Андрей поднялся с колен.

— Мне нужно выйти, — сказал он.

Рита поклонилась.

— Разреши мне повесить картины на стены, господин, — попросила наложница.

Андрей вложил в маленькую ладонь ключ от комнаты и вышел в сумрак коридора.

2

Лис жил в левом крыле на седьмом этаже. Об этом изувеченный ученик сказал Андрею еще до утреннего построения. Когда Андрей еще верил, что обрел свой клан.

Коридор на седьмом был заброшенный, как везде: потеки на стенах, грязный пол с рассыпанным белым порошком, ни одного трупа. Сложно представить, какое гигантское кладбище вместит в себя то неисчислимое количество тел, что за все время увезла тележка уборщиков. Скорее тела сжигали, а прах развеивали по ветру.

Никакого следа. Никакой памяти. Никакого будущего.

Когда Андрей постучал в дверь второй комнаты, тонкая доска распахнулась почти сразу.

— Прошу, входи, — сказал Лис и посторонился.

В комнате Андрей чуть не наступил на ряд темно-серых свертков на полу у стены. Десяток оби, чистых, выстиранных, аккуратно сложенных в несколько раз. Десяток. На восемь больше, чем выдают ученикам.

— У тебя сейчас интересный взгляд, — сказал Лис. Рита посчитала интересным в Андрее только распухшее ухо, но про него бесцветный ничего не сказал.

Андрей смотрел на свертки оби. Задай вопрос о клане Гардеробщика. Задай вопрос о голых трупах, что оставлял после себя Охотников. Задай вопрос, куда девалась одежда с этих трупов.

— Сингенин-сан, — говорил Лис, — скажи, когда ты переводился к нам, ты не взял с собой что-нибудь бесполезное, какую-нибудь безделушку, просто на память? Вещь, что напоминала бы об одноклассниках из старой школы?

— Одноклассниках? — переспросил Андрей, красные глаза волка сверкнули. — Нет, они внутри меня, кое-кто из них.

— Вот как? Ну а я забочусь о соклановцах даже после их смерти, — сказал Лис, — ухаживаю за частью их одеяния, будто это они сами.

Лис сел на корточки и погладил серые холмики на полу. Маленькие могилки, тряпочные алтарики. В этом игрушечном могильнике сохранились последние нестертые следы мертвецов, небезразличных Лису. В узкой комнатушке уместилось целое кладбище из десяти лоскутных склепиков.

Лис указал на ближайший к двери могильный холмик, на который Андрей чуть не наступил.

— А этот здесь появился недавно благодаря тебе, — сказал Лис, — это оби Стаса.

Щеки Андрея покраснели. Драная красная доска. Драное отчисление. Драные цветущие ландыши.

Лис улыбнулся.

— А сейчас у тебя все лицо стало интересным, — сказал он. — Жаль, что мы потеряли Охотникова. Стас превосходил всех в клане, его тело было крепче меча, а Дух сверкал как луна и направлял нас. Стас заменил мне старшего брата.

— Красоткин-сан назвал Охотникова-сан Гардеробщиком, — сказал Андрей.

— Было у Стаса одно ржавое пятнышко, — кивнул Лис, — его сестра.

Рита.

— Амурова-сан уже показалась тебе в своих нарядах? — спросил Лис.

Андрей молчал.

— А рисунками тоже похвасталась?

— Она подарила мне их, — сказал Андрей.

— У? Тогда, Сингенин-сан, у нас с тобой много общего, — Лис погладил холмик на полу, — твоя комната теперь тоже хранит память о мертвых.

Комната Андрея тоже превратилась в могильник, стала чертогом лоскутных алтарей. Порталом в прошлое.

Андрей спрашивал Риту про краски, про цвета, но даже не заметил, что сами полотна серые — точь-в-точь как школьная форма. Иллюзия красок скрыла от глаз Андрея одежду, снятую с трупов.

Согнувшийся Лис гладил лоскутные алтари и говорил, что Охотников баловал сестру. Стас оголял убитых им учеников, а снятую форму относил Рите — рисовать деревья, птиц или что она там калякала.

— Лисиц, — сказал Андрей.

— Плевать, — произнес Лис, — Стаса больше нет, и потакать прихотям Амуровой теперь некому. Ведь так?

И кто учил ниндзюцу? Кто овладел искусством разведки и маскировки, кто контролирует дыхание и движения так, чтобы они были незаметными, тихими, синхронными? Кто учился раскрывать чужие маневры под прикрытием травы, воды, огня? Самурай Андрей или наложница Амурова?

Крадущийся не видит только иллюзию, которой проникся.

— Я лишь защищаю ее как слугу, — сказал Андрей.

Лис взял оби Охотникова и обмотал серый конец вокруг увечной руки, продел между здоровыми пальцами поверх обрубков.

— У каждого в школе Катаны есть выбор, — сказал он, — созерцать или выбрать цель и бороться.

— Моя цель за стенами школы, — сказал Андрей.

— Тепленькая постелька с воздушным одеяльцем? — спросил Лис.

— Что?

— Постелька с воздушным одеяльцем и мягкими пуховыми подушками, в которых так приятно утопает голова? — сказал Лис. — Нет? Или мармеладные змейки? Черная сладкая паста, сгущенное молоко с сахаром?

— Что за бред ты несешь?

— Снова послушать сказку на ночь? — говорил Лис. — Может, намного раньше? Хочешь вернуться в горячую влажную утробу? В водный покой в темноте?

Лис бросил другой конец оби в Андрея. Крепкая рука перехватила пояс, серая ткань натянулась между учениками.

— Синегнин-сан, что же такое безопасное тебя влечет? — продолжал Лис. — Игра в снежки, езда на санках, лепка снеговика? Чего ты жаждешь? Искупаться в прозрачной речке? Объесться сочными ягодами? Малиной, или брусникой, или клубникой, а может, черемухой, нет? Покататься на быстрых качелях?

Андрей резко отвел руку назад, Лиса дернуло вперед, притянуло почти вплотную к синим иглам.

— Качели! — выдохнул Андрей. — Ты тоже их помнишь?

— Конечно, помню, — Лис улыбнулся, — но качелей больше нет. Ничего из того безопасного уютного мирка больше нет. Ни мармеладных змеек, ни мягких подушек, ни влажной утробы. НИ-ЧЕ-ГО. Есть только война сегуна, для которой нас готовят.

— Нет! — крикнул Андрей. — Нет!

Цель самурая. Смысл жизни, он ушел? Теперь я должен умереть?

— Смирись, — сказал Лис, — или построй качели здесь. Вместе со мной.

Андрей отступил к окну, оби, развороченный лоскутный алтарь, снова натянулся.

Или я должен отомстить? Перерезать все дышащие глотки в этой школе? Разрушить всю красоту мира, что прошла мимо? Развести огонь и пустить пожар за стены? Сжечь все изящные сакуры во внешнем мире, все храмовые сады с каменными беседками и чайными домиками? Я никогда не постою в их зеленой тени, не вдохну их цветочного запаха, так зачем они? Найти и убить всех лисиц-девиц с таинственных холмов, что никогда не соблазнят меня? А затем подтереться их холодными стылыми грудями?

Снести княжеские замки? Выкопать останки древних самураев и нагадить на гнилые кости?

Волк в клетке шептал: «Да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да».

Встречу монаха — убью его. Столкнусь с архатами, гвардейцами сегуна или приверженцем истины — и без колебания убью всех. Если попадутся свободные и просветленные, знающие верный вопрос и верный ответ, те, кто достигли сатори, я убью и этих, буду наслаждаться их агонией, их красными кленовыми слезами. А после помочусь на трупы. Насру в остекленевшие мудрые глаза.

— Помоги мне построить наш новый мир, — сказал Лис.

Я должен сделать это? Вдохнуть дым пожарищ? Избавиться от никчемной роскоши? Сакура в огне — красивая сакура? А мертвые девы — услада глаз?

— Мир? — горько сказал Андрей. — Какой мир? Мы заперты в драной школе.

Он с испугом посмотрел на гляделку под потолком, и худые щеки порозовели.

— Эта драная школа, — без капли краски на лице повторил Лис, — и есть мир. Думаешь, такие, как Красоткин-сан, нам не позволят? Так давай силой принудим несогласных, подчиним, отберем катаны.

Лис шагал к Андрею, наматывая оби вокруг трехпалой руки.

— Оглянись на прошлое, на свои два дня здесь, — говорил он, — ты уже строишь новый мир. В одиночку. Почему ты разбудил Красоткина-сан? Почему защитил Амурову-сан? Я лишь даю тебе клан Охотникова. Возглавь его, и все пойдет быстрее. Я лишь даю тебе то, зачем ты пришел ко мне.

Лис протянул Андрею ладонь, спрятанную под ворохом серой ткани.

— И девятиярусная башня начинается с земли, — сказал Лис.

— А если мы все зарыты под землей?

Сброшены в колодец в черной пустыне.

— Тогда начнем стройку с подвала, — улыбнулся Лис. — У нас есть целых четыре года до выпуска.

Построить или сжечь мир? Написать будущее или стереть прошлое? Толкнуть качели в сторону жизни или смерти?