Сам Георгий, похоже, невольно ориентировался на поведение хозяина как на образец для подражания. По рассказам сверстников, Жуков был весьма суров к тем, кто начал обучение позже него. Даже младшему Пилихину от него порой доставалось: «Во время упаковки товара Георгий, бывало, покрикивал на меня, и даже иногда я получал от него подзатыльник». Правда, обиженный в долгу не оставался – норовил дать сдачи, пусть потом и приходилось спасаться бегством, чтобы не получить еще. Роль миротворца брал на себя старший сын Пилихина – Александр, ровесник Георгия. В общем же, по воспоминаниям участников событий, юнцы были дружны между собой.

А вот приказчик Василий Данилов при каждом удобном случае измывался над учениками. Как-то раз четырнадцатилетний Георгий не выдержал и дал сдачи: огрел обидчика дубовой палкой по голове, да так, что тот свалился без памяти. К счастью для Жукова, приказчик остался жив.

Но при всех проблемах городская жизнь выгодно отличалась от деревенской обилием впечатлений. Ходить, скажем, в театр подмастерьям не полагалось. Зато по воскресеньям и праздникам все сообща отправлялись на службу в Успенский собор Кремля или в храм Христа Спасителя. Частенько мальчики пользовались этим как возможностью незаметно сбежать и обеспечить себе час-другой прогулки. Хотя Жуков потом вспоминал, как нравилось им слушать изумительный синодальный хор в Успенском соборе, и особенно тамошнего протодьякона Розова, от чьих возглашений дрожали стекла и колебалось пламя свечей.

На четвертом году ученичества Пилихин-старший впервые взял Георгия с собой на прославленную ярмарку в Нижнем Новгороде, где им была арендована лавка для оптовой торговли мехами. В обязанности Георгия входили главным образом упаковка проданного товара и отправка его по назначению через городскую пристань на Волге, пристань на Оке или через железнодорожную товарную контору. Жуков, выросший на берегу маленькой тихой Протвы, был тогда потрясен величием Волги. Да и изобилие знаменитой ярмарки, куда съезжались купцы со всей России и торговцы из других стран, произвело на него сильное впечатление.

И вот на шестнадцатом году жизни Георгий завершил обучение и стал молодым мастером. Хозяин его ценил и за старание, и за честность, доверял денежные суммы, которые надо было внести в банк или, наоборот, получить по чеку. Поручал упаковку грузов и отправку их по товарным конторам.

«Мне нравилась такая работа больше, чем в мастерской, где, кроме ругани между мастерами, не было слышно других разговоров, – признавался в мемуарах Жуков. – В магазине – дело другое. Здесь приходилось вращаться среди более или менее интеллигентных людей, слышать их разговоры о текущих событиях».

Поначалу Георгий согласился с предложением Пилихина остаться жить при мастерской, но потом предпочел снимать жилье, чтобы иметь больше самостоятельности и освободиться от хозяйских поручений, которые для него постоянно находились после завершения рабочего дня.

Скорняжное ремесло он освоил в совершенстве, и много лет спустя дочери маршала вспоминали, что они никогда не покупали себе шубки, не спросив мнения отца, поскольку он разбирался в меховых изделиях лучше, чем кто-либо другой из их окружения.

Во время отпуска в деревне Георгий помогал родным и односельчанам на сенокосе. По вечерам парни и девушки собирались возле амбара – пели песни, плясали почти до рассвета. Георгий слыл среди односельчан парнем лихим и веселым, поистине «грозой девок». А тем из ровесников, кто отваживался приревновать свою зазнобу к почти уже настоящему городскому мастеру, могло не поздоровиться. Или, как минимум, он оказывался всеобщим посмешищем.

Однажды местный почтальон Филя сцепился с Георгием из-за некой Мани Мельниковой. Жуков не отходил от нее на вечерних посиделках, танцевал с ней. Позднее Георгий Константинович вспоминал: «Я когда молодым был, очень любил плясать. Красивые были девушки!» А когда Филя выхватил свой служебный револьвер и закричал: «Еще раз станцуешь с Маней, убью!» – храбрый Георгий вырвал у противника оружие, швырнул в кусты и как ни в чем не бывало опять пустился в пляс. Филя под общий хохот был вынужден ретироваться.

А потом Георгий влюбился, но девушка по имени Нюра Синельщикова взаимностью ему не ответила, а вскоре вышла замуж за другого. Узнав об этом, Жуков бросился к ее дому, крича: «Нюрка, что ты сделала?!» Он готов был затеять драку с ее новоиспеченным мужем, но мать и сестра еле-еле успели увести Георгия прочь и успокоить.

Сердечное огорчение вскоре забылось, и молодой Жуков снова стал душой компании на деревенских гулянках.

Его дальнейшая жизнь могла бы пойти по относительно ясному пути – и быть бы Георгию Константиновичу сначала помощником хозяина, а потом, вполне возможно, и партнером. Красовалась бы на Кузнецком мосту вывеска мехового магазина фирмы «Братья Пилихины и Жуков»… Или собственное дело мог открыть – при его-то организаторском таланте это обязательно получилось бы. Был бы Жуков почтенным предпринимателем и главой большой семьи…

Но тут вмешались совсем другие силы. Началась Первая мировая война.

Поначалу казалось, что она закончится быстро. Патриотически настроенные молодые люди даже огорчались, что всех врагов разобьют без них. Александр Пилихин предложил Георгию, не дожидаясь призыва, сбежать на фронт. Идея понравилась, но все же Жуков решил посоветоваться с одним из почтенных мастеров, Федором Ивановичем, которого особенно уважал. В воспоминаниях маршал описывал старого мастера как убежденного большевика, который привел ему классово правильные аргументы против такой затеи. Мол, у Саши отец богатый, ему есть за что воевать. А твоего отца выгнали из Москвы, теперь и он, и мать впроголодь живут… «Вернешься калекой – никому не будешь нужен».

Но и сам старший Пилихин отнесся к идее идти воевать более чем скептически. «Если хочешь, я устрою так, что тебя оставят на год по болезни и, может быть, оставят по чистой», – предложил он помощнику. Жуков возразил, что он вполне здоров и способен идти воевать за Отечество. Пилихин тяжко вздохнул: «Ты что, хочешь быть таким же дураком, как Саша?…» Тот все же осуществил авантюрную затею, но через несколько месяцев был привезен в Москву с тяжелым ранением. Потом, несмотря на последствия тяжелой раны, в феврале 1918 года старший из братьев Пилихиных вступит в Красную армию и погибнет в боях под Царицыным…

Георгия призвали в армию летом 1915 года. 7 августа он впервые надел военную форму – это произошло в Малоярославце. «Вечером нас погрузили в товарные вагоны и повезли к месту назначения – в город Калугу. Впервые за все время я так сильно почувствовал тоску и одиночество. Кончилась моя юность…» – такие чувства одолевали тогда Георгия, которому не исполнилось еще и девятнадцати лет.

Тем не менее он искренне радовался, что попал в кавалерию. Насмотревшись еще до того на наскоро обученных прапорщиков и унтер-офицеров, не нюхавших пороха, которых никто не уважал, Жуков специально не сообщил на призывном пункте правильные сведения о своем образовании, указал лишь то, что окончил два класса церковноприходской школы, хотя, по его собственным словам, имел право оказаться в школе прапорщиков как призывник, окончивший четырехклассное училище.

В Калуге новобранцев построили в колонну и повели куда-то за город. Один из них поинтересовался у ефрейтора, куда они направляются, и получил в ответ рекомендацию никогда не задавать таких вопросов начальству. Наутро оказалось, что будущие кавалеристы для начала будут учиться пехотному строю. Старались как могли, однако начальство осталось недовольным и гоняло новобранцев так, что они чуть было не остались без ужина. «Втягиваться в службу было нелегко. Но жизнь нас и до этого не баловала, и недели через две большинство привыкло к армейским порядкам».

Ефрейтора Шахворостова, командира отделения, Жуков описывал как необъяснимо злого человека, который не просто пролаивал слова команд, но и непрерывно размахивал кулаками. «Добра от такого не жди…» – шептались новобранцы. «Самоволия я не потерплю!» – прогремел подошедший к ним взводный командир. Начальство следующей ступени, ротный командир штабс-капитан Володин, снизошел до новобранцев только через две недели и никакого интереса к подготовке не проявил, чем несказанно удивил добросовестного Жукова.