Я с трудом поспевала за его темпом речи, но когда весь смысл этой тирады дошел до меня, я едва не рассмеялась ему в лицо.
- Стоп, подождите, Поль! Я слышала, что французы любвеобильны, но чтоб так сразу…- теперь я не знала, куда себя деть.
- У Вас превосходное образование, мы смогли бы многого добиться вместе, и мой отец сказал, что даст согласие на наш брак.
- Что, уже и отец одобрил?! – тут мне откровенно стало смешно, но ненадолго, - нет, Поль, на меня прошу не рассчитывать в этом деле.
- Пожалуйста, госпожа, подумайте, - не унимался он, - обещаю, что не коснусь вас и пальцем, пока мы не обвенчаемся…
Я уже открыла рот, чтобы приступить к паре отрезвляющих слов, но меня опередили.
- Да как ты осмелился, мальчишка, говорить о подобных вещах с моей невестой?! - В нескольких шагах от нас стоял барон Хэдли, и он разворачивал плеть, сжигая глазами испуганного Поля, - тебе не пристало и глаза поднимать на благородную даму! Ты хоть знаешь, что тебе будет за такие крамольные беседы?
Когда-то я хотела увидеть проявление истинных чувств в Оливере, но определенно – не таких. Когда я встала между женихом и Полем, то сама чуть не попала под плеть. Чтобы я ни говорила Оливеру, он меня не слышал, продолжая угрожать молодому человеку. Оливер вдруг стал абсолютно чужим мне человеком. Неужели мой будущий муж такой и есть, жестокий и надменный воин? Я смотрела на своего избранника, словно видела его впервые, пока он резко не развернулся ко мне:
- А Вас, леди Элизабет, я прошу не забывать, что теперь Вы не безвестная послушница, грехи которой остались за стенами монастыря, а невеста знатного английского барона.
- Какие еще грехи? - возмутилась я.
- Я, признаться, не ожидал, что Вы позволите себе слушать такие речи от первых встречных, это совершенно непозволительно, - меня пугал его тон, но от слова к слову он не менялся, - не давайте мне более повода усомниться в Вас, леди Элизабет!
Оливер продолжал разить своей холодной надменностью, делая мне по-настоящему больно. Впоследствии я пыталась объяснить самой себе, что он просто следует канонам поведения своего времени, но он грубой рукой «прижал» к земле мою парящую от недавнего счастья душу.
В тот же день мы переехали в другой дом. Я старалась не попадаться ему на глаза и не говорила с ним с того момента. Утром я долго не выходила из своей комнаты, настроение было гробовым, и тогда ко мне пришел сам барон.
Он снова был сдержанным благородным аристократом. Оливер спросил, как мое самочувствие, и напомнил, что в субботу я должна блистать на приеме у Грейстоков. Оказалось, он уже позаботился о хорошей портнихе для меня и хотел ее представить. Я немного «остыла» от обиды, к тому же мне польстили его забота и внимание. Все-таки я его любила, а потому приняла от него даже такое «завуалированное» извинение.
При первой встрече мы обсудили с мадам Джеральдиной, лучшей местной портнихой, мою будущую прическу, головной убор, эскиз платья. Мы с энтузиазмом выбрали ткань для него, яркий малиновый бархат, и черное итальянское кружево для украшения по краям и на лифе. Мы неплохо подружились со швеей, и она выразила удивление моей неосведомленностью в отношении моды:
- Вы, наверное, иностранка и недавно прибыли сюда?
- Я прибыла сюда с совсем другими целями, а остаюсь – по личным причинам, - таинственно улыбнувшись, ответила я.
- Но на образование Вам родители, как видно, не поскупились. Однако, Вы очень добрая и открытая душа, леди Элизабет, такая, каких нет среди здешних дам. Мне очень приятно работать с Вами. Вы на удивление просто общаетесь с обычными людьми! У Вас будет много друзей, госпожа.
И, понятное дело, что она в тот же вечер поведала обо мне своим подругам.
А на следующий день она рассказала о семье городского врача, с которой лично имеет знакомство. Джеральдина упорно и долго говорила о молодом пасынке своей подруги по имени Поль:
- Замечательный молодой человек и, кстати, перспективный начинающий адвокат. Семья его отца очень уважаема в нашем городе, - и, продолжая расхваливать Поля, женщина искоса поглядывала на меня.
- К чему Вы это говорите, мадам Джеральдина? – не выдержала я.
- Да что ж непонятного, леди Элизабет? Поль Вас полюбил!
- О какой любви идет речь? Мы знакомы всего один день! Это смешно.
- Какая разница, леди? Если Вы влюблены, то время не имеет значения. Подумайте, кто Вам больше по сердцу: хмурый воин с северных земель или добрый юноша с честными намерениями?
- Вы говорите словами Поля, а ему всего восемнадцать, он совсем мальчишка, - заметила я.
- Вы и сами открыты, как ребенок, леди, и Вам будет сложно со своим нынешним избранником. Поверьте мне, дитя мое.
- Я знаю. Но я приняла решение, - ответила я.
Похоже, эти слова, произнесенные довольно грустно, Джеральдина передала молодому Полю. На другой день портниха вручила мне письмо:
- Поль очень просил передать его. Он сказал, что за Вами осталось последнее слово, госпожа.
Мне вдруг показалось, что сейчас войдет в комнату сэр Хэдли, и все услышит, или же кто-нибудь донесет ему. А гневить Оливера мне вовсе не хотелось. В какой-то минутной панике я схватила протянутое письмо и без раздумий отправила в огонь. После этого мне полегчало.
Вечером я сказала барону, что решительно отказываюсь от услуг Джеральдины. Больше я ее не видела, а платье дошивала мне другая портниха.
Весь вечер у графа Грейстока я нервничала, как бы не сделать чего-нибудь предосудительного, но ужин прошел хорошо, даже великолепно.
Я понемногу осваивалась в 14 веке. Когда графиня Грейсток поинтересовалась, почему я так мало ем, я честно ответила, что не привыкла есть подобные блюда без вилки. На меня вдруг обратилось всеобщее внимание. Оказывается, вилка еще не вошла в обиход всей знати, но королевские особы уже начали использовать ее. Посыпались вопросы о моем происхождении и родственниках, и я невольно стала искать поддержки у Оливера. Он ответил на все это уклончиво и немногословно, чем и прекратил расспросы окружающих. Однако их любопытство не угасло, и некоторые из присутствующих стремились завести со мной разговор. В основном, беседы состояли из банальных, ничего не выражающих фраз, но при этом я не один раз слышала комплимент своему голосу. Если раньше я стеснялась своей манеры разговаривать, то после этого вечера обнаружила, что мужчинам даже нравился мой акцент.
Барон не любил танцевать, а я еще не научилась этого делать, и потому отказывала всем приглашающим, оставаясь рядом с женихом. Но была и еще причина – одна неприятная особа с сомнительными намерениями относительно моего Оливера. А когда я узнала, что они уже давно знакомы, то и вовсе не отходила от него ни на шаг. И, по-моему, Оливеру это было даже приятно.
Я внимательно слушала светские беседы, следила за присутствующими господами и впитывала все, как губка. Мне хотелось быть подстать своему воспитанному жениху, и, чтобы его знакомые женщины, какими бы они ни были, исчезли для него отныне и навсегда.
На следующий день нам пришли приглашения на обеды в нескольких видных домах Сан-Жан-де-Мольен, но Оливер предупредил, что через пару дней нам уже следует выезжать домой. Наступало время морского отлива, а нам надо еще было добраться до порта в прибрежном городе, откуда должен был отплывать его знакомый на своем корабле в Англию.
Мне хотелось принять эти приглашения и набраться опыта в общении с благородными господами, но Оливер лучше знал, что нам надо, и мы отказались от приемов.
Я купила для поездки несколько платьев, полушерстяных и легких, столько же рубах из фламандской ткани, синий плащ из гладкого бархата с большим капюшоном. Времени оставалось мало, но я все-таки заказала своей портнихе женский костюм, состоящий из жилета, длинной приталенной куртки по подобию сюртука и широких брюк.
- Да где ж это видано, что бы дамы в штанах разъезжали. Леди Элизабет, одумайтесь, это может не понравиться сэру Хэдли, - запротестовала новая портниха, уже заметившая серьезный нрав моего жениха.
- А если нам вдруг придется пересесть из кареты на коней, ведь всякое может на дороге случиться? А бархатом полы подметать мне жалко.