— Видно, в твоем «нутре» где-то в закоулочке еще старый мужичок сидит, рассмеялась Ольга. — Сейчас от нас требуется совсем новое отношение к труду. Об этом мне только что говорил Никифор Карпович. Нельзя строить коммунизм, не выходя за ворота нашего колхоза. Мы должны радоваться успехам соседей и, если нужно, помогать им трудом, техникой, чем угодно. Поэтому я думаю, что ты возьмешь с собой ребят из ОКБ. Надо у «Партизана» появиться в полном вооружении. Потом ты должен понимать, что скоро наши колхозные ворота далеко передвинутся вперед. Иначе тесно нам будет.

— Это почему же?

— Приедет к нам на постоянное жительство и «Партизан» и колхоз имени Мичурина, в других колхозах тоже поговаривают об этом. Нет лучше места для нового агрогорода, чем Девичья поляна, про то все знают…

Мимо, не здороваясь, прошел Тетеркин. Он сделал вид, что не заметил сидящих. Дойдя до поворота, Кузьма оглянулся, постоял минуту и скрылся в переулке.

— Нужно культиватор подготовить, — сказал Буровлев, поднимаясь. — Пусть Никифор Карпович с хозяйкой поговорит. Если Шмаков согласен, то мы хоть завтра к «партизанам» поедем. Может, и впрямь на одной улице будем с ними жить…

— Решено. — Ольга крепко, по-мужски пожала ему руку, на мгновение задержала ее в своей и тут же спросила: — Что ты думаешь о Бабкине?

— Это который поменьше?

— Вот именно. Мне не нравится его любопытство, болтливость и… — Ольга мучительно подбирала слова. — Понимаешь, Ванюша, я даже не знаю, как это расценивать… уж очень странно… Он только что приехал, а я его уже дважды встречала со Стешей, причем один раз на улице поздно ночью и на другой день в нашей оранжерее.

— А что говорит Стеша?

— Насколько я ее понимаю, она здесь ни при чем.

Буровлев задумался.

— Придется узнать, — наконец сказал он. — Прижму к стенке Багрецова, пусть отвечает за своего друга.

— Погоди, — остановила его Ольга, видя, что Ванюша собирается бежать к москвичам. — Ты помягче, повежливее…

— Какой тут может быть разговор! Только комсомольский. Начистоту!

ГЛАВА 2

«УРОКИ ВЕЖЛИВОСТИ»

«Ах!

вы

малюточку-ошибку

допустили в чертежах.»

В. Маяковский

Багрецову не спалось… Все эти дни вместе с Бабкиным он вычерчивал контуры будущей ветрогидростанции. Чертежи получились добротными, на толстых листах ватмана, подкрашенные акварелью. Такие чертежи не стыдно было бы показать в любой проектной организации. Правда, в основном их делал Тимофей, так как у Вадима просто не хватало терпения медленно и осторожно вести тонкую линию. Вот-вот она оборвется или из рейсфедера выскочит капля туши! Прощай тогда вся кропотливая работа, прощай почти законченный чертеж! Начинай все сначала!

Вадим был искренне благодарен Бабкину за его бескорыстную помощь не только в чертежах, но и в расчетах. Правда, непосредственно все вычисления делал он сам, но сколько труда потратил Тимофей, прежде чем его ученик вспомнил, как извлекать кубичный корень!

В сарае, где всегда спали наши друзья, была организована школа. Бабкин с важным видом ходил около несколько странной и ни на что не похожей классной доски. Техники откуда-то притащили старые ворота, и теперь их потемневшие от времени доски покрывались формулами и вычислениями. Тимофей обычно вставал на цыпочки и, нервно стуча мелом, пояснял единственному ученику Багрецову правила деления многочленов.

Но вот, наконец, все закончилось. Багрецов доложил Никифору Карповичу все свои варианты. Был выбран и утвержден один из них, сделаны чертежи, и теперь осталось только хорошенько выспаться, чтобы завтра со свежей головой, в бодром настроении выступить перед комсомольцами с докладом о своем проекте.

Однако сон никак не приходил к Багрецову. Напрасно он старался не думать о завтрашнем докладе, напрасно он считал до ста, даже пытался возводить трехзначные числа в квадрат. Ничто не помогало.

Да и нетрудно понять молодого изобретателя. Завтра ответственный экзамен. Какой там экзамен! Багрецову казалось, что завтра он защищает, по меньшей мере, докторскую диссертацию. Разве тут уснешь?! Кроме этого, Вадиму не спалось и по другой причине. Вчера поздно вечером его вызвал Буровлев и, отведя за калитку, потребовал «усилить воспитательную работу» среди технического коллектива, прибывшего в Девичью поляну. Речь шла о Тимке. Помимо всего прочего, Буровлев обвинял его в нетактичном поведении, касающемся некоторых обитательниц Девичьей поляны. По его словам. Бабкин буквально не давал проходу Стеше. Вадим не верил этому, но все же обещал поговорить с другом. Тимка — он скрытный. Разве от него чего-нибудь добьешься?

«А вдруг примут мой проект? — подумал Багрецов и сразу же выбросил из головы историю с Тимофеем. — Начнутся работы, и вдруг в самом разгаре строительства нам придется уезжать. До чего ж обидно!»

Вадиму вспомнилось, что Васютин после того, как техник принес ему чертежи, сам пересчитал и выверил все варианты. Тогда это даже показалось обидным Багрецову. Сколько времени он потратил на повторение алгебры, на расчеты, а тут Никифором Карповичем за два часа все было сделано…

Петухи как бы старались перекричать друг друга. Это не было тихим и мелодичным кукареканием, утренней перекличкой, когда то в одном, то в другом конце деревни раздается тонкий голосок — вежливое напоминание о времени… Нет, в это раннее утро петухи просто бессовестно разорались. Разве при таком концерте уснешь?

Багрецов завернулся с головой в одеяло в забился в сено. Но даже и сквозь эту, казалось бы, «абсолютную звуковую изоляцию» слышались горластые голоса. Вадим отбросил одеяло, выплюнул попавшую в рот травинку и больше уже не пытался уснуть.

«То ли дело техника, — подумал он, морщась от особенно пронзительного крика петуха. — Повернешь рычажок на будильнике — и скова спи. А тут для того, чтобы они замолчали, нужно всем этим горластым головы свертывать… До чего же несовершенные будильники!.. Хорошо Тимке, он счастливый! Его не разбудит и тысяча петухов, даже если их всех запереть вместе с ним в сарае! Лежит себе, похрапывает… плевать ему на то, что я глаз не сомкнул, думал этой ночью о проекте, а также и о своем легкомысленном товарище. Удивительное спокойствие».

Однако Багрецов ошибался. Бабкин, так же как и его беспокойный Друг, не мог уснуть этой ночью. Лежал, слегка посапывал, притворяясь спящим, чтобы Димка не донимал его разговорами. У него были свои думы и свои заботы. Конечно, Тимофей беспокоился за Багрецова — как никак он его друг. Кроме того, если Димка провалится, то тем самым будет задета и честь Бабкина и честь института, несмотря на то, что доклад молодого техника не имел прямого отношения к институтским работам.

А еще Бабкин думал и о своем выступлении: ему оно казалось не менее сложным, чем Димкино. «Говорун я не очень подходящий, — размышлял Тимофей. — А то бы я показал здешним ребятам, как надо ценить настоящие таланты. Может быть, на самом деле когда-нибудь будут бродить по полям необыкновенные тракторы изобретателя Тетеркина?..»

Сквозь сомкнутые веки видит Бабкин чудесную машину. Залитая солнцем, ползет она по целине. Блестящие хромированные буквы горят на радиаторе «ТАТ». Это значит — «Трактор-автомат Тетеркина».

«Везет же людям, — с грустью подумал Тимофей. — Вполне подходящими буквами могли быть и другие… Ну, скажем: «ТАБ». Впрочем, скорее так называлась бы машина Багрецова, а не Бабкина. Димка, вот кто настоящий изобретатель! Здорово все-таки он придумал бассейн с гидротурбиной… Что бы мне такое сделать? Может, и вправду заняться автоматикой бокового смещения, которая не получается у Тетеркина?» Ему начали представляться шестеренки, поворачивающиеся в разные стороны, попеременно выключающиеся гусеницы, щелкающие реле, реле с выдержкой времени… втягивающиеся сердечники соленоидов… Все было перед глазами, словно он водил рейсфедером, закапчивая чертеж.