и ныло. Она-то уже успела почти отвыкнуть. Только это он один был еще… Лютый страх сжал тисками настоящую личность. И когда приходит страх, то смысл лишают прав. Веры не хватало, любовь оставляла, задавленная паникой. Надежда таяла, как всякий призрак. Все из-за этой черной тени, которая вновь угрожала:

— Молчишь? А вроде меня выбрала. Твои слова? Нет? — Ваас усмехнулся, внезапно хищно слегка облизывая кончиком длинного языка тонкие пальцы на левой руке Салли, рассматривая их, говоря с усмешкой: — Знаешь, а я ведь еще не ломал тебе их? Это очень и очень больно, милая. Не отрезал фалангу за фалангой? Может, попробовать на днях? По полпальца за каждый час твоего упрямства. А потом в качестве бонуса «общение» с парнями с аванпоста. Но… ты же выбрала путь без боли, разве нет? И от тебя не требуется ничего, — на последней фразе голос его перешел в жуткий рык, клекот. — Просто сказать мне!

Салли вздрогнула. Пытки! Снова пытки! Обещания Вааса рисовали чудовищную картину, которая в голове не укладывалась. Салли не выдержала бы! Да, просто сказать, не больше. Это так же, как просто опустить ледоруб на голову ракьят. Не больно! Не ей! Перепуганный голос выдал всех их:

— Бен с Норой хочет… сбежать! Через неделю.

Повисла тишина, и осознание того, что же она сказала, что раскрыла. Но нет, этот факт все еще не достигал сознания, а Ваас мастерски играл дальше ее чувствами, саркастично упоминая имя конкурентки:

— С Норой! Какая ***ая романтика! — но он почти безмятежно довольно вскинул брови: — Вот видишь, Салиман, как все просто: я не делаю тебе больно, а ты не лжешь мне. Честная сделка, не находишь?

— Да, — кивала девушка подавленно, хотя голос не слушался. Если сначала ей казалось, что физическая боль и синяки на коже от «ласк» — это самое страшное происшествие этой проклятой ночи, то теперь она поняла, что хуже всего ей делали именно теперь. Пытки? Да! Ради настоящей любви могла бы и стерпеть, хоть пальцы, хоть обе руки… Если бы не Черный Фрегат, которая и не помышляла о побеге, видимо. Если бы… нет, оправданий не находилось. Но и силы воли тоже вынести то, что обещал устроить главарь. А его угрозы с легкостью приобретали материальный эквивалент в реальности.

— Он говорил тебе что-нибудь о своем… плане? — наседал Ваас, размеренно, уже без угроз вытягивая информацию, словно клейкую нить паутины.

— Он, — Салли запнулась, но один взгляд на Вааса, на то, как предупредительно он сощурился от секундного промедления, заставил рассказывать дальше: — Дал мне снотворное, чтобы я подсыпала в еду караулам.

— Какая ирония, Салиман, замечаешь? — улыбался вероломно главарь, успокаивающе гладя плечи девушки с видом собственника. — И ты отдаешь мешочек со снотворным мне. Ты ведь меня выбрала? М-м?

Ваас провел по ее щеке, словно доказывая, что он доволен ей, обещая не причинять страданий. Хотелось бы ему верить. Чудовище! Чудовище! Так твердила еще какая-то третья Салли, та, что была готова мучиться за Бена, а не этот безвольный слизняк, который сдался при первой сложности, при первой угрозе. За принцев русалочки жертвуют многим, а она являлась не более чем убогой статисткой. Она тащила на дно, как тяжелая статуя, своего принца, когда Черный Фрегат отвечал:

— Да!

И этот же монстр в ней полез в дальний угол, откинув матрас и сдвинув половицу, вытаскивая заветный полиэтиленовый мешочек, передавая его Ваасу, который одобрительно кивнул сперва:

— Вот так, Салиман! — но вскоре мужчина изменился в лице, во всем его существе вновь сквозило безумие, потерянность, сомнения и невыразимая ненависть, почти, как в трансе, он продолжал шипящим голосом, как древний змей: — Вот так и предают. ***во это, тоже ощущаешь? Да? Так и предают тех, кого любят. Слабые твари. ***! Ну что, чувствуешь, как это?

Затем он навис над девушкой. Он рассматривал Салли, пренебрежительно отбрасывая, словно он надеялся, что она ничего не скажет, что он будет пытать, а она не скажет. Да! Промолчит ради любимого, доказывая, что есть она, настоящая-то любовь.

Ваас рычал и хрипел:

— Что от тебя теперь останется?! Ни***! Я тебе говорю, Салиман! Ни***! — но вновь его сковало почти ледяное спокойствие, издевка, предостережение. — Не пытайся отныне казаться добренькой девочкой. Ты такая же сволочь, как мы все. Видишь этот с***ый пакетик? Достаточно малого, чтобы разрушить все до основания!