Но мертвецы нашептали ей, что вампиру не нужно тепло, они же, кажется, рассказали, что человеческие чувства тоже излишни. Стирался образ матери, ее мудрые советы, ее увещевания, что не самоцвет выстраивает личность, что любую магию реально обуздать и направить во благо. Но как все это слушать, когда разум расшатывался от бесконечной травли? Нармо хотя бы не считал ее чудовищем, как и Раджед. Но янтарный льор сделался ее злейшим врагом. И чтобы причинить ему боль, Илэни была готова на многое.

— Жалость не для нас. Всегда кто-то становится случайной жертвой, — словно подтверждая ее слова, донесся голос чародея, который проверял, насколько зажила травмированная рука. Судя по довольной ехидной улыбке, магия полностью восстановила его тело.

— Думай лучше, как обойти способности Сарнибу! — бросила собеседница, подходя к окну, что выходило на северо-запад. Там за горным хребтом распростерлись владения малахитового чародея.

— Да, этот старикан любит поиграть в прятки, — кивнул Нармо, жестоко сверкнув глазами, хотя Сарнибу был старше его всего на восемьдесят лет. — Он теперь тоже личный враг?

— Все, кто идут против меня… — выпрямилась Илэни, особо подчеркнув последнее слово: — Враги.

С рассветом вновь миру явилась непроницаемая маска белого лица, оттененного карминовой помадой, точно всю ночь она носилась на помеле и пила кровь невинных. «Хотели бояться такого образа? Так бойтесь!» — решила однажды чародейка.

***

Не успела Соня испугаться, как ее взору предстали белые мраморные балюстрады обширной парадной лестницы. Ее устилал мягкий зеленый ковер.

— Добро пожаловать, — дружелюбно кивнул малахитовый льор, приглашая подняться.

«Еще один самодур по мою душу? Надеюсь, я не так популярна», — с самоиронией подумала Соня, припоминая, что никогда не отличалась вниманием со стороны мужской половины сверстников.

— Не бойся, — точно прочитал ее мысли мужчина, позволяя рассмотреть себя в мерцании многочисленных светильников. Они располагались в высоких подсвечниках, что располагались вдоль строгих беленых стен с умеренным количеством колонн.

Чародей оказался высоким, мускулистым и кряжистым мужчиной средних лет. Лицо его природа набросала четкими ясными линиями, обозначив крупный прямой нос, узкие решительные губы, выдающиеся вперед надбровные дуги и подбородок. Но более всего привлекали внимание глубокие зеленые глаза, проникнутые невыразимой печалью и теплотой, хотя осанка и манеры выдавали в чародее усталого воина, который скорее предпочитал избегать сражений. Зато добрые лучистые глаза сразу напомнили Соне отца, отчего сердце защемило острой тоской по дому, по Рите, по всем, от кого ее оторвали.

— Как твое имя? — поинтересовался льор, все же мягко приглашая подняться по лестнице. Взгляду предстали интерьеры, словно из музеев восемнадцатого века. Строгая ореховая деревянная мебель, выкрашенные в светло-зеленый цвет стены, немного ковров и украшений. Почти в каждой комнате прямой анфилады обретался какой-то предмет из малахита: массивная ваза, искусные часы или небольшая шкатулка.

— Софья Воронцова, — ответила после некоторой паузы гостья, семеня несмело за нежданным спасителем. Хотя после пережитого она с огромным трудом хоть кому-то доверилась бы, но и выбора ей снова не оставили.

— Досталось же тебе, Софья, — вздохнул льор, останавливаясь подле небольшого секретера. Льор извлек плоский камень, без дальнейших слов прикладывая к ее щеке. Рана до этого почти не ощущалась, вернее, к боли удалось привыкнуть на последней ступени отчаяния, но когда разрезанную кожу потревожили, то она загорелась огнем. Впрочем, только на секунду, вскоре порез непостижимым образом затянулся.

Софья прикоснулась к замызганному лицу, отмечая, что с ее тела исчезли и другие царапины. Она ощущала себя относительно отдохнувшей и как будто обновленной, словно бабочка, которая покинула оковы кокона.

— Это сделала Илэни? — поинтересовался, сдвигая широкие брови, льор. Соня кивнула, не видя причин скрывать. Каждая мысль о сырой темнице отзывалась в ней паническим ужасом. Она все еще не убедилась в том, каковы намерения спасителя, приходилось держаться на ногах. В случае чего, Соня намеревалась бежать. Казалось, она бы нашла способ вновь переправиться через море в башню Раджеда, чтобы спасти сестру. Но где-то под сердцем кольнула тревога: а уцелел ли сам янтарный льор в жестокой борьбе с его подлыми врагами? Осталась ли в сохранности его башня и портал?

— Илэни, значит… Илэни… совсем ожесточилась, — вздохнул Сарнибу, убирая чудесный малахит обратно в секретер; чародей замер на несколько секунд, отвернувшись, сдавленно продолжая: — Я так и не смог уберечь ее от самой себя. Внушила себе, будто она монстр. И ей внушили.

Софья остерегалась спрашивать что-то еще, но в тот миг новый знакомый показался ужасно одиноким и расколотым. Он стоял, опершись мощными руками о крышку секретера, затем с силой опустил ее, точно закрывая шоры для неприятных мыслей, которые ни на секунду не оставляли в покое. Мужчина хмурился, он повернулся к гостье, стараясь улыбнуться. Но даже в легкой тени, искривившей неуверенно губы, проскальзывало что-то вечно извиняющееся, словно за беды Софьи льор сокрушал отчасти себя. Иначе как объяснить, что он долго глядел на зажившую щеку? Илэни… Что-то связывало его с этой женщиной. Хотя не верилось.

— Зачем вы помогаете мне? — невольно сложила руки в умоляющем жесте Соня. Льор тем временем пригласил ее сесть на диван с витыми ножками. Уставшая гостья охотно послушалась, хотя после всех ловушек янтарной башни боялась любой мелочи. И последнее время с ней играли, точно с переходящим призом.

— А не должен? — удивился Сарнибу, почти оскорблено пожимая плечами. — Думаешь, я что-то потребую взамен? Бедная ты девочка. — Глаза его вновь сочувственно потеплели. — Я узнал из своего зеркала, что в нашем мире новая гостья с Земли. Пока ты была во владениях Раджеда, я ничего не мог сделать. Но когда ты попалась Илэни, я понял, что быть беде. Не бросать же тебя. Я умею становиться невидимым, так и обошел всю защиту башни.

Льор поглядел на свои крупные руки, словно силился удержать ими кого-то, поймать на краю пропасти. Но, кажется, он не удержал самого важного для себя человека, которым, по злой иронии, являлась именно Илэни. Софья надеялась, что ее теории ошибочны, но чаще всего они подтверждались фактами. К тому же в Эйлисе уцелело не так много людей, чтобы заблуждаться.

— Я бы всех спас, кого мог, — вздохнул льор, повесив голову на грудь. — Да только… почти никого не осталось. Никого, — чародей с участием обратился к Софье. — Отдохни пока, хотя бы умойся, переоденься.

— Благодарю, льор, но я бы предпочла остаться в этой одежде, — насторожилась невольная гостья, сжимаясь комком нервов, из которого, казалось, полезли ежовые иголки. Вот и вся она — крошечный зверек, сила которого только в том, чтобы свернуться, спрятаться. Еще слишком отчетливо она помнила путы роскошного платья. Не лучше цепей.

— Как скажешь, — махнул рукой льор, стряхивая мановением волшебства грязь с джинсов и футболки, заштопывая многочисленные дыры, истрепавшие ткань за время странствий.

Соня уже без восторга или страха глядела на такие чудеса, за короткое время она разучилась удивляться. Наверное, она всегда верила в множественность миров, об этом любил рассказывать отец, хотя добавлял, что все это не совсем научно. Но вот мудреные сказки детства обратились пугающей былью. И как же не хватало в этом мире отца, его защиты, не хватало мамы с ее добротой и бабушки с верными советами. Но что они, обычные люди, противопоставили бы силе неземного колдовства?

Пусть не силой, зато они обладали великим даром, который утратили льоры — они любили друг друга, поддерживали и помогали в трудную минуту, деля печали и радости. Впрочем, при взгляде на малахитового льора почудилось, что и он бы так сумел. Но он мучился от одиночества в своей башне. Его терзала эта война всех против всех.

— Поешь хотя бы, тебе нужны силы, чтобы добраться до дома. Отсюда путь неблизкий, — говорил Сарнибу, грустно рассматривая испуганно выпрямившуюся Софью, мужчина почти рассмеялся: — Я тебя не заколдую. Думаешь, я людоед, который ест маленьких девочек на ужин?