— Да.

— Я взял первые три патрона, которые попались под руку. И я не знаю, насколько они готовы к использованию. Может быть, все они содержат в себе смерть, а может все три давно протухли и не опаснее обычной батарейки. Когда я проверял это ружье, года три назад, в среднем приходилось по две осечки на каждые три выстрела. Многие патроны так и сдохли… В общем, из этих трех патронов скорее всего только один содержит билет на небеса. Или два. А может, и все три.

— Угу.

— Жребий. Будем стрелять по очереди. Раз, два и три… Три шанса. Я могу посчитать вероятность, но врядли это тебе что-то скажет. Так что давай, Котенок. Ты не хочешь передумать, пока есть время?

Он облизнул сухие губы розовым языком. И отрицательно мотнул головой. И все же я видел, что он немного сбит с толку. Не ожидал такого поворота. Граф ван-Ворт — и вдруг такое нелепое предложение, гусарщина, грубость… Совсем не элегантное оружие и смерть от него тоже не очень красивая. Я не стал рассказывать Котенку, как это смотрится, когда человек, минуту назад бежавший в цепи рядом с тобой, вдруг превращается в огромную кровавую медузу, распластавшую свои внутренности по земле.

— Жребий бросать не будем, — сказал я твердо, — Я уступаю тебе первый шанс. Я буду стреляться первым. Ты не против?

— Там три патрон!

— Ну да. То есть два твоих шанса против одного моего. У тебя больше вероятность выйти живым из этой комнаты.

— Это нечестно! — вздернул он голову, — Поровну!

— Ну извини, — я не очень весело усмехнулся, — Здесь командую я. Тебя же больше будет устраивать моя смерть?.. Так к чему сложности? Правда, результата я, конечно, тебе не гарантирую… Начнем?

Лицо у него изменилось. Каменная корка сползла с него, оставив растерянность и — да, я это видел — страх. Что, малыш, не ожидал? Думал, старик граф будет с тобой сюсюкать, упрашивая съесть ложечку, а ты будешь с гордо поднятой головой помирать у него на диване? Как бы не так! Ван-Ворты всегда любили удивлять врагов. И азарта им тоже было не занимать.

Сыграем в веселую игру, Котенок?..

— А если не стрелять ни один? — медленно, с трудом подбирая слова, спросил он, — Что тогда?

— Такая вероятность есть, — согласился я, — Хотя я поставил бы две сотни крон с гербом Герхана на то, что из этих трех патронов хотя бы два могут бабахнуть. Если же нет… Ничья.

— Ты мог принести много… больше патрон.

— Малыш, судьба — это не аттракцион. Если кому-нибудь из нас суждено умереть, хватит и этого. А устраивать ярмарочный балаган мне не хочется.

— Что значит ничья?

Наверно, слово это было ему незнакомо.

— Каждый остается при своем.

— Как это?

— Как двое нормальных людей, которые вынужденно оказались вместе. Без поножовщины, без самоубийств, без истерик и голодовок. Просто как двое людей.

— Мне не подходят так.

— Судьбе виднее, мой мальчик. Если нам обоим суждено жить, не стоит с ней спорить. Если нет… Ну, ты сам знаешь. Сейф я оставил открытым, там есть документы, в которых ты найдешь универсальный ключ запуска для аппаратуры и три кода для терминала связи. Ты сможешь вызвать помощь.

Он оживился.

— Это не ложь?

— Слово ван-Ворта! — я торжественно поднял руку. Судя по его взгляду, эти слова для него ничего не значили. Для меня тоже. Но я надеялся, что это прозвучит убедительно.

— Твое гнилое слово не имеет цены, герханец.

— Цена существует только в глазах покупателя и продавца. Я не торгую своим словом. Итак, как тебе наша маленькая сделка?

— Если мы оба выживем…

— То оба будем вести себя как умные взрослые люди, — кивнул я, — Ты не будешь творить больше глупостей, а я взамен не буду на тебя даже глядеть. Если ты думаешь, что я все еще собираюсь выуживать из тебя ваши военные планы или прочую чепуху, то ты жестоко ошибаешься. Мой интерес заключается только в том чтобы сбыть тебя здоровым и невредимым.

— Имперский блохолов!

Я поморщился.

— Это значит, нет? У тебя недурной шанс, Котенок, шестьдесят шесть процентов с небольшим против моих тридцати трех. Конечно, ты можешь послать меня к черту и помирать с голоду дальше, как и подобает герою. Тогда ты умрешь. Это, конечно, будет неприятно для меня, но ведь ты не последний кайхиттен в этом секторе. Скорбно умрешь и я со спокойной совестью, зная, что сделал все от меня зависящее, отправлю тебя на корм кусачкам и шнырькам. Тут, знаешь ли, мало твердой земли, могила — слишком большая роскошь для этой планеты.

— А могу убить тебя.

— Разумеется. И вернуться на Родину героем. Думаю, за убийство графа Герхана тебя осыпят почестями. Хотя и не знаю, сколько стоит голова опального ван-Ворта по нынешним временам. Ценность ван-Вортов на рынке сейчас падает…

Котенок колебался. Заключать договор с герханцем было в его глазах не намного перспективнее, чем заключать договор с сатаной, но я видел, как блестят его глаза. Космос, как же мало надо пообещать ему…

— Ты лжив, как и все имперское семя!

— Значит, ты против? Вот как?.. Что ж, я допускал и это. Значит, оставим все по-старому. Кажется, мы остановились на том, что ты умирал с голода?

Я молча взял тарелки, открыл узкое окно, круглое, как иллюминатор на катере и выкинул их наружу. Где-то внизу раздался тонкий звон бьющегося стекла. Я шагнул к сейфу с ружьем в руках.

— Нет! Я согласен.

Он встал и пошатнулся, мне пришлось схватить его за предплечье чтобы он устоял на ногах. Сейчас он был слаб, как будто провел в невесомости пару лет. Я даже усомнился, хватит ли у него силы спустить курок. Но заглянул в его лицо и с мрачным удовлетворением понял — хватит. Еще как хватит.

— Передумал? — я сделал вид, что размышляю. Он напряженно следил за мной, — Ладно. Уговор в силе. Ты согласился с его условиями.

— Да, — сказал он с отвращением, — Согласился.

— Ты клянешься честью своего рода соблюдать его?

— Клянусь, — сказал он тихо, опустив глаза. Ребенок, которому пообещали одну-единственную вещь — шанс убить врага. Ради этого он готов принять позор, согласиться на все. Всего лишь один крохотный шанс…

— Держи, — я протянул ему карабин, — Вот это — спусковой крючок. Кладешь на него пальцы, вот так… — я показал ему, как, — потом целишься и жмешь. Все. Я могу подождать, если ты хочешь составить завещание или помолиться. Не знаю, как принято у вас, но готов подождать чтоб все было по форме.

Он мотнул головой. С трудом принял тяжесть оружия.

— Зачем мне?

— Котенок, это тебе не логгер. Я сам не дотянусь до крючка, если приставлю ствол к голове. А нажимать на крючок ногой — пошло и некрасиво. Стреляй ты. Только следи за тем, чтобы ствол был направлен через мою голову или грудь в окно. Если заряд попадет в стену, тебя порвет на клочки рикошетом. Это опасная штука. Ну как ты, готов?

Мальчик, готов ли ты к тому чтобы спустить курок?..

— Готов. Молись, герханец.

— Космосу не нужны молитвы, — лаконично ответил я, становясь напротив окна.

— Тем хуже тебе.

— Стреляй.

Он шмыгнул носом, уперся прикладом в плечо, тяжелое цевье опер на ладонь и поднял карабин. Три круглых отверстия почти уперлись мне в щеку, в лицо заглянули три бесстрастных металлических глаза. Взглядом я нащупал самый верхний. Интересно, успею ли я сообразить, что произошло, если патрон окажется рабочим? Скорее всего нет, мозг разорвет пороховыми газами и картечью быстрее, чем его успеют достигнуть импульсы нервной системы.

Еще я успел подумать о том, что никто не помешает Котенку нажать на спуск три раза. Просто на всякий случай.

«Идиот!» — раздраженно сказал второй Линус.

«Не закрывай глаза!» — сказал еще кто-то.

Котенок ступил ближе, стволы холодно ткнулись в щеку.

— Готов, герханец? — спросил он. Я снова успел отметить, какие у него ровные и правильные зубы.

— Я думал, ты уже выстрелил. Поторопись, Котенок, я не хочу стоять возле открытого окна целый час. Можно застудить шею.

Он зашипел — как всегда, когда я называл его Котенком. Он ненавидел эту кличку. Всякий раз, слыша ее, он то краснел, то бледнел. Может, поэтому я так его и называл.