Пролог

В шесть лет, посапывая на заднем сиденье папиной машины, я впервые увидела конец света. Тем утром дедушка проповедовал о любви к ближнему своему, и я уснула, пытаясь понять, каких именно ближних он имел в виду: вообще всех или только ближайших соседей.

Слава богу, Табита Синд, жившая в несколько домах от нас, ближайшей соседкой не была. Вряд ли я могла нести ответственность за то, что ни капельки ее не люблю. Она ведь таскала меня в садике за волосы, и не просто так, а нарочно!

По пути домой после воскресного обеда у меня слипались глаза, хотя я усиленно думала о том, что мне, видимо, все-таки придется найти для Табиты местечко в сердце. Так сказал дедушка. Я пыталась понять, как совершить такой сказочный подвиг. На ходу машина покачивалась, по заднему стеклу танцевали отблески солнечных лучей, и с каждым разом мои глаза оставались закрытыми все дольше и дольше, пока наконец я не погрузилась в глубокую дремоту.

Точнее так мне казалось. Уже спустя несколько секунд ослепительной вспышкой возникло видение, да еще и такое яркое, что разболелась голова. Видения у меня бывали и раньше, но только во сне. И еще никогда они не были такими четкими и отчаянными, чтобы стало трудно дышать.

Они приближаются…

И они убьют всех на своем пути.

Проснулась я под собственные крики. Мама развернулась на пассажирском сиденье и протянула ко мне руки. Папа свернул с дороги, чуть не врезавшись в фуру, и, наклонившись вбок, резко затормозил на обочине. Из-под колес поднялся столб грязи, и мир за стеклами превратился в бурый туман. Расстегнув мой ремень безопасности, мама перетащила меня к себе на колени.

А я никак не могла прийти в себя. Пока грязь оседала на стеклах машины, я кричала и кричала от ужаса, хотя и не могла взять в толк, что происходит. Но одно знала наверняка: мы все умрем. Хватаясь за мамину куртку, я умоляла родителей, самых умных людей из всех, кого знала, остановить тьму. Они обеспокоенно переглянулись. Мама прижала меня к себе и спросила у папы:

— Неужели время пришло? Так скоро?

Папа стиснул зубы, и в ясных серых глазах блеснули слезы.

— Где, звездочка? Где врата?

Дрожа как осиновый лист, я не могла как следует сделать вдох, чтобы заговорить, поэтому показала трясущимся пальцем куда-то за каньон, за черту нашего родного Райли-Свитч, за изгибы и повороты проезда Або. Туда, где до сих пор стоят руины пуэбло — священная земля, откуда на Землю придет конец света.

По земле и грязи папа поехал туда, куда я показывала, но мама умоляла его остановиться. Подождать. Привести помощь.

— Времени нет, — решительно сказал он.

Мама обняла меня еще крепче, и я перестала понимать, кто из нас сильнее дрожит.

Мы объехали покрытый травой холм и увидели то, что папа назвал вратами. Но это не было похоже ни на какие из тех ворот, что я видела раньше. Прямо посреди дневного неба зиял похожий на зигзаг молнии раскол, сквозь который сочилась ночь. Вот только то была не ночь. В густой маслянистой черноте толпились сотни темных духов, которым не терпелось попасть в наш мир. Тогда я этого не знала. Лишь через десять лет я поняла, что собственными глазами видела трещину в ткани реальности — портал между двумя мирами, который ни в коем случае нельзя было открывать.

***

Когда мы остановились, яркие края раскола искрились и потрескивали. Машину качало от воющего, как койот в ночи, ветра. В стекла со скребущими звуками бросались пыль и грязь, а я не могла отвести глаз от раскола в небе и боялась пошевелиться, совершенно не понимая, что происходит. Но где-то в глубине души я уже тогда знала, что тьма принесет с собой смерть.

Нет, не просто смерть.

Полное уничтожение.

Мама с папой тоже замерли. В их глазах я заметила ужас. Сглотнув собственные страхи, папа потянулся за лежавшим на заднем сиденье дневником, который повсюду носил с собой и куда постоянно что-то записывал прописными буквами. Я так писать еще не умела. Когда он открыл дверь, мама рванулась за ним и схватила за рукав голубой рубашки. Папа оглянулся, и в тот самый момент я разглядела всю глубину любви сильного красивого мужчины с рыжими волосами и колючей щетиной к прекрасной женщине, чьи длинные локоны цвета корицы лежали на плечах и щекотали мою мокрую щеку.

Папа взял мое лицо в большие ладони.

— Я люблю тебя больше всего на свете, звездочка. Ты ведь это понимаешь?

Мне хотелось кивнуть, но от страха ничего не вышло.

— Навсегда.

Это простое слово было девизом нашей семьи. Навсегда. Никакие другие слова нам были не нужны. Поцеловав в лоб, папа отпустил меня и прижался к маминым губам. Их поцелуй получился отчаяннее, чем я ожидала.

Оторвавшись от мамы, папа больше не оглядывался назад. С дневником в руках он выскочил из машины и побежал к расколу. Мама подхватила меня на руки и бросилась за ним, но папа уже стоял на холме сразу за руинами. Ветер был такой сильный, что мама споткнулась, и нам пришлось спрятаться за кустами. Папа читал что-то из дневника, как вдруг под натиском ветра упал на колени, но не сдался и продолжал читать, перекрикивая шум. Я едва его слышала и не понимала ни словечка.

— Он справится, звездочка, — сказала мама, прижимая меня к себе. — Вот увидишь, он закроет врата.

А я смотрела лишь на тени, которые дымчатыми змеями мчались мимо нас к холмам.

Мама начала напевать что-то похожее на молитву, но и тут я не поняла ни единого слова. Она закрыла глаза и еще крепче прижала меня к себе. От беспощадного ветра красивые волосы запутывались в ветвях куста. И вдруг все закончилось. Исчез ветер, стих шум. Мама подняла голову и посмотрела туда, где стоял папа. А секунду спустя мы сорвались с места.

Держа меня на руках, мама бежала к машине. Она велела мне закрыть глаза и бормотала какие-то ободряющие слова, но я знала, что все это неправда. Я видела то, что видела мама. Раскол в небе завихрился, и облака вокруг него закружились яростным торнадо.

С громким треском вернулся ветер и очередным порывом швырнул нас на землю. Но мама не собиралась покоряться стихии. Поднявшись на колени, она изо всех сил боролась с вихрем. До машины мы все-таки добрались. Мама попыталась открыть дверь, но вдруг застыла. Послышался тихий вздох. Оторвав от себя, мама принялась заталкивать меня под машину, а я смотрела на текущие по ее щекам слезы, на спутанные волосы и огромные от страха глаза.

А потом она прошептала мне свое последнее слово:

— Прячься.

Долю секунды спустя маму отобрали. Я цеплялась за ее блузку, и меня по инерции швырнуло вперед. Я упала, но там, где только что была мама, оказалась пустота.

Ветер отчаянно завыл. Я поднялась на четвереньки и поползла искать маму, но вместо нее рядом оказалось чудовище. Огромное, как дерево. С блестящей на солнце черной чешуей. С длинными, как мои ноги, когтями и острыми, как клыки змеи, зубами. Оно смотрело на меня и чего-то ждало. Я сжала кулаки и стиснула зубы, стараясь не замечать, как печет в глазах от волос и пыли.

А потом произошло нечто странное. Монстр рассеялся, превратился в темный блестящий туман, и я его вдохнула, ощутив горячий и едкий привкус чуждой сущности. Я проглотила этот привкус, и в горле запекло, а легкие словно обдало огнем. Чудовище исчезло. Его больше не было, но теперь мы были одним целым.

В тот момент я все поняла.

— Нет!!!

Мы обернулись, увидели бегущего к нам незнакомого человека и подумали, что он выглядит смешно.

— Нет! — снова закричал он, перекрикивая ревущий ветер, и упал возле нас на колени. У него были бледные каштановые волосы, бледные голубые глаза и кожа цвета мела. А еще у него был крайне недовольный вид. — Нет, черт возьми! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Это я тебя призвал! Я, а не она!

Он кричал нам в лицо, и нам это не понравилось. Мы заметили неподалеку палку и решили проткнуть человека. Палка вошла ему в живот молниеносно. Мы даже слегка удивились тому, как легко кусочек дерева прорвал ткань рубашки и проткнул мышцы живота. А еще мы были рады. Мимо нас больше не летали темные духи, которые, приближаясь к нам, тут же меняли направление, как рыбки в аквариуме. Мы смотрели, как закрывались врата в небе, как стихал ветер, и как все вокруг постепенно обретало покой. Мы смотрели, как проткнутый палкой человек с распахнутыми от страха глазами отползает подальше от нас.