Пару раз моргаю, протираю руками лицо и выпрямляю плечи. Если я сдамся – значит, она права, и мне, действительно, здесь не место. Однако я хотела бы поспорить и после посмотреть в ее бесчувственные глаза. Что бы она тогда сказала? Что бы она сказала, добейся я всего сама, а не с помощью больших денег или фамилии?

Эти мысли меня успокаивают. Не знаю, удастся ли мне выстоять, но уже желание борьбы заслуживает уважения. Глупо, но вдохновляет.

К счастью, не все учителя хотят увидеть, каким прекрасным, алым цветом заливаются мои щеки, поэтому большинство занятий проходит более-менее спокойно. Конечно, меня бесят чужие взгляды, шепоты за спиной, но кто сказал, что будет просто? Да и я бы, наверняка, с трепетом обсуждала «свежее мясо». Такое испытание обязан пройти каждый новенький, это своего рода посвящение, однако уже к концу четвертого урока я даже привыкаю к чрезмерному вниманию и перестаю на нем зацикливаться.

В столовой со мной никто не садится. Я говорила с парочкой блондинок на занятии по литературе, правда, не думаю, что они рискнут и присоединятся ко мне. Это слишком опасно, когда речь идет о собственной репутации. Занимаю единственный свободный столик около входа и кисло осматриваю еду: школа вроде хорошая, а еда отвратительная. Вареные овощи, вареное мясо, какой-то светло-желтый компот. Так и сарафан на мне перестанет держаться. Скептически разрезаю филе серебряным ножом – о да, я уверена, это настоящее серебро – и удивленно оборачиваюсь, заметив, как кто-то садится рядом. Уже хочу сказать «привет», но замечаю два хитрых, карих глаза, и буквально цепенею. О, нет! Так и тянет кинуться прочь, ведь перед собой я вижу того самого парня, что избил Сашу возле мотеля. Он едва заметно улыбается, растягивая тонкие губы, и по-хозяйски облокачивается о край стола.

- Кого я вижу, - говорит он, – маленькая лгунья.

Натянуто улыбаюсь и возвращаюсь к еде. Решаю, что с меня хватит плохих событий на сегодня. Парень не шевелится. Краем глаза замечаю, как он играет с зубочисткой, крутит ее во рту, цепляет белоснежными зубами. Его движения напоминают мне повадки скользкой змеи. Он и сам змея, судя по тому, что сделал с Сашей. Гадкий, неприятный тип. Глядя на его острые черты, созерцая эти невероятно холодные глаза, невольно хочется отвернуться.

- Удивительно, - тянет он, водя длинным пальцем по столу, рисуя на нем невидимые узоры, - как ты оказалась здесь?

- Стечение обстоятельств, - отвечаю я без особой охоты. Он усмехается, но мне совсем не кажется, что это игривая ухмылка. Скорее, она – предупреждение. Я солгала ему. Неужели меня ждет та же судьба, что и Сашу?

- Выглядишь потерянной, - продолжает он низким, густым голосом, - тебя смущают местные ребята? Если хочешь, я накажу обидчика.

- Я в порядке. Спасибо.

- Видимо, ложь – твой талант.

Вновь смотрю на парня и почти явственно ощущаю, как от него исходят неприятные, колючие волны. Мне вдруг становится страшно. Возникает ощущение, что он вполне мог бы ударить меня сейчас. Хочется рвануть вон из столовой, как можно дальше отсюда, но в голове вдруг вновь просыпается это ноющее желание постоять за себя. Глупое желание.

- Не говори так со мной, - отрезаю я, стараясь имитировать ту же холодность и отстраненность, что и парень.

- А как же с тобой говорить? – с наигранным интересом спрашивает он и поправляет пышную, светлую шевелюру. На запястьях сверкают золотые запонки. Наверняка, новенькие. Те были испачканы кровью. – Ходят слухи, твоя мамочка была той еще штучкой. Это правда?

- Может, ты просто найдешь себе другое место? - цежу я сквозь зубы.

Между нами вспыхивает что-то опасное. Парень глядит на меня упрямо, словно и вправду ждет ответа на свой идиотский вопрос. Его глаза сияют азартом, каким-то странным и глупым желанием. Секунду спустя я понимаю, что желание это простое – унизить меня. Покрыть грязью. Точно так же, как он сделал это с Сашей. Молча смотрю на него, стараясь не выглядеть жалкой. Он изгибает губы в презрительной усмешке и едва ощутимо касается пальцем моей щеки. Я отдергиваюсь, резко и быстро.

- Лучше ты найди себе другое место, маленькая лгунья.

- Иначе что ты мне сделаешь? Ну, что?

- Найди другое место, - настойчиво повторяет он, хватая меня за руку так сильно, что мне кажется, будто после этого останется жуткий синяк, - или тебе сильно не поздоровится.

- Отпусти. Мне больно!

- Привыкай к этому чувству, лгунья, - ледяная улыбка тянет его губы в стороны, - ты еще не раз испытаешь его, если снова прикроешь своего названного братца.

Мы смотрим друг на друга еще пару секунд, и, кажется, что весь мир вокруг просто остановился, замер, а затем я, наконец, вырываю руку из его крепких пальцев и подрываюсь с места.

- Иди к дьяволу, больной ублюдок, - шиплю я, глядя в кошачьи глаза, - еще раз подойдешь ко мне, пожалеешь!

Подхватываю с пола сумку, резко закидываю к себе на плечо и решительно несусь к выходу. В столовой так тихо, что я слышу собственные шаги. Наплевать. Пусть смотрят.

Я иду по стеклянному коридору, не оглядываюсь и где-то в глубине души сдерживаю бешеные рыдания. Господи, что же я им такого сделала? Почему они не могут оставить меня в покое! На физкультуру прибегаю вся взвинченная и красная. Одеваюсь в эту дебильную, желтую униформу, едва не порвав шорты. Плевать на всех, плевать! Завязываю волосы в тугой хвост, даже не смотрю на своих одноклассниц, которые так и таращатся на меня во все глаза, и выбегаю на стадион. Ах, идите к дьяволу! Все к дьяволу! Ношусь по кругу, как угорелая. Учительница меня хвалит, говорит: у меня талант. О, да, что вы говорите! Пойдите, доложите директрисе, она сто процентов обрадуется! К концу урока едва дышу. Я вся потная, я жутко уставшая, и мне уже даже злиться сложно. Просто хочется поскорее покончить со всеми делами и вернуться домой. Ну, или куда там. Куда получится. Я плетусь обратно в раздевалку и радуюсь такому маленькому плюсу, как душевые кабинки. Мне сейчас крайне необходимо смыть с себя не только пот, но и лишние эмоции. Одноразовые белоснежные полотенца сложены в пирамиду на невысоком, стеклянном столике. Я беру одно из них и слежу за тем, куда идут и что делают остальные девушки. Через пару минут я оказываюсь в широкой, просторной комнате, оборудованной закрытыми душевыми, и улыбаюсь. Хотя бы что-то хорошее за весь день. Я решаю не мыть голову. Потираю плечи, живот и слушаю, как о чем-то разговаривают одноклассницы. Становится немного грустно. Я невольно вспоминаю о том, что никто здесь не мечтает обзавестись новым другом, как вдруг чувствую чьи-то пальцы на спине.

- Эй.

Вздрагиваю и оборачиваюсь. Уже готовлюсь отбиваться всем, что попадется под руку, однако натыкаюсь на миловидную блондинку. Она неожиданно протягивает:

- Ты молодец.

- Что? – не сказать, что паршиво говорить с кем-то, когда ты голый. Хотя это смущает довольно-таки прилично. – В смысле?

- То, что ты сказала Диме. Это правильно. Ему надо давать отпор, а то совсем заигрался.

- Ааа, - неуверенно киваю. – Да, он странный.

- А что ты хочешь от парня, отец которого буквально держит весь Питер? – Она хмыкает и пожимает худыми, красивыми плечами. – Главное, потерпи. Он успокоится со временем. Так всегда бывает, поверь.

- То есть я не первая, кого он хочет убить?

- Убить? – блондинка звонко смеется. – Нет, конечно, нет. Не ты первая, не ты последняя.

Что-то в ее голосе такое избитое, что я даже усмехаюсь. Очередное клише после злой мачехи и крутого, ненормального психа – именно глуповатая блондинка, растягивающая звуки и часто моргающая глазами.

- Ладно, - киваю. – Я…, я хочу помыться, если ты против.

- Конечно! Просто хотела сказать, что думаю. – Она хихикает и уходит, крутя голыми, идеальными бедрами, и я тут же прыскаю. Отлично! Теперь у меня есть один союзник. Самое настоящее достижение.

Смываю оставшийся на коже гель и заматываюсь в полотенце. Материал приятный. Такой мягкий. Интересно, сколько же эта школа может себе позволить, если она расщедрилась даже на подобную мелочь? В размышлениях выкатываюсь из душевой и растерянно примерзаю к месту, увидев на крючке вместо собственной одежды неизвестный белый пакет. В груди что-то вспыхивает. Я нервно осматриваюсь, все надеюсь увидеть, этот чертов сарафан, блузку: вдруг они упали? Однако, естественно, поиски тщетны.