Серго положил руку на плечо Самуила:

— Ты устал, наверное, давай я дочитаю.

«Луна клонилась к закату, а поезда все не было. Сон налил все тело Кация сладкой истомой. Он не мог больше сопротивляться. Кация лег, положил голову на рельс и рукой прижал к себе ружье. «Когда поезд станет подходить, рельс задрожит, я тотчас же вскочу», — успел он подумать и крепко заснул.

Не прошло и получаса, как показался поезд. Вагоны ослепительно блестели при лунном свете. Колеса скользили по рельсам бесшумно, словно берегли сон Кация. Поезд приближался. Кация задышал учащенно, казалось, вот-вот он проснется и вскочит на ноги. Но, увы, ему только приснилось, будто он услышал приближение поезда и вовремя вскочил.

Поезд весь золотой, и сидят в нем люди в золотых одеждах с бритыми лицами и смотрят на Кация сердитыми глазами. Как будто они уже узнали, что Кация не выдержал до конца и заснул. Кация хочет оправдаться, но язык не подчиняется ему.

«Ох, погубил я жену и детей, сошлют меня в Сибирь!» — с тоской думает Кация, и дыхание его учащается.

Поезд проскользнул по рельсу, на котором лежала голова Кация, и продолжил свой путь.

На рассвете железнодорожный сторож обходил линию и набрел на труп с отрезанной головой. Это был Кация Мунджадзе…»

Серго закрыл книжку.

— Страшно!

— Я говорил, все как в жизни, — снова напомнил Самуил.

— Откуда это тебе известно? — спросил Серго.

Самуил рассказал, что ему еще не было восьми лет, когда отец, чтобы как-нибудь прокормить большую семью — восемь сыновей и две дочери — отвез его из Парцхнали (это такое же маленькое селение, как и Гореша, где родился Серго, только в Гореша шумит незамерзающая речка Квадаура, а в Парцхнали — Джихвела) в Ахалцихские горы, отдал в подпаски. У костра на кочевках мальчик слышал рассказы и пострашнее, видел людей на все готовых…

Прощаясь, Серго предложил меняться интересными книгами, а еще лучше читать вместе. Вскоре Самуил принес книгу о Прометее, потом стихи Некрасова, «Историю одного города» и «Господа Головлевы» Щедрина.

Самуил окончил училище на год раньше Серго, уехал в губернский центр — Кутаис и поступил там в сельскохозяйственное училище. Он часто писал другу, советовал, что читать, прислал в подарок «Утопию» Томаса Мора, «Что делать?» Чернышевского, «Историю одного молодого человека» и «Кто виноват?» Герцена, книгу Чарльза Дарвина о кругосветном путешествии на корабле «Бигль». Одно письмо было посвящено драме Карла Гуцкова «Уриэль Акоста». Самуил описывал, как он с соучениками выступил против полицмейстера Тер-Акопова, запретившего после второго акта ставить эту популярную в ту пору пьесу.

В следующем году на пасхальные каникулы мальчики снова встретились в Белогорах. Самуил приехал из Кутаиса, Серго — из Тифлиса, где он начал учиться в фельдшерской школе при Михайловской больнице. На любимой поляне, в узкой расселине между скалами, Буачидзе впервые признался, что один из преподавателей сельскохозяйственного училища — это был известный профессиональный революционер Миха Цхакая — помог ему вступить в социал-демократический кружок.

— После столкновения с Ренненкампфом, — объяснял Самуил, — я понял, что должны существовать люди, ведущие борьбу с самодержавием, надо их искать и найти. Читать запрещенные книги, втайне изучать грузинский язык и литературу — этого еще слишком мало. От одного русского студента — он был на каторге в Сибири, теперь отбывает ссылку на Кавказе — я слышал, что в нашем возрасте или еще раньше двое друзей — Александр Герцен и Николай Огарев — поднялись на гору и, обратившись лицом к Москве, поклялись, что вся их жизнь будет отдана одному — борьбе за свободу. Годы, испытания, несчастья — ничто не сломило, не поколебало их клятвы. Отправляясь во вторую ссылку, Герцен сказал больной жене, тяжело переживавшей гибель двоих детей: «У нас в России надо уметь ненавидеть из любви и презирать из гуманности. Надо обладать беспредельным мужеством, чтобы высоко держать голову, имея цепи на руках и ногах».

Серго порывисто обнял Самуила:

— Клянусь всем, что дорого мне, памятью отца и матери!

— Значит, до конца?

— На всю жизнь!

Самуил вытащил из-за подкладки своей форменной тужурки тетрадь.

— На, прочти, потом вернешь.

Это была отпечатанная на гектографе работа Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?»

Как-то в 1904 году поздней ночью на сходку сошлись крестьяне села Парцхнали. На укромной лесной поляне собралось около двухсот человек. Среди них были отец, мать и четыре брата Буачидзе. Крестьянам заранее сказали, что приедет представитель из центра, возможно из Тифлиса. Действительно, вскоре показались трое неизвестных. Один, пожилой, рыжеватый, заметно хромал. Собранию его представили как прибывшего издалека большевика — товарища Ноя. Он и выступил с докладом.

Наутро, ничего не подозревая, мать — Алваси Окропировна — недовольно заметила двадцатидвухлетнему Самуилу:

— Почему вчера не пришел на собрание, ты бы много хорошего услышал.

Отец — Григорий Глахинович — добавил:

— Видно, этот Ной сам из крестьян, знает, чем нашу беду лечить. Правильно он объясняет, надо свои вооруженные отряды создавать, старшин и полицейских народными избранниками заменять, а поджигать леса без разбору — это вредное дело, свое будущее богатство уничтожаем.

Самуил поинтересовался, где можно найти товарища Ноя. Отец развел руками: кто знает, куда он направился, дело тайное!..

Из всех родных Буачидзе один Моисей с самого начала хорошо знал, что его двоюродный брат, мягкий, застенчивый сельский учитель Самуил, и боевой пропагандист, любимец имеретинских крестьян товарищ Ной — одно и то же лицо.

Товарищ Ной тогда уже возглавлял уездную организацию Российской социал-демократической рабочей партии.

В партию Самуил вступил еще в выпускном классе сельскохозяйственного училища в 1902 году. Это была пора большого взлета рабочего и общественного движения на Кавказе. Почти во всех основных районах Грузии действовали социал-демократические организации и группы ленинско-искровского направления. Начала выходить нелегальная газета «Брдзола» («Борьба»). Ее первый номер открылся статьей Иосифа Сталина.

«…Грузинское социал-демократическое движение не представляет собой обособленного, только лишь грузинского рабочего движения с собственной программой, оно идет рука об руку со всем российским движением и, стало быть, подчиняется Российской социал-демократической партии…»

В Тифлисе на первом съезде социал-демократических организаций четырнадцатью голосами против одного был создан Кавказский союз РСДРП. Съезд одобрял ленинскую тактику, программу и интернациональный принцип построения партии.

Сразу после съезда Миха Цхакая, избранный в состав Кавказского союзного комитета, пригласил Самуила.

— Твои планы не изменились?

— Я, батоно Миха, все-таки решил стать народным учителем. Подал заявление на краткосрочные курсы.

— Народным учителем! Да, это твое призвание, Самуил… Курсы в Кутаисе?

— Нет, в Озургетах[2].

— Так не уезжай. Дадим литературу, ждем новые номера «Искры»…

После окончания курсов Буачидзе получил назначение в один из самых глухих уголков Грузии — селение Никорцминда, затерянное среди гор и лесов Верхней Рачи. Самуил принял это как удачу. В Раче крестьяне жили особенно бедно, бесправно. Интеллигентный человек туда попадал в кои-то веки!

Через несколько месяцев пришла открытка. Хорошо знакомый почерк Миха Цхакая. Текст также не оставлял сомнения. «В домашнем кругу мы посоветовались. Иного выхода нет, надо хлопотать перед начальством, может быть, войдет в положение — переведет в какую-нибудь школу нашего уезда».

Цхакая заранее нашел Самуилу влиятельную протекцию. Прошение было благожелательно рассмотрено — Буачидзе перевели учителем в Белогоры. В то самое двухклассное министерское училище, где когда-то учился он сам. Куда лучше!