— Да, мадам.

— В его возрасте всё любят, — сказал хозяин.

— А если и не любят, то все равно уплетают, — добавил помощник.

Хозяин засмеялся. Ел он быстро, нервными движениями ломал хлеб или тыкал вилкой в тарелку. Движения хозяйки, напротив, были замедленными. Она держала вилку большим и указательным пальцами, изящно приподняв остальные. Всякий раз, когда Жюльен смотрел на нее, она улыбалась, кивая головой. Серая полосатая, как тигр, кошка, которую Жюльен еще не видел, взобралась хозяину на плечи и выгнула спину.

— Красотка моя, — сказал он, — тебе-то плевать на всех этих болванов! Плевать, да и только!

Хозяйка выпрямилась, откинула назад голову и замерла с вилкой в руке, устремив взгляд на мужа.

— О ком ты?

— Да об этих паршивцах из Народного фронта, черт побери!

Она вздохнула, снова принялась за еду и сказала:

— Ты мог бы выбирать другие выражения!

Каждая шутка хозяина вызывала смех у молоденькой продавщицы, Виктора и Мориса. Служанка ела, не поднимая головы. Жюльен время от времени замечал, что она наблюдает за ним.

Окончив есть, хозяин посадил кошку на колени и принялся ее гладить.

— Сегодня утром какой-то тип оставил газету «Попюлер»[2] в кафе «Коммерс». Я принес первую страницу, чтобы вы могли ею насладиться, — сказал он.

Он вытащил из кармана измятый газетный листок, развернул его и пробежал глазами. Затем прочитал вслух.

— Послушайте золотые слова этого отребья. «Все аргументы наших противников разбивает очевидный и, пожалуй, самый поразительный факт: во Франции теперь свободнее живется, спокойнее дышится и повседневный труд стал легче и радостнее. Именно это обстоятельство и составляет силу Народного фронта».

Читая, хозяин раздражался все больше и больше. Он размахивал руками, как заправский оратор. Окончив чтение, он резким движением смял газету, бросил ее на пол и закричал:

— Дать бы им хороший пинок в зад!

— Эрнест! — воскликнула хозяйка. — Ты же не у себя в цехе.

Кошка прыгнула на буфет.

— Они меня доводят до белого каления. Неужели нельзя перевешать весь этот сброд?

Потом, внезапно успокоившись, он обернулся к кошке и пробормотал:

— Иди сюда, кисонька, иди скорей, красавица. Я не на тебя кричал. Ты хорошая. Я рассердился на этих идиотов.

Хозяйка сделала знак Морису и показала в направлении двора. Морис сразу же поднялся.

— Пойдем, Жюльен, — сказал он.

— В верхней духовке, — сказал хозяин.

Они вышли.

— Мы идем за вторым, — пояснил Морис.

Они вошли в цех. Морис открыл верхнюю духовку. Там стояла жаровня с бифштексами и круглая миска, полная лапши.

— Лапши тут завались, — сказал Морис, — ты ее любишь?

Жюльен пожал плечами.

— Ем, но без особого восторга.

— Ну, старик, знай, что хозяин ее обожает. Прежде всего потому, что ее легко и быстро готовить. Так что тебе придется ее полюбить.

Чтобы не обжечься, они взяли тряпки и понесли блюда на стол.

— Отлично! — восторженно воскликнула госпожа Петьо. — Отлично, милый Жюльен. Надеюсь, вы любите лапшу?

— Да, мадам.

Жюльен получил пинок под столом, и Морис кашлянул два раза.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Люблю, когда ученики едят с удовольствием.

Хозяин окончательно помирился с кошкой. Она потерлась спиной о ножку буфета в стиле Генриха II и потом вскочила на колени господину Петьо.

Хозяйка и ее сестра пили белое сухое вино. Хозяин и Виктор — красное, все остальные — воду. На столе стояло два графина: один для служанки и продавщицы, другой — для Мориса и Жюльена.

Когда мясо и лапша были съедены, служанка поднялась и вынесла посуду, нагибаясь, чтобы не задеть за притолоку двери.

— Эрнест, я предлагаю отпраздновать приход к нам Жюльена и устроить десерт по-воскресному, — сказала госпожа Петьо. — Ты согласен?

— Конечно, — отозвался хозяин.

Он в это время укачивал кошку, как младенца.

— Тогда, Колетта, принесите сладкий пирог.

Продавщица пошла в магазин. Хозяин налил всем по полстакана белого вина.

— Не я бы должен вас угощать, — рассмеялся он, поставив бутылку. — Господину Морису следовало бы обмыть свое повышение. Ведь теперь он будет получать не двадцать пять франков, а все тридцать монет.

— Тридцать монет, — сказал Виктор, — это десять пачек табаку. Теперь ты всех нас будешь угощать.

Сразу после обеда они вышли из-за стола и поднялись в свою комнату. Виктор смазал бриллиантином волосы, тщательно причесался, прочищая ногтем зубцы гребешка. Он сменил белую куртку на коричневую, с молниями. Посмотрелся еще раз в небольшое зеркальце, висевшее на дверце его шкафа, и быстро вышел.

— Видишь, как его разбирает, смешно! — сказал Морис.

Едва дверь закрылась за Виктором, вошел Дени с сигаретой в зубах.

— Мне одну не подкинешь? — попросил Морис.

— Ах ты, старый попрошайка!

Дени извлек из кармана пачку «Элегант». Морис взял сигарету. Жюльен отказался. Дени не стал настаивать и протянул Морису зажженную спичку.

— Нет, не сейчас, я ее выкурю вечером. А то хозяин может в любой момент зайти поинтересоваться, как устроился Жюльен.

Он открыл свой шкаф и спрятал сигарету под стопку белья, аккуратно сложенного на полке. Дени поставил на пол большой чемодан и стал бросать туда свою одежду.

— А мне теперь начхать на хозяина, — сказал он. — Уже два года я этого жду. Могу одно сказать: я очень рад.

Морис молчал. Он присел бочком на подоконник, свесив одну ногу и болтая другой, и поглядывал то в окно, то в комнату. Солнечные лучи уже больше не проникали в спальню, но их блики, отраженные узкой цинковой крышей, слабо светились на потолке. Было жарко, снизу — из цеха — просачивались запахи.

— Я тебе оставлю своих красоток, — сказал Дени, показывая Жюльену фотографии, приклеенные на внутренней стороне его шкафа.

Жюльен подошел ближе. Там был портрет Вивиан Романс и еще три фотографии актрис в купальных костюмах. Дени снял портрет Джо Луиса, который был прикреплен лишь кнопками.

— Этого, — сказал он, — я тебе не оставлю.

Он аккуратно сложил фотографию и сунул ее в чемодан.

— Зря ты пихаешь белье как попало, — заметил Морис. — Суешь в одну кучу и чистое, и грязное. Так все запачкается и изомнется.

Дени выпустил струю дыма через нос, потом через рот, бросил окурок на крышу и сказал:

— Мне на это плевать. Я поступлю на новое место не раньше чем через месяц. Моей старухе хватит времени разобраться в этом барахле. Она все выстирает, я ее знаю. Впрочем, она права. Мы, конечно, в золоте не купаемся, но насекомых не терпим.

— Это уж ты загнул, — сказал Морис.

— Уверяю тебя, что мать не позволит мне даже в дом войти с этим чемоданом. Когда я приезжаю, она берет мое белье и стирает его во дворе. По крайней мере тогда она знает, что мы не занесем в дом эту нечисть. Ты смеешься, но стоит завестись одному, как их будет полон дом. С ними потом годами не справишься.

— Что за насекомые? — спросил Жюльен.

Дени посмотрел на него, потом на Мориса и спросил:

— Ты что, еще не посвятил его?

— Подожди, сам узнает.

— Здесь клопов не оберешься, — сказал Дени, — так и кишат.

— Где ж они? — спросил Жюльен. — Я еще ни одного не видел.

— Днем они не вылезают. Но сейчас я тебе их покажу. Будет удивительно, если я их не найду.

Он подошел к ближайшей кровати, приподнял одеяло и простыню и склонился над матрацем. Отогнув шов в одной из складок, он знаком подозвал Жюльена.

— Вот, видишь, — сказал он. — Здесь в одном месте сразу три. Я тебе сейчас покажу, как их уничтожают. Подержи минутку.

Жюльен уставился на трех неподвижных клопов и замер.

— Ну что ж ты? Держи, если хочешь, чтобы я тебе показал.

Жюльен сделал усилие и зажал пальцами материю. Клопы по-прежнему не шевелились. Они были сантиметрах в двух от его пальца.