Софья зажимала себе рот руками, чтобы не закричать. Раньше-то ей казалось, что вот он — ее рубеж. Каждый раз мелкий, сначала неприступный, а потом оказывалось, что ерунда, жизненная мелочь. Ни разу ей еще не грозила такая опасность. Может, только один раз, когда они с семьей были на даче, а в антенну попала шаровая молния. Это случилось в начале двухтысячных, Рита тогда еще не родилась, Соня сама была маленькой девочкой. То лето выдалось жарким, грозы шли часто и порой без дождей. Молнии сверкали одна за другой, двухэтажный дом глох от грома. Соня отчетливо помнила огромный огненный шар, который промелькнул на небе. Всего на долю секунды, всего на миг воцарилась космическая тишина, почти вакуум на пределе обострения всех чувств. А потом все разорвал невозможный рокот. Осознать произошедшее не удалось, разум хранил себя от слишком жутких мыслей. В момент смертельной опасности, как ни странно, о ней не вспоминается. Если умер — уже и помнить некому.

Тогда антенну-то снесло, соседи напугались, а дом остался стоять. Теперь за спинкой трона снова казалось, что надвигается шаровая молния, но медленно, невыносимо медленно и без шанса спастись. Память ядовитой змейкой в песках жалила случайными образами.

Ветвистые своды давили, как колонны деревьев в волшебном лесу, заплетали потолок мраком, не пуская свет через узкие окна. А в нелепом убежище, что не годилось даже для игры в прятки, мрак сгущался узлом пеньковой веревки, связывая холодом дрожащие руки.

— К тебе? Будто ты мне на что-то сдался! — усмехнулась чародейка, приближаясь к трону. Казалось, доносится тяжелое дыхание дракона, хотя скорее наоборот — обездвиживал холод, душил могильным оцепенением, горьковатым вкусом разложения. При этом доносился тончайший аромат изысканных духов, но они казались кадильным ладаном возле открытого гроба. Соня подавилась воздухом, едва не выдав свое присутствие. Но, похоже, уже Илэни Тахрапзо шла с конкретной целью. Она наступала на старика, шипя, как змея:

— Ты кого-то укрываешь, старый дурак?

— Могла бы и повежливее со своим, заметь, родным дядей, — пробурчал нарочито глуповато Аруга Иотил, выставляя напоказ немощь. Но на демоническую племянницу это не действовало.

— Ничего, переживешь. Дошли слухи, что у Раджеда новая гостья из мира Земли, — отрезала женщина, медленно прохаживаясь по возвышению возле трона.

«Забери жемчужину, пока Илэни тебя не видит», — раздался в голове отчетливый голос Аруги Иотила. Похоже, он оказался еще одним телепатом наряду с Сумеречным Эльфом. Старик отчаянно твердил: «Скорее! Видишь ее? Возле трона!»

Соня растерянно таращила глаза, предметы расплывались и исчезали, смешивались цвета, образуя лишь смутные пятна. Но сквозь них отчетливо вдруг выделился низенький круглый столик возле трона. И на нем светилась и переливалась перламутром крупная жемчужина неправильной формы, сквозь которую безыскусно продевалась серебряная цепочка. Софья непривычно проворно схватила нитку с жемчужиной, надевая на шею, пряча под воротник куртки.

«Хорошо… Надеюсь, она поможет тебе», — выдохнул Аруга и, кажется, вновь погрузился в сон или потерял сознание. Больше сил на укрытие у него не осталось. Софья поняла это, когда ее беспринципно выгребли из-за трона. Илэни схватила ее сзади за шею, да так, словно в тиски зажала.

— Вот ты и попалась, зверушка Раджеда.

— Не… Нет! — взвизгнула Соня, но сопротивляться не могла. То ли ее сковывало волшебство, то ли дикий страх. Силуэт женщины в черном платье представал питоновыми кольцами, ее цепкие руки обвивали, давя на жилы шеи, залапывая руку. К горлу придвинулось острое лезвие ножа. Еще никогда Софья не знала, как близко может подобраться гибель, еще никогда не испытывала этого оцепенения.

— Дернешься — и… догадываешься? — донесся приглушенный голос. Льоры вечно насмехались, льоры мучили ее, превращаясь в воплощение абсолютного зла.

Первое впечатление: змея в длинном темном платье с переливающимися алыми вставками. Кровь и смерть… Тьма и закат. Соня не видела глаз чародейки, но чувствовала пытливый взгляд на своем затылке.

Не прошло и минуты, как сумрачный зал потонул, растворился нечеткостью линий. Как последняя спасительная ниточка исчезал обмякший на троне льор Иотил. Бедный старик, который пытался спасти ее. Софье казалось, что оставлять его преступно, но от нее вновь ничего не зависело. Даже меньше, чем в башне янтарного льора. Беспомощность — враг сильных духовно, но не физически.

Взгляду предстали иные пределы: белые стены в духе ампира с барельефными колоннами, обширные окна с многослойными красными портьерами. По стенам элегантно расположились на полочках изысканные вазы в стиле китайского фарфора.

— О нет, милочка. Это не твои покои, — прошипела издевательски Илэни. Похоже, они оказались уже в ее башне, но рассмотреть обстановку толком не удалось, потому что картинка тут же сменилась. Софья до сих пор не определилась, на что похож переход через портал. Да и много ли запоминается, когда все внимание приковано к кривому ножу, что холодным прикосновением смерти прижимался к тонкой шее! Наверное, у колдуньи были и магические цепи, но, похоже, ей доставляло удовольствие держать в дрожавших от нетерпения руках оружие и трепетавшую жертву. Лезвие скребло по коже.

— Вот теперь мы на месте, — рассмеялась Илэни, но голос ее звучал искусственно, как из динамиков.

Декорации резко сменились, глаза не успевали привыкнуть к полумраку. Подвал без окон, казематы с клетками, стальные прутья. Еще пару дней назад Софья не предполагала, что хоть когда-нибудь столкнется с этим так близко. От тюрьмы да от сумы… От тюрьмы…

Илэни втолкнула несчастную пленницу в одну из клеток, точно животное в зоопарке или цирке браконьеров. Ни ключей, ни замков не нашлось, как и двери — клетка просто сделалась проницаемой на миг, а потом вновь замкнулась, не оставляя и шанса на побег.

Дыхание сбивалось, Софья так и стояла посреди темницы, глядя на Илэни. А чародейка в свою очередь в упор посмотрела на нее, точно хищник на добычу, которую бережет напоследок для кровавого пиршества.

Так вот какое чудовище вырастил в неволе Аруга Иотил. Она обладала невероятно гладкой бледной кожей и чертами лица точеной фарфоровой статуэтки, выглядела лет на тридцать с небольшим. Величественную осанку подчеркивало старинное платье с высоким воротом и жестким корсетом, густые черные волосы были собраны в замысловатую прическу, подобранную сеткой, с которой на высокий лоб свешивался небольшой кристалл дымчатого топаза. Во всех отношениях шикарная женщина, аристократичная, хоть и мрачная. Но только помертвелый неподвижный взгляд ледяных бледно-зеленых глаз отпугивал и сковывал, точно гипноз кобры. Ярко-алые губы, очерченные в форме сердца, выражали застывшие очертания улыбки, но не содержалось в ее образе ни радости, ни даже торжества. Только вскинутые узкие брови отражали высшую степень презрения.

— Да у Раджеда портится вкус! Похищать таких замарашек, как ты… — цыкнула Илэни. — Наслаждайся пока своей ролью приманки. Думаю, мы весело проведем время в ожидании его прибытия.

При этом глаза ее зажглись неподдельным оживлением садиста. Софья тонула в потемках безмолвия, превращаясь в изваяние, да не из мрамора, а из хрупкой живой древесины, к которой подбиралось пламя. И плакало древо смолой.

Чародейка дымчатого топаза уже открыто ухмылялась, обнажая пару острых клыков.

***

Развалины тонули в мареве серых бесцветных камней. Воздух безвкусно проникал через мехи легких, пыль засыпала глаза. Мир за пределам башни показался Раджеду сперва самым отвратительным местом, которое можно представить. Кажется, раньше здесь обреталось королевство других льров, но они поддерживали Аругу Иотила, с которым шла давняя борьба. Когда старый льор был свергнут его племянницей, война продолжилась с Илэни. Янтарный льорат брали в клещи с севера и востока кровавая яшма и дымчатый топаз, но род Икцинтусов неизменно побеждал и расширял владения, оставляя жалкие руины от других башен.

Они изобретали все более искусные способы и стратегии уничтожения друг друга и обогащения, обзаводились союзниками, сокрушали предателей. И где-то под гигантскими подошвами власти льоров колыхался раньше ячед, простой народ, глухие к самоцветам. Что было с ними, чем они жили — правителей не интересовало. Для земных королей людской труд приносил свою прибыль, а в Эйлисе каждый король — сам себе властелин и подданный. Но вот на колоссальной шахматной доске осталось всего семь фигур, которые готовились друг друга сокрушить. Мысль об объединении против кого-то уже не мелькала. Да если бы не гостья, Раджед и не подумал покидать башню. Однако ему бросали вызов похищением Софии.