Пока происходили все эти разговоры, Матотаупа и Харка отдыхали в небольшой рощице. Ветер слегка покачивал ветки деревьев. Воздух был наполнен запахом первых цветов и влажной земли.
Стало вечереть. Матотаупа поднялся с земли.
— Я буду сопровождать и охранять Джо и Генри, — сказал он. — Ты мой сын, и ты пойдешь со мной. Мы не расстанемся. Я сказал. Хау.
Медленно направился Матотаупа назад к блокгаузу. Медленно шел за ним Харка. Как наяву перед ним возник другой индейский разведчик, с которым они познакомились два года назад, — Тобиас. Он снова видел перед собой лицо Тобиаса — безвольное, равнодушное. Теперь Харка понимал, как свободный индеец попадает в зависимость и что он переживает при этом.
Когда был уже виден блокгауз, Харка сказал:
— Я построил себе шалаш.
Матотаупа был удивлен. Он остановился и посмотрел на сына, взгляд которого был устремлен вперед. Что-то вроде улыбки появилось на лице Матотаупы, а в глазах засиял мягкий свет.
— Ты пригласишь меня в гости?
— Хау. — Харка не сказал больше ни слова, но в этом коротком возгласе было столько надежд…
Оба подошли к загону и вывели коней к реке, причем Харка шел теперь впереди. Их шаги были широкими, легкими и быстрыми.
Небо затянули облака. Холодный весенний ветерок играл с травой и ветками деревьев и кустов, которые образовывали островки среди травы и песчаных участков. Харка подошел к самому краю одного из этих островков и дал отцу знак следовать за ним. Из прочных веток, небольших стволов и кусков коры была сделана хижина. На земле в ней была расстелена бизонья шкура, которая служила Харке еще в снежной хижине, на ней лежало кожаное одеяло, разрисованное картинами о делах и подвигах Матотаупы. Харка высек огонь, поджег подготовленную лучину и принялся поджаривать окорок енота. Впервые в своей жизни он выступал в роли хозяина палатки, а его отец был гостем у очага Харки, Твердого Как Камень. Юноша хотел показать себя хорошим хозяином, хотя у него и не было ни мисок, ни ложек, ни горшков и они должны были есть, как воины в походе. Они вытащили ножи, разделили мясо и с удовольствием начали есть. Единственное, что Харка притащил для своего хозяйства из блокгауза, была соль, за которую он подарил Мэри шкурку горностая.
Когда Матотаупа насытился и раскурил трубку, он сказал сыну:
— Говори.
Харка знал: от того, что он скажет сейчас, зависит многое. Он внутренне собрался и начал:
— Отец, два лета тому назад ночью, прежде чем ты вывел наши палатки из леса на Лошадиный ручей, ты меня впервые привел в таинственную пещеру. Когда я тебя ждал в лесу под деревом, я заметил следы человека. Это был след белого человека. Ты это знаешь.
— Хау. Я знаю это.
— Тебя в пещере около водопада кто-то пытался схватить и сбросить в глубину. Мы осмотрели следы, но недостаточно внимательно, потому что у нас не было времени и Солнечный Дождь, отец Четана, боялся духов. Мы ничего не нашли, а из источника, где вытекала вода, никто не вышел.
— Да, это так, как ты говоришь, — подтвердил Матотаупа.
— Кто был тот человек, кто оставил след? Это был тот же, кто схватил тебя у водопада?
— Да, это был тот же человек, — на лице Матотаупы играла улыбка довольства. — Ты хочешь знать, кто это был? — спросил отец.
— Я тебя уже об этом спрашивал, отец.
— Да. Этот человек был Беззубый Бен, который искал золото, но не нашел его. Несколькими лунами позже, когда я с художником Моррисом, которого мы называли Далеко Летающей Птицей, и с его краснокожим братом шайеном Длинным Копьем были здесь, в блокгаузе, Бен вместе с Петушиным бойцом — Биллом и другими бандитами связали меня, чтобы выведать тайну. Они угрожали мне, что будут пытать тебя до тех пор, пока я не открою ее. Но я молчал, так как поклялся моим предкам.
— Хау. Так было, отец. Бен сбросил меня тогда в колодец… А ты знаешь, как Бен вышел из пещеры?
— Хау. Он вышел через боковой проход, который теперь тебе известен.
— Но при этом он встретил другого человека!
— Я знаю. — Матотаупа снова рассмеялся, и таким добрым стал отцовский взгляд, что Харка не знал, как ему быть дальше.
Харка рассчитывал своим сообщением нанести удар по Рэду Джиму, и удар, как он надеялся, сильный. Но оказывается, отец многое знал.
— Да, Бен наскочил на другого человека, и это был Рэд Джим.
Харка смотрел на тлеющий огонь, чтобы не видеть улыбки отца.
— Да, отец, это был Джим, — сказал он.
— Рэд Джим и еще раз пытался искать золото в пещере, — снова заговорил Матотаупа. — Слушаешь ли ты мои слова, Харка — Ночной Глаз, Твердый Как Камень? Джим был на пути из Канады к реке Платт, так как он слышал об изыскательской партии и хотел быть у них скаутом. Однажды в поисках убежища он нашел ход в пещеру, который находился под мощными корнями старого дерева. Он уже успел спуститься немного вниз и тут повстречался с Беном. Бен сказал ему, что он искал золото и не нашел, и тогда Ред посоветовал Бену заняться торговлей.
— А разве сам Рэд Джим не искал золото, разве он выгнал Бена не потому, что считал эту пещеру своей собственностью?
— Кто сказал тебе это?
— Дженни.
Харка не видел, как лицо Матотаупы еще больше расплылось в улыбке. Он не видел этого, потому что не смотрел на отца, но он чувствовал эту улыбку.
— Харка — Твердый Как Камень, неужели ты веришь больше болтливой девчонке, чем такому отважному мужчине, как Рэд Джим.
— В этом случае — ей.
— Ты думаешь о Рэде Джиме не так, как твой отец. Но ты забываешь, что он разрезал мои путы, когда Бен схватил меня. Я обязан ему жизнью.
— Да, Рэду Джиму. Я знаю это.
— Ты не благодарен ему за это?
— Я ненавижу его за то, ради чего он так поступил.
— Ради чего? — спросил Матотаупа и насторожился.
— Отец, он хочет завладеть твоей тайной. Вот и все. Он знает, что не заставит тебя говорить, и хочет тебя перехитрить.
— Харка — Твердый Как Камень, скажи мне прямо: веришь ты мне, что я всегда и перед любым буду молчать?
— Да. Так будет, Матотаупа.
— Ты что же, считаешь Рэда Джима глупцом?
— Нет.
— Ты идешь в своих подозрениях по неверному пути.
Харка ничего не возразил, но он был обеспокоен еще больше, чем в начале разговора.
Матотаупа выкурил трубку и выбил ее. Он подбросил несколько сучков в огонь, а глазами искал глаза сына.
— Харка — Твердый Как Камень, с кем ты разговаривал в твоей снежной хижине?
— С Четаном.
— Что он хочет?
— Скальп Джима.
Глаза Матотаупы расширились, точно он увидел что-то страшное.
— Он хочет получить скальп… От кого?
— Если нужно — от меня.
— Харка… Твердый Как Камень… Ночной Глаз… Убивший Волка! Мой сын! Если ты поднимешь свою руку против моего белого брата… Против моего единственного брата, чтобы снять с него скальп и передать его тем, кто меня оскорбил, изгнал, унизил… То я тебя… — Матотаупа вынул нож из ножен и по рукоятку всадил его в землю. — То этот нож найдет тебя!
Харка смотрел на руку отца, на рукоятку ножа, на лезвие, вытащенное из земли и мерцающее в последних отсветах очага.
— Матотаупа! — сказал Харка. Он сказал это твердо как мужчина. — Ты меня воспитал, на тебя и на твои поступки я смотрел, когда я рос. Я не знаю страха, не боюсь я и твоего ножа. Но я убью твоего белого брата только тогда, когда ты сам будешь готов убить его. Я сказал. Хау.
Отец посмотрел на своего сына как на человека, который был для него нов и чужд, как на человека, которому он уже не в силах возразить.
Угасали уголья. Никто не подбрасывал больше веток. Густая тень постепенно окутывала отца и сына: сначала лицо, потом плечи и наконец — ноги. В хижине похолодало. Ветер завывал и свистел в щелях. Снаружи шумела река, кричала сова.
Харка потянул на себя кожаное одеяло, взятое им из родной палатки в ту ночь, когда он покинул ее вместе с изгнанным отцом. Он завернулся в него, подобрав колени, чтобы занять как можно меньше места. Закрыл глаза Матотаупа улегся спать на шкуру бизона.