Макаркина свернула с дороги, чтобы пройти напрямик. Она путалась в сухой траве, какие-то колючки цеплялись за подол юбки. Бранясь, Макаркина отдирала их и с каждым шагом словно еще больше подогревала в себе отчаянную злость. Сейчас эта злость, как липкая кипящая смола, могла вылиться на голову любого встречного.

Неожиданно на пути оказалась канава, Макариха знала, что ее здесь никогда не было. «Неужто успели вырыть?» — подумала она, но тут же отказалась от своего предположения. С обеих сторон канавы возвышались небольшие валы, покрытые травой и полынью. Нигде ни горстки земли, будто канава эта была прорыта еще в прошлом году и ее края успели зарасти травой.

Намереваясь перепрыгнуть через канаву, Макаркина поскользнулась и шлепнулась вниз. На всякий случай она заголосила в расчете на то, что ее кто-нибудь услышит. Только злыми кознями выдумщиков-комсомольцев Макаркина могла объяснить происхождение канавы. Они нарочно вырыли ее на дороге, дерном песок прикрыли, будто все так было издавна.

Никто на ее вопли не откликался. Кряхтя и охая, Макариха побрела по дну канавы.

Из-за облака выглянула луна. Вдали застучал мотор. Его властный голос поднялся над затихшими полями.

Макаркина замедлила шаг. «Небось, Тетеркин забавляется, — подумала она и зашагала быстрее. — Вот дьявол навязался на нашу шею; скоро вокруг деревни всю землю разворочает, ни пройти, ни проехать».

Продвигаясь дальше по дну канавы, Макаркина заметила движущийся трактор. Он уходил от нее, словно не желая встречаться с назойливой бабой.

За машиной тащился плуг, оставляя позади себя длинную канаву с ровными, будто обструганными стенками. Но совсем не то удивило Макаркину.

В свете луны она увидела, что впереди плуга двигались взад и вперед плоскости. Они срезали верхний слой почвы, приподнимали ее над канавой и останавливались. Когда лемехи отваливали в сторону выкопанный грунт, плоскости раздвигались и, как на ладонях, осторожно опускали на отвалы срезанный ими дерн. Машина работала умно и четко, оставляя за собой прямую линию канала.

Трактор остановился. Послышались голоса, из кабины выпрыгнули Тетеркин и маленький московский техник.

Боясь, чтобы ее не заметили, Макаркина пригнулась. «Ну погоди! — с тайным торжеством подумала она. — Опять Кузьма за старое взялся. Мало его председательница утюжила, — вспомнила она свою встречу на развороченном поле. — Совестно ему добрых людей, так он по ночам стал свою механику раздоказывать. Думает, у людей глаз нету. А люди, они все видят и понимают, что к чему. Небось, одного керосину на такое бесстыжее дело двадцать бидонов извел».

Макаркина вспомнила, как в сельмаге ей отказали продать сто литров керосина, который она хотела запасти про всякий случай.

«Добрым людям керосину не хватает, а Тетеркину ни в чем отказа нет. Даром, что он всю экономию извел! Погоди, голубчик, завтра про все расскажу! И про дела твои бесстыжие и про то, как дружки твои все покрывают. В город поеду. Правда, она свое возьмет!»

Тетеркин вдруг заговорил. Макаркина прислушалась. Теперь ей все доподлинно будет известно…

— Прямо скажу тебе, Тимофей, — дружески обратился к москвичу механик. Давно я о такой машине думал. По ночам видел ее. Идет она по полям, а за ней глубокий канал тянется. Почему-то чудилось мне, что уже плещется в нем вода, бежит за машиной и будто толкает ее вперед. Торопись, мол, мне недосуг. Поля заждались и высохли… И думаю я, что так за машиной по всей стране реки побегут.

Кузьма помолчал и снова глухо заговорил:

— Начал я строить ее прошлый год в колхозной кузнице. Не помню, сколько ночей провел у горна! Токарный станок достал, когда электростанция появилась. Наконец вроде как что-то стало получаться. Вытащил я свою машину на поле и начал пробовать. Собралась чуть ли не вся деревня…

Механик нагнулся, поправил отставший кусок дерна на валу и, не поднимая головы, словно боясь, что даже в темноте Бабкин заметит его покрасневшее лицо, продолжал:

— Плуг выскакивал из канавы, как козел. Ножи ковыряли землю где-то сбоку или вдруг ляскали, как зубами, по воздуху. Веселое представление тогда было. Бабы посмеялись вволю… — Тетеркин выпрямился и, вздохнув, добавил: Правильно меня ругали на собрании, но пойми, Тимофей, как я мог после тех испытаний снова начать работу на виду у всех, снова чувствовать, как за твоей спиной хихикаю, и показывают на тебя пальцем: «Вон, мол, изобретатель идет». Свои же ребята и то не верили в мою машину.

— Но почему же ты все-таки ее забросил? — спросил Тимофей. — Думаю, что насмешки и даже неудачные испытания здесь ни при чем?

— Ну ясно! Злости у меня после испытаний еще больше прибавилось. Уж если я решил, то сдохну, а до конца дойду. Оказалась ненужной моя машина. Узнал я, что где-то в Хакассии, на опытной станции, ученые придумали совсем новую систему орошения, при ней не нужны постоянные каналы.

— Это как же так?

— Правильно сделали. Они не режут поле на узкие полоски, разделенные каналами. В этом случае при посеве или уборке машинам негде развернуться. От магистрального канала они протянули временные канавки, по ним пускается вода, а потом перед посевом эти борозды заравниваются, машиной, конечно… Я тоже хотел такую систему испробовать, да ничего не вышло. Воды мало, на огороды еле хватало, а не только на поля. Так и кончилось все это дело, — Кузьма махнул рукой. — Если бы сейчас наши ребята не наткнулись на подземную реку, то так бы и лежал этот мой «драндулет» в сарае. Да и сейчас куда он годится? Протяну по полю несколько каналов и опять машинку оттащу в сарай.

Изобретатель с ласковым пренебрежением поддел ногой верхний нож.

— Ну еще бы, у таких индивидуалистов, как ты, все может случиться, недовольно заметил Бабкин. — Будто для временных каналов твоя машина не годится! Тетеркин задумался.

— Нет, — наконец решительно сказал он. — Такие плуги есть, они называются «бороздоделами». Есть плуги для всяких канав и разные там культиваторы. Хочешь лунки копать, хочешь ямы для столбов рыть. Каких только машин конструкторы не выдумали! На этих делах они собаку съели.

— Чудак ты, Кузьма, — пожал плечами Бабкин. — Да неужели ты не понимаешь, что плуг, приподнимающий верхний слой почвы, настоящее нужное изобретение!

— Да нет, это совсем, не то, — возразил механик. — Мне просто нужно было механически уложить дерн по краям канала, чтобы они не осыпались.

— Ну, а ты представь себе другое применение этой машины. Предположим, при рытье глубоких и широких каналов. Здесь еще важнее сохранить плодородный слой почвы по обеим сторонам канала. На песке и глине никаких посадок не сделаешь.

— Есть у меня и другая дума, — мечтательно проговорил Тетеркин. — Хочется все сразу сделать: и то хорошо и это. Вот, к примеру, скажем, у нас под ногами клад необыкновенный зарыт. Сверху почва бывает истощенная, требует удобрений, а копни подальше — не земля, а золото, будто целина нетронутая. Что наши плуги? Разве это пахота? Землю сверху поскребут, и хорошо. А вот если бы сделать такой плуг, чтоб из самой глубины свежую, еще не использованную почву выворачивал. Чтоб пахал он сантиметров на восемьдесят в глубину… Слыхал я о таких делах, говорят, что инженеры уже опыты ведут. Ведь у нас в центральных областях везде лежит двухметровый слой плодородной земли, только достать ее нужно умеючи. Новый бригадир Шмаков прямо загорелся: дай ему такую вспашку на будущий год, хоть вынь да положь! Вот бы этим я занялся! Или трактором-автоматом… А канавокопатель этот, — Кузьма пренебрежительно ткнул его ногой, — так… семечки.

— Посмотрим! — многозначительно заметил Бабкин.

— Посмотрим, — равнодушно ответил изобретатель.

— Только ты мне не мешай! — предупреждающим жестом остановил его Тимофей. — Все чертежи я беру с собой в Москву. Тогда увидишь.

— А как же трактор? — растерянно спросил Кузьма.

— Все своим чередом. Чертежи трактора я тоже возьму. — Бабкин вдруг почувствовал себя начальником конструкторского бюро. — План — это первое дело. А что сейчас важнее, ты сам понимать должен.