Андрей оплеухой отбросил Смирнова на пол. Развернулся к Лису и противнику.

Самурай уже бил в Лиса — со всей силы, наклонив тело вперед. Слабая без отсеченных пальцев хватка Лиса не выдержит, удар снесет его катану вместе с грудной клеткой.

На пределе сил Андрей успел коротким взмахом сместить тяжелый удар в сторону. Лезвие врага чиркнуло по спине Казакова, следом на сером кимоно вспыхнула красная борозда.

— А-а-а-а-а-а! — закричал Казаков.

— Коли-и-и! — закричал Андрей.

— Мяса-а-а! — завыл волк.

Обеими руками Лис вдавил меч вперед, заорал.

Под общий ор клинок вошел в трахею врага, пробил шейный позвонок, вылетел наружу, острием уткнулся в памятку бусидо на стене. Ноги убитого подломились, подбородок упал на лезвие, голова заскользила вниз по клинку и коснулась кровоточащими губами беспалой кисти Лиса на рукояти. На бледном запястье расцвел поцелуй Истины.

Смерть прошлась по смежным комнатам и вышла, сытая и довольная.

4

Довольные дайме клана Охотникова стояли на истыканных телах. Только Серали Султанов с залитым кровью плечом сидел у стены. Ефрем Коваль открыл окно, залетный ветер охладил жар батарей и сердец.

Никто из «псов» Лиса не погиб. Пока самураи Красоткина пытались размахнуться под низкими потолками в окружении своих, дайме просто их кололи. Как научил Андрей. Драный недосенсей.

Ефрем с Глебом подняли ближайший труп за голову и ноги, поднесли к окну. Лис взял за волосы убитого им самурая, дернул мечом. Натянутые остатки кожи на пронзенной шее порвались, освободив клинок, обезглавленное тело повалилось на пол.

Труп из рук Ефрема и Глеба нырнул в бездну. «Ра-а-аз птенчик», — пропел Ефрем.

У каждого клана свои тайные обряды.

— Меня ранили! — завопил Казаков, махая рукой себе за спину. Лис ничего не сказал, только положил отрубленную голову на труп. Ефрем сразу же наклонился к телу, поднял кровоточащий шар, размахнулся, бросил. Круглый обрубок, сея брызги, улетел в черноту за окном.

— Два-а птенчик, — протянул Ефрем.

Глеб поковырял пальцем рану на спине Казакова.

— А-а-а… Не трогай! — крикнул Казаков. Глеб вынул руку и оглядел красный ноготь.

— Неглубокая царапина, — сказал он. — Вот Султанову-сан досталось.

Узкие глаза смуглого самурая зыркнули снизу вверх на Глеба.

— Султанов-сан проткнул Пичука-сан, — сказал Ефрем, — а он бы стал новым оябуном у чистоплюев.

В угол у окна забилась наложница. Копна черных волос упала на одну половину лица, на второй сверкал красный отпечаток ладони. Смирнов наклонился над девочкой, прошептал что-то тихо и мягко.

— Казаков-сан, отведи Султанова-сан в медпункт, — приказал Лис.

Руки Анджея уже тянулись к шее наложницы, когда он резко обернулся.

— Почему я? — вскричал Казаков. Лис улыбнулся:

— Ты ранен — ты сам кричал.

Казаков нервно поджал губы: его подловили.

Нет ничего позорнее, чем быть разоблаченным во вранье.

— Иди в медпункт лечи рану, — сказал Лис. И Казаков, краснея, быстро выбежал в коридор. Султанов поднялся, цепляясь за стены, — дорожка крови стелилась следом по полу и трупам, пока он ковылял к двери.

Резко наложница кувыркнулась вперед, мимо ног Смирнова, к вакидзаси на полу. Глеб прыгнул на вытянутую кисть девочки, вдавив в нее деревянную сандалю. Видждан закричала.

Андрей неосознанно шагнул к плачущей наложнице. Коваль порвал рубашку на ней, оголив худую спинку с трясущимися лопатками.

Потеряв меч, ученики в этой школе вскоре умирают.

— Не трогайте ее, — вырвалось у Андрея.

Коваль и Смирнов поднялись с корточек, шагнули к Андрею, ладони сжали мечи в ножнах.

— Ты не решаешь, — сказал Глеб, — вставай в очередь.

И Андрей повернулся к тому, кто решает. К истинному главе клана Охотникова.

— Скажи же что-нибудь! — крикнул Андрей.

Медленно Лис сжал трехпалую руку в кулак. Бесцветные глаза устало посмотрели на наложницу.

— Андрей, — сказал Лис, — не позволим зверям безумствовать.

Андрей крепко стиснул катану, суставы пальцев заныли.

— Быть готовым к жертвам, помнишь? — прошептал Лис.

От напряжения жилы выступили на предплечьях Андрея.

— Отдай им этот кусок мяса, — говорил Лис, — это по праву их добыча. Не твоя.

Потому что Андрей не заколол ни одного врага. Он только научил Лиса и его «псов». Только открыл им дверь. А самураев Красоткина разбудили дайме и Лис.

Волк глухо засмеялся за ширмой.

Сверкая синеватыми волосами в подмышках, наложница гладила раненую руку.

Лис встал так, что острие катаны Андрея указало ему в живот. Андрей поднял катану к плечу и рубанул воздух. Дайме тут же отскочили от него, три клинка вылетели из ножен. Только Лис стоял с поднятым кулаком и не двигался.

— Сейчас тот решающий миг, о котором я тебе говорил, — зашептал Лис. — Подумай о качелях, которые мы с тобой поставим во дворе школы. Не жертвуй башней справедливости, что в этот миг возводится, ради бесчестного поступка.

Нельзя мешать торжеству справедливости. Даже если с куска мяса сдернут ночную рубашку.

Андрей слышал, как пластик рукоятки затрещал в его ладонях. И Лис тоже слышал.

— Да пойми же! — сказал Лис, — если ты сейчас погибнешь — это будет недостойная смерть!

Щеки Андрея жарко полыхнули. Искоса он посмотрел на гляделку у окна. Круглая линза бесстрастно уставилась в упор на Андрея. За ней мог стоять сейчас кто угодно. Директор, Сугияма-сенсей, сам сегун — могли сейчас видеть, как позорная ржавчина покрывает меч Андрея.

— Пережди в соседней комнате, — шептал Лис, — все здесь произойдет быстро.

И Андрей, стараясь не опускать взгляд на наложницу, вышел в первую комнату. Сначала он метнулся к окну, раскаленное лицо потянулось к стеклу, веявшему холодом. И чуть не пройдясь щекой по лезвию, Андрей отдернул голову назад — обе руки все еще сжимали перед носом катану. Рукоять все еще скрипела в ладонях.

Андрей попытался разжать руки и не смог отпустить собственный меч. Кисти и клинок дрожали. Пальцы не слушались.

«Человек, — сказал волк, ширма перед клеткой куда-то пропала, — похоже, верный вопрос, что ты вечность искал, заключается в одном коротком слове: пора?»

Острие клинка смотрело прямо в лицо Андрею, прямо ему в губы. Приложись к конечной точке холодного жала, охвати кончик меча крепко губами, и это мгновение заполнит не легкий иллюзорный поцелуй, а яркая вспышка предсмертной судороги. Тебе станет хорошо, только прижмись к мечу взасос, впусти внутрь себя сталь. Заглотни клинок.

Из соседней комнаты раздался вопль сладострастной боли. Пальцы вдруг обмякли. Андрей выронил меч, клинок зазвенел по бетону.

Мимо кучи цветных коробок Андрей метнулся обратно в «колодец», к стонам и крикам. На пути вырос Лис, оглядел его пустые без меча руки и горевшие щеки.

— Ты все же не такой, как все, — сказал Лис.

— Я самурай, — сказал Андрей и отвернулся. Самураи беспощадны, он не был таким и не имел права врать. Так, никаких позорных мыслей.

— А черномазая — вещь, — сказал Лис, кивнув на кучу из коробок, — как это печенье. Даже странно, что наложниц зовут «сан». Они ведь просто куклы с милыми мордашками.

Надсадные крики наложницы обжигали спину и ягодицы Андрея. Если бы он повернулся, оттолкнул Лиса, шагнул пять раз, то его ноги уткнулись бы в Риду Видждан — на полу, голую, раздираемую сверху Адамом и Ефремом. Высунутый язык Риды коснулся бы ступни Андрея.

Вроде милые восковые мордашки, а за ними красные рты, горячее дыхание в носоглотке, капилляры, полные горячей живой крови. Или холодной краски из стертых листьев клена?

— Тем более, другие кланы не должны узнать, — говорил Лис, — что сегодня клан Охотникова обогатился едой.

Голос Риды срывался, хрипел, звонкие вскрики прекратились, еще немного — и девочку в самом деле превратят в вещь.

Андрей подошел к двери в коридор, нужно найти форму, надеть. Все, кроме драной оранжевой повязки.

Вдруг дверь перед его носом открылась. Жгуты из золотых волос стегнули Андрея по глазам, сильный запах диких трав резанул ноздри.

— Видждан-сан, лакомка, ты не спишь… — быстро прошептала Лина Апостолова, янтарные глаза уставились в синие иглы Андрея. Воительница посмотрела на его ребра, впалый живот, сжавшуюся тыкалку. Моргнула пушистыми ресницами. Раз, второй.