Наибольший интерес к снимкам проявил старик Джексон, вот уже более полувека известный миру «фабрикант женской красоты». В пору своей наибольшей активности он вырабатывал на своих предприятиях все, что необходимо обеспеченной женщине: от модных туфель и платьев до головных уборов, от нижнего белья до котиковых и норковых манто. Он безжалостно раздевал сотню женщин, наживаясь на их труде, чтобы с выгодой для себя одеть одну.

И все же в конце концов он не выдержал конкуренции. Хорошо, что он вовремя сосредоточил свою энергию на парфюмерии и косметике. «Наш век — это век специализации», — сказал он тогда.

Выбор оказался верным: бедные и богатые, красавицы и дурнушки, молодые и старые женщины охотно покупали то, что продавал им всемогущий Джексон. Недаром в день своего шестидесятилетия в узком, почти семейном кругу он откровенно и цинично высказал мысль, попавшую все же в газету и облетевшую весь деловой мир. «При известной сноровке и затратах, — сказал Джексон, — мы смогли бы убедить многих наших женщин ходить в костюме Евы… Впрочем, порой мода и в наши дни настолько приближается к этой, на мой взгляд, невыгодной с коммерческой точки зрения модели, что некоторые промышленники бьют тревогу и срочно финансируют различные общества борьбы за нравственность и благопристойность… Но никогда и никому не удастся убедить ни одну женщину отказаться от услуг моих косметических и парфюмерных предприятий! Вы слышите: никогда! Вот почему я обеспечил себе спокойную старость…»

Разумеется, Джексону приходилось тратить немалые деньги на рекламу своих товаров, причем с большой изобретательностью. Он сам придумал несложный, но удачный трюк… Высвободив из оборота часть средств, Джексон принялся собирать небольшую коллекцию редчайших алмазов, о чем то и дело писали газеты и журналы. Во-первых, это свидетельствовало о благополучии фирмы; во-вторых, позволяло выпускать различные духи и кремы, названные именем того или другого знаменитого камня.

Особенно подвезло Джексону, когда он купил «Фею Амазонки» — крупный, величиной с куриное яйцо, с бледно-синим отливом алмаз чистейшего тона. В одном конце драгоценного додекаэдра было красивое рубиновое вкрапление в виде крохотной короны с тремя лучиками.

В магазинах появились хрустальные светло-синие флаконы духов и одеколона, внешне в точности походившие на «Фею Амазонки». Наконец, Джексон пустил в продажу прекрасно рекламированный, самый дорогой в мире парфюмерный набор «Фея Амазонки», который не выходит из моды и по сей день.

Если, «исчерпав тираж», Джексон втихомолку продавал надоевшие алмазы, то с «Феей Амазонки» он не расстался бы ни за что, сделав даже изображение этого редкого минерала эмблемой своей фирмы.

Нанятые Джексоном журналисты время от времени писали о камне, найденном «кем-то» в районе Амазонки и «неизвестно у кого» купленном Джексоном за крупную сумму. Такая таинственность, сама по себе уже реклама, помогала изобретательному дельцу в несколько лет окупить стоимость необыкновенного алмаза, ставшего предметом вожделения многих королей и министров. Так что Джексон мог жаловаться на возраст и старческие недомогания, на что угодно, только не на отсутствие выдумки.

Однако и Джексону ни разу не приходила на ум такая мысль, какая родилась в лысой голове этого немца. Идея Дорта вполне заслуживала внимания…

— Предоставляю слово своему уважаемому другу и компаньону, — кивнул Дорт.

— Господа, — сказал Бергофф, — мистер Дорт и я… мы вдвоем наводняем, так сказать, выбранные нами страны возбудителями этой болезни. Способ заражения прост, и, так как это будет лежать на нашей обязанности, я не стану отвлекать вас. Вместе с тем мистер Дорт и я передаем мистеру Джексону состав исцеляющего средства и преимущественное право выпускать его в продажу согласно разработанному нами проекту договора. Мистер Стоутмен, используя свое влияние в высших официальных сферах, возьмет на себя почетную обязанность ликвидировать возможные конфликты и будет содействовать проникновению наших товаров на территории колоний. Каждый из нас по заслугам получит долю выигрыша. Игра, как уже упомянул мой коллега, несомненно, будет крупной. Если вас интересует научная сторона вопроса, вам ее изложит мистер Дорт.

— Джентльмены, — сиплым голосом произнес Джексон, — я полагаю, можно обойтись и без науки… Я в восторге от остроумия мистера Дорта и дальновидности моего юного друга мистера Бергоффа. Я заранее жму вам руки и включаюсь в дальнейшую игру. Да, надо уточнить детали, размеры затрат и прибылей, но за этим дело не станет: я не сомневаюсь в том, что мы договоримся. Больше того, я ничего не имею против, если мне придется взять на себя и распространение зараженной мази, или, скажем, одеколона, а не только исцеляющей.

— Неужели вам мало вашей доли? — возразил Стоутмен.

— Я полагаю, — сказал Бергофф, — что не стоит подвергать риску доброе имя вашей фирмы, мистер Джексон.

— Как угодно, — пожевав сухими губами, вздохнул старик. — Кстати, не могут ли ваши микробы продлить мне жизнь? Нет? Жаль… Я бы щедро заплатил.

Довольный своей шуткой, Джексон хрипло рассмеялся.

— Вы упомянули об окончательном проекте договора… — напомнил Стоутмен.

— Да, пожалуйста, прошу ознакомиться. — Бергофф подал Джексону тонкую папку с бумагами и подсел поближе к старику.

Стоутмен встал из-за стола и взглядом пригласил Дорта сделать то же самое. Они вышли на балкон, опоясывающий дом Бергоффа. Возле спальни Паолы находилось несколько плетеных кресел и шезлонгов. Дорт жестом пригласил собеседника присесть.

— Мы с вами только что познакомились, мистер Дорт, — сказал Стоутмен, — но почему бы нам не быть откровенными друг с другом?

Дорт вопросительно посмотрел на него. Стоутмен подумал и решил идти напролом: это сбережет время и окажет психохологическое давление на собеседника.

— Вы умолчали о главном, мистер Дорт: о тех микробах, что несут с собой смерть и опустошение.

Дорту стоило немалого труда казаться спокойным.

— Я не понимаю вас, — ответил он.

— Я — один из пайщиков фирмы «Келли и сыновья», той самой, которая по договору с вами оборудовала здесь микробиологическую лабораторию.

— Но это был секретный договор!

— Если бы «Келли и сыновья» имели от меня секреты, то я забрал бы от них все свои вложения до последнего цента и разорил бы их!

— Чего вы хотите от меня теперь?

— Вы сами делаете деньги и понимаете, что фирме «Келли и сыновья» не грешно было бы узнать, для чего вам понадобилась микробиологическая лаборатория, да еще с таким дорогим совершенным оборудованием.

— Вы шпионили за мной?

— Э, мистер Дорт, к чему волноваться? Каждый развивает свое дело, как умеет, и поступает, как ему выгодно. Чтобы вы не сомневались в чистоте нашей работы, я вам расскажу: вам удалось найти здесь, на Пито-Као, неоценимый клад… Новых крошечных рыцарей смерти. Если их напустить на человека, то он погибнет в очень короткий срок. Вы можете хоть сегодня начинять маленькие бомбочки и продавать их по миллиону долларов за штуку! А кожная болезнь, о которой мы говорили сегодня, не что иное, как в тысячи раз ослабленное действие одного из штаммов этого же возбудителя… Теперь вам ясно, что мне известно многое? Вы хотите сделать бизнес нашими дедьгами. Это нечестно!

Дорт был бледен. Стоутмен достиг своей цели. Несколько минут прошло в молчании.

— Если «случайно» моя жизнь оборвется здесь, на Пито-Као, — усмехнувшись, проговорил Стоутмен, — мои люди прикончат вас всего получасом позже. Боюсь, что мне нельзя умирать у вас даже от простуды…

Дорт подумал, что перед ним сильный противник или… А почему бы и нет? В лице Стоутмена он приобрел бы волевого партнера! Внезапно в голове Дорта возник новый вариант их возможного сотрудничества.

— Вы действуете от себя или от лица фирмы? — быстро спросил он.

— Если мое личное участие, — Стоутмен сделал ударение на слове «личное», — будет для меня более доходным, я готов пожертвовать интересами фирмы и моих уважаемых друзей — Бергоффа и Джексона.