- Я не мог. Это сложно объяснить…, - Константин пожимает плечами. – Так вышло.

- Что вышло? Она была не из вашего круга? Не подходила внешне? Или что? Скажи, давай, потому что моя мать была самой красивой женщиной из всех, что я видела.

- Мы познакомились слишком поздно, Зои. Я уже был женат на Елене.

- Что? – меня словно окатывают ледяной водой. Растерянно выпячиваю глаза и глупо переспрашиваю, - женат?

- Да. Едва Маргарита узнала о том, что Елена ждет ребенка, как тут же…

- О, Боже. – Я хватаюсь руками за лицо и с ужасом смотрю на человека, сидящего напротив. Былая легкость испаряется. Я мгновенно забываю о том, как мы шли по мосту, как смотрели на дома и молча наслаждались свежим, весенним воздухом. Теперь я вижу перед собой лишь безответственного, жестокого мальчишку, едва не разбившего на части несколько дорогих ему жизней. Стискиваю зубы и нервно встряхиваю плечами, - почему ты пропал? Мог бы помогать. Хотя бы немного. Я знаю, это наивно, но…, вы ведь в состоянии себе позволить подобную роскошь. Правда?

- Я пытался, правда, пытался ее найти, - горячо восклицает Константин, однако я ему не верю. – Ничего не вышло. А затем, да, я опустил руки, ведь у меня родился сын, надо было жить дальше!

- Ты не знал, что мама беременна?

- Нет. Более того, Зои, о твоем существовании я узнал относительно недавно. – Он как-то нервно пожимает плечами и горбит спину. Не знаю, что испытывать, не знаю, что ощущать. Прошлое стоит оставлять в прошлом. Однако гордость и обида – два слишком сильных чувства. Они жгут изнутри, заставляют давиться собственными мыслями. И сейчас как бы упрямо я не старалась держать себя в руках, меня тянет кричать во все горло. – Зои, ешь.

- Не хочу.

- Почему? Тебе не нравится?

- Мне просто…, - запинаюсь и недовольно взмахиваю руками, - просто не хочется. И все.

- Зои, - Константин устало потирает заросший подбородок, - я знаю, тебе сложно. И мне сложно, поверь! Однако надо же как-то пережить это время, перепрыгнуть его. Мы ведь с тобой взрослые люди. Мы должны принимать взрослые решения! Обижаться – не выход.

- Я не обижаюсь. Мне просто неприятно.

- Понимаю.

- Ничего ты не понимаешь. – Хватаю салфетку и начинаю свирепо мять ее, будто именно в ней эпицентр проблем, причина неприятностей и первородное зло. Прикусываю губу и тихо спрашиваю, - ты хотя бы думал о ней? Думал о маме?

- Конечно, Зои. Я любил ее.

- И оставил.

- Да, оставил. Не всегда мы делаем то, что хотим. У нас у всех есть обязанности. И моим долгом было вернуться в семью. Но, пожалуй, главное заключается в том, что сейчас я ни о чем не жалею. У меня есть сын, жена. Теперь есть и дочь.

- Но у меня больше нет матери.

- Это не моя вина.

- Кто знает. – Понятия не имею, зачем говорю такое. Константин не причем – и идиоту ясно, но почему-то мне хочется сделать ему больно, хочется заставить его сомневаться и думать, думать, думать, ломать голову, сожалеть! Не знаю, что на меня находит. Я вдруг резко поднимаюсь из-за стола и говорю, - пойду на улицу.

- Сейчас?

- Да.

- Зои. Мой перерыв заканчивается через двадцать минут. Успокойся, прошу тебя, и не устраивай сцен. Мы дойдем до моей работы, и я вызову такси.

Понимаю, что он не отстанет, и поэтому коротко киваю. Правда, истины в моих глазах столько же, сколько денег в дырявом кошельке. И пока Константин поднимается за плащом и подзывает официанта, я пулей выбегаю из кафе. Ветер тут же ударят в лицо, смазанная пелена раннего вечера опускается на плечи, и я, изнемогая от безумного желания сбежать как можно дальше от отца, от его денег, от воспоминаний, подхожу к краю дороги и вытягиваю руку. Будь, что будет. Пусть судьба решит, что дальше.

Рядом со мной тормозит огромный, стальной байк как раз в тот момент, когда я слышу обеспокоенный голос отца.

- Зои!

Не обращаю внимания. Смотрю на толстое, опухшее лицо водителя и спрашиваю:

- Подвезешь?

- Тебя? – он обнажает желтоватые зубы и хмыкает. – Да куда угодно, детка! Запрыгивай!

И, да, я запрыгиваю. Незнакомец ударяет по газам, папина рука хватается за мое плечо, но слишком поздно. Мы срываемся с места, взрываем тихие улицы диким взвизгом и несемся вперед навстречу чему-то неизведанному. Я крепко прижимаюсь к огромной спине водителя, зажимаю глаза и чувствую себя так отвратительно, что тошнит. Что я делаю? Что творю?

- Это твой папаша? – орет мужик. Чую, как от него ужасно разит, но все же отвечаю.

- Нет. – Стискиваю зубы. – Просто. Знакомый.

- Куда подвезти-то, детка?

Интересный вопрос. Я оглядываюсь, вижу, как молниеносно проскальзывают то с одной, то с другой стороны фонари, дома, машины и неожиданно понимаю, что не хочу принимать решения. Больше ничего не хочу. Куда уж больше размышлений на сегодня? Я и так успела вскипятить мозги, так пусть за меня отвечает нечто нематериальное, невидимое. Пусть со мной случится то, что должно случиться. Пусть приговор вынесет судьба, а не мое больное воображение!

- Я туда же, куда и ты.

- Что?

- Что слышал.

К счастью, незнакомца я подхватила себе сговорчивого. Вместо того чтобы хорошенько мне врезать за тупую навязчивость, он усмехается и лишь прибавляет газу. И я чувствую, как переднее колесо открывается от земли, как моя спина нависает над асфальтом и верещу, что есть мощи. А мужик смеется. Выравнивает байк обратно и кричит:

- Пристегните ремни, леди!

И мы едим так быстро, что я даже кричать не могу из-за буйного, прохладного ветра. Все тело сковывает судорога, я принимаю смерть, представляю, как падаю на очередном, крутом повороте и трусь лицом об асфальт, и мне от этих мыслей становится так паршиво, что живот скручивается в сотни гигантских узлов. Что я делаю? Боже, что я творю? В голове все вертятся мысли о том, как быстро несется байк, как молниеносно проскальзывают по бокам машины, как незаметно и талантливо на Санкт-Петербург опускается мрачный вечер, и как истошно от боли кричат все затекшие конечности. Мне кажется, я уже никогда не сойду на землю, никогда уже не смогу стоять ровно, дышать ровно, говорить ровно, как вдруг байк тормозит, и я неуклюже ударяюсь лбом о толстое плечо незнакомца.

- Приехали, - говорит он, заглушает двигатель и оборачивается. Лицо у него удивительно отвратительное. – Что-то еще, детка?

Говорить сложно, поэтому я лишь несколько раз дергано покачиваю головой. Спрыгиваю с сидения, разминаю ноги и оглядываюсь: где же я? Впереди узкий, грязный переулок, по бокам огромное скопление дорогих машин, байков. А позади яркая, мигающая вывеска: Сатурн.

- Ооо, - тяну я и не могу сдержать ядовитой усмешки. Черт подери, я доверилась судьбе, а она привела меня к порогу бара? Да, еще и с таким нелепым названием! – Дьявол.

Притоптываю ногой и обеспокоенно осматриваюсь. Повсюду незнакомые люди, в основном мужчины. Они курят, говорят о чем-то, смотрят в мою сторону и лыбятся, словно я новенькое пополнение в отряде молодых стриптизерш. Блеск. Протираю пальцами ледяное лицо и громко выдыхаю. В конце концов, где я и могу чувствовать себя спокойно, так это в подобных заведениях. Что лгать. Мне пришлось сделать слишком много домашних заданий не в квартире, а за барной стойкой «Золотых куколок».

Иду в бар. Распахиваю металлические двери и тут же сталкиваюсь лицом к лицу с тяжелым, знакомым запахом пота, алкоголя, сигарет, тут же слышу знакомую оглушающую музыку, этот треск колонок, чьи-то взвывания. И тут же вижу этих глупых девиц, ласкающих пальцами блестящие пилоны. Ничего не меняется. Никогда. Толпа кидает меня из стороны в сторону, но я упрямо прорываюсь к барной стойке. Сажусь, лениво облокачиваюсь локтями о деревянную панель и неосознанно втягиваю глубоко-глубоко в самое сердце такие знакомые и одновременно такие чужие воспоминания. В голове тут же что-то щелкает. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, ищу маму. Правда, ищу! Секунды три! Правда, вскоре порыв проходит. Реальность вновь падает ко мне на плечи и внутри неожиданно что-то ломается. Я порывисто смахиваю с глаз пелену, выпрямляюсь, говорю себе: успокойся, все хорошо, все в порядке! Но внутри буквально сгораю от мерзкого, ноющего чувства одиночества.