- Поздно, - сухо отозвался Глеб, идя ко двери. – Я сегодня ужинаю с шефом и партнерами. Это может затянуться.

- Да? – разочарованно протянул за его спиной Макар, увязавшийся следом. – Тебя дожидаться? Чисто там чтобы чай попить.

Глеб пожал плечами и открыл дверь.

- До вечера, - вежливо произнес он и вышел.

- До вечера! – Макар высунул голову из двери, проследил за тем, как Глеб заходит в лифт.

Пока лифт спускался в подземный гараж, Глеб успел переложить тщательно и очень аккуратно, где-то даже кокетливо, запакованный сверток с едой в портфель, усмехнуться, покачать головой и снова принять невозмутимый вид.

Дорога до родного здания, в котором он работал уже который год, занимала не очень много времени. Глебу не надоедало смотреть в окно на энергично менявшийся городской пейзаж. Место серых и невыразительных зданий занимали помпезные небоскребы. Росли и изничтожались, и снова росли деревья. Время от времени появлялись машины, призванные строить или ремонтировать, а иногда и сносить то, что было заложено другими. Люди, только люди оставались теми же. Они все так же спешили куда-то, упорно игнорируя других таких же спешащих, настаивая на том, что они одни в этом мире, который сами же себе придумали. Глеб посмотрел на бумаги, которые он по давней привычке достал из портфеля и положил на колени, даже просмотрел пару листов. И снова вернулся к разглядыванию пейзажей, неторопливо сменявших друг друга за окнами.

День обещал быть почти таким же пасмурным. Хотя метеорологи настаивали на том, что весна непременно настанет. Это наверняка затянется еще на пару недель, а потом после сумбурного ее начала придет лето, такое же изнуряюще-жаркое, как и предыдущее. Второе лето в одиночестве. Глебу почему-то вспомнился офис, каким он был в то лето. После оглушающей дневной жары стены даже изнутри выглядели утомленными. И эти дурацкие игры с поглощением более мелких компаний, которые именно в пору летних отпусков затеял и осуществил Тополев, неожиданно пришлись ему как нельзя кстати. Тополев инициировал все эти захваты, перекупы, биржевые игры и с огромным удовольствием переложил детальную разработку грандиозных планов на Глеба. А тому было все равно, чем заниматься, лишь бы заниматься. И он занимался. По шестнадцать часов в день, приходя в свою квартиру только для того, чтобы сменить костюм, принять душ и заглянуть на обратном пути в офис в парикмахерскую. Он уходил из своего кабинета по пустым и – как ему казалось – натужно переводившим дух коридорам, шел вдоль утомленных жарой стен, спускался в подземный гараж, воздух в котором тоже был переполнен наземной духотой, и ехал в свою квартиру в отменно кондиционированной машине. И остро чувствовал свое одиночество в полной изоляции от мира. Там, за жестяной банкой машины плавился асфальт, изнывали от жары деревья, а внутри он был один, в прохладном воздухе, на прохладном сиденье, и все те мысли, эмоции, переживания, которые пытались вырваться за пределы машины, рикошетили и ударяли по нему с удвоенной силой. А город стоял в ночных пробках, и слишком много времени было у Глеба, чтобы еще и еще раз поесть себя поедом. И никому не было до него дела. И ему не было дела ни до кого. Он приезжал в свою квартиру, менял одежду, заезжал в парикмахерскую, где его голову приводили в порядок, и снова ехал в контору за работой, которой было более чем достаточно, и где он мог заняться чем-то во внешнем мире и отвлечься от себя. Затем на смену изнуряющей жаре лета пришло осеннее расслабление. Тополев осваивал новые высоты, которые он захватить захватил, а что с ними делать, пока не знал. Компания переводила дух. Глеб вгрызался в незнакомые пока области, отстраненно отмечая, что летняя жара сменилась осенними непогодами, потому что он так и жил в кабинетах, коридорах, машинах, бумагах, файлах, и лишь вместо жары, стекавшей по стеклу автомобиля, стекали капли осеннего дождя. Люди все так же спешили. Машины все так же спешили. Время все так же текло.

Глеб привычно поблагодарил водителя и вышел из автомобиля. Портфель привычно тяготил руку. Глеб ткнул в кнопку вызова лифта. Глядя на двери, которые вот-вот должны были открыться, он непроизвольно усмехнулся, вспомнив то, верней, того, кто свалился ему на голову и прочно обосновался, судя по всему, на его шее. Потому что привычно тяготивший его руку портфель непривычно раздувал аккуратно упакованный сверток. Потому что парень, который ему этот сверток впихнул, наверняка не сомневался, что иначе быть не должно, и раз ему поручили быть домоправителем, то он должен ответственно выполнять свои обязанности, самой главной из которых, с его точки зрения, является сытый желудок хозяина, и он вполне мог искренне полагать, что такие свертки – единственная возможность обеспечить это. Двери лифта раздвинулись; Глеб вошел в кабину и привычно стал в правом дальнем углу, глядя на противоположную боковую стену. Он взял портфель в правую руку, держа его между собой и стеной. С другой стороны, если это – все, что нужно, чтобы осчастливить этого приблуду, то что теряет он, Глеб?

В лифт входили и выходили новые люди, кабина упорно возносилась наверх. Глеб смотрел перед собой, по привычке избегая обращать внимание на людей. Если бы он потрудился посмотреть на себя попристальней в зеркальную стену лифта, то наверняка подумал, что лицо слишком невыразительно в своей правильности. Может быть, полюбопытствовал праздно, что скрывается под тяжелыми веками. Может быть, поразглядывал примечательный подбородок с ямочкой. Может быть, полюбовался проседью на висках, соседствовавших с молодым и ухоженным лицом, и перевел бы взгляд дальше, на другие, более подвижные и открытые лица. Чем выше поднимался лифт, тем меньше оставалось людей. Наконец Глеб перевел взгляд на дверь, которая раскрылась на нужном этаже, и вышел. Родной холл встретил его элитной тишиной, разбавляемой тихой музыкой. Глеб кивнул барышне, сидевшей за стойкой, и направился к себе в кабинет.

Первым делом после того, как Макар закрыл за Глебом дверь, он рванул наверх. Ему не терпелось повнимательней осмотреть тот типа настоящий, прирученный такой, комнатный спортивный зал. Перед дверью, заробев буквально на пару ударов сердца, Макар медленно и осторожно открыл дверь и засунул в комнату голову. Осмотревшись, убедившись, что его активному благоговению ничто не помешает, он зашел и огляделся. Выразив свое восхищение выдохом, а затем одобрение почтительно сложенными в соответствующую линию губами, он обшаривал глазами каждый квадратный метр поверхности, который был хоть чем-то занят. Макар порассматривал ряды кнопок рядом с монитором на беговой дорожке, осмотрел силовые тренажеры, запрыгнул на дорожку и попытался сделать пару шагов, передумал, подошел к кросстренажеру и подозрительно его оглядел. Удовлетворившись предварительным знакомством, он подошел ко двери, задержался у нее и окинул комнату собственническим взглядом. Только жалюзи тут явно нужны другие. Или не жалюзи.

До занятий времени оставалось более чем достаточно. Макар с торжественным видом подошел к машине и начал с визуального осмотра. Пригреб волосы, недовольно дернул губами и решил все-таки начать с изучения инструкции. Он недовольно поморщился, дотянулся до увесистой брошюры и открыл оглавление; порассматривал его, оценил шрифт и размер и пролистал пару страниц. Текст, который Макар имел честь читать, был коряво переведен, судя по всему, с итальянского какого или немецкого, но понять можно, что там эти технологи имели в виду. Он проверил, хватает ли бобов, определил, где регулируется крепость напитка и грубость помола, проверил, как снимается емкость для воды, поперебирал пальцами в воздухе рядом с машиной и ткнул в кнопку, которая должна была обеспечить ему приготовление роскошного напитка. Хруст зерен, гудение воды и тихий плеск кофе были оценены им как лучшая музыка. Макар решил, что готов слушать такие симфонии бесконечно. Он бережно взял чашку и поднес ее к носу. Принюхался, улыбнулся, оперся бедром о стол и повернулся к окну. Небо было свинцово-серым, угрюмые облака висели низко, но за ними любопытно посверкивали солнечные лучи. Смотреть на такую красоту в огромной оконной раме, стоя на огромной кухне и нюхая офигенный кофе, можно было бесконечно. Макар решился и сделал первый глоток. Кофе был жутко горьким и пряным. Но сыпать в него сахар, как он сделал бы дома, в студенческой столовой или еще какой забегаловке, он бы не рискнул. И кроме того, Глеб тоже пил кофе без сахара, и даже без молока. Хотя сливки в холодильнике водились. Отличия от обычной жженой бурды, которую Макар пил до этого, были очевидны: он за пару секунд ощутил, как зашевелилась кровь в венах, застучал пульс в висках и по телу распространилась почти неукротимая бодрость. Он допил кофе, убрал со стола, вытер посуду и снова подошел к машине. Поколебавшись, Макар нашел в брошюре указания по обслуживанию и с облегченной улыбкой прочитал, что от него не требуется слишком много, да и то не сразу: машина замигает и откажется варить кофе. Книжка полетела на подоконник, Макар побежал в комнату, которую в мыслях не называл иначе, чем своей.