На следующее утро я проснулся с ужасной головной болью. И каким бы дорогим и огромным ни был диван, спать на нём я никому не порекомендую. Я простонал и потёр шею, оглядывая разрушения в гостиной.
На некоторой мебели были стикеры для заметок, на стенах висели несколько фотографий и различные мелочи. Всё было смутно, но я был уверен, что помню, что решил прошлой ночью избавиться от дома. Всё помеченное было хренью, которую могла забрать Эмма, а остальное будет пожертвовано.
Я не мог здесь оставаться.
— Чёрт, — я встал, меня окатило новой волной подступающей тошноты и свежей боли. Я чувствовал себя чертовски грязным. Но не в том смысле, который мог исправить душ. — Вот шлюха, — я почесал лицо. Я презирал её. Она превратила всё в этом доме в боль и уродство.
Прошлёпав на кухню, я поставил вариться кофе, а затем проверил свой телефон. Я прищурился, глядя на экран. Мои входящие сообщения разрывались от посланий моей сестры, Софи, Бруклин, и даже было одно от Теннисона — мужа Софи и возможно, того парня, которого я бы назвал своим лучшим другом.
Моя сестра... Бруклин... Софи...
Это пробудило что-то в памяти. Миа упоминала о них прошлой ночью, прежде чем я вошёл в эту катастрофу. «Пусть Софи и Бруклин будут неправы». Насчёт чего? Насчёт Эммы? Какого чёрта...?
Я не был уверен, что это важно, но позвонил Софи. Если я не ошибался, Миа сейчас была в воздухе.
— Наконец-то, я так переживала, Ноа! — было приветствие Софи. — Ты в порядке?
— Как... — это не сработало. Может, я был тряпкой и немного поплакал прошлой ночью. Может, я опустошил бутылку виски. У меня ныло горло. — Эмма мне изменяла. Вы с Брук знали?
Она выругалась, затем тихо вздохнула.
— Мне очень жаль, милый. Я хотела ошибиться. Это была просто теория.
Я устало потёр глаза и взял из шкафчика кружку. Она сказала — теория. Ничто другое не имело смысла. Мы были близки. Если она или кто-либо другой из моей компании друзей знал наверняка, они бы мне рассказали.
— Миа позвонила мне перед тем, как они сели в самолёт, — продолжала она. — Она рассказала мне о грузовике перед домом. Мы пытались дозвониться до тебя всё утро. Ты в порядке? Значит, это действительно правда? Она тебе изменяла? Боже, вот сучка! Я её прирежу!
Обезболивающие. Они были мне нужны.
Сонно моргая, я направился к аптечке в гостевой ванной и захватил баночку «Адвила».
— Я застал её с каким-то придурком.
Софи материлась и давала обещания, которые не стоило бы слушать копу. Я ценил это, но у меня больше не было никакого желания говорить об Эмме. Я предполагал, что Софи и Бруклин подружились с моей сестрой на вечеринке в честь моего дня рождения в феврале. Женщины любят поболтать, да?
Наливая кофе и выпивая две таблетки обезболивающего, я слушал, как Софи всё говорит и говорит о том, что хочет сделать с частями тела Эммы. Это было... красочно. В хороший день я бы над этим посмеялся.
Вместо этого я чувствовал себя чёртовым идиотом. Это ударило по моей гордости, не буду врать. Но я знал, что перед друзьями не нужно скрывать дерьмо или стыдиться. Они были хорошими людьми. Софи, несмотря на то, что была на десять лет младше меня, была ярой девчонкой. Заботливой и верной.
Она научилась этому тяжёлым путём, пока росла в Голливуде. Забытая детская звезда, которую скинули вниз. Слетев с высокого положения, она перестроила свою жизнь. Она заработала свой статус настоящей звезды, и даже хоть она была самой младшей в нашей компании, она была мамочкой, без сомнений.
— Ноа? Ты ещё здесь?
Я глотнул кофе и кивнул сам себе.
— Да, — на улице сияло солнце, не особо отражая моё настроение. Разве не должен был лить дождь или ещё какое-то дерьмо? — Я продаю дом. И проверю свой член, — я не мог сказать, что поверил Эмме, когда она сказала, что это длилось всего несколько недель. В любом случае, я не собирался рисковать.
Софи слегка поперхнулась.
— Эм, ладно. Ха, — она хохотнула. — Рада, что ты сказал мне эту последнюю часть.
Я слабо улыбнулся, глядя в пол, и почесал бицепс.
— Я так и подумал. Но я не могу здесь оставаться. И нет слов, чтобы описать, как сильно я не хочу сейчас ехать во Флориду.
Мысль обо всех вопросах от моей семьи...
Теннисон был одним из величайших режиссёров в мире, и я уже несколько раз был его ассистентом. Была причина того, что мы сошлись. Он был простым, как я, и мы оба наслаждались состоянием «тише воды, ниже травы». Но со всем этим… моя семья уделит мне всевозможное внимание, которое меня отвращало.
Софи мычала в трубку.
— Ну… они две недели будут в Орландо, верно? Так может, ты приедешь в ЛА (прим. здесь и далее сокращение Лос-Анджелес) на пару дней? Мы расслабимся. Ты приведёшь мысли в порядок и отдохнёшь. А потом сможешь увидеть свою семью, когда раны будут не такими свежими.
Звучало не так уж плохо, хотя я подозревал, что некоторое время раны ещё будут открыты.
— Пожить в лофте звучит лучше, чем в этой дыре, — признал я.
Для моих друзей Мендоцино останется сказочным курортом. Теннисон и Софи любили это место и жили в так называемом домашнем блаженстве, когда не работали в ЛА — или где-то ещё. Но с меня хватило. У меня было ощущение, что я сойду с ума, если быстро не найду, на что отвлечься.
— Ты можешь согласиться на кое-что до того, как я скажу тебе, что это? — спросила Софи.
Я проворчал и сделал глоток кофе.
— Это не в моём стиле. Я знаю твои границы. Так парни оказываются в салонах или торговом центре, чтобы подержать твою сумочку.
Она рассмеялась.
— Обещаю, никаких торговых центров или салонов. Это потому что мы любим тебя и хотим увидеть тебя здесь как можно скорее. Можешь даже назвать это эгоистичным, но я буду сегодня спать лучше, если ты будешь от меня через коридор.
Она просто всё выдала, но мне было на это всё равно. Я всегда любил свой лофт в Пасифик-Палисейдс, и когда моими соседями были Софи и Теннисон, не придётся далеко идти, чтобы отвлечься. Мы с Теннисоном могли посмотреть игру, я мог принести жирной еды и посмотреть фильмы с Софи, или мог научить их детей дерьму, которое не одобряли их мамочка и папочка.
— Хорошо, звони своему папе, милая, — сказал я.
Питер Пирс, бывшая шишка в киноиндустрии. Сейчас он жил в Форт-Брэгге и там у него стоял личный самолёт. Возможно, его коттедж стоил не так много, сколько уходило на топливо для этого самолёта на неделю.
— Как ты узнал…? Не бери в голову, — вздохнула она, хотя теперь в её голосе слышалась улыбка. — Спасибо, Ноа. Я знаю, что ты не любишь пользоваться своими голливудскими преимуществами, так что я это ценю. А теперь тащи свой зад обратно в ЛА, понятно?
Мне удалось хохотнуть.
— Есть, мэм.
На полпути в ЛА дала о себе знать усталость. Она принесла одеяло онемения, но американские горки эмоций никогда не отходили далеко. Мне приходилось изо всех сил стараться думать о чём-то другом, а не об Эмме, которая трахалась с кем-то другим у меня за спиной.
По большей части у меня не получалось, но для этого была выпивка.
Я оставил позади всё, что напоминало мне о ней. Мне понадобился только час, чтобы собрать в коробку личные вещи из моего детства и несколько наград и памятных вещей, которые я забирал со съёмок фильмов на протяжении своей карьеры. На остальное мне было плевать.
Закрыв глаза, я пытался поудобнее устроиться в роскошном кожаном кресле. Я пытался придумать, чем себя отвлечь, пока забываю Эмму. Наверное, лучше всего подошла бы работа. До Эммы я был тем ещё бабником, но в этот момент женщины были последним, что мне нужно было в жизни.
Я был одинок.
Это отчасти сложно было осознать. Четыре года это не так долго, по сравнению с остальным временем, но факт оставался: я думал, что с меня хватило. Несмотря на недавние проблемы в наших отношениях, я считал себя сошедшим с этого рынка навсегда.
Нет, я просто вернусь к браку со своей работой. Возможно, пора было послушать Теннисона. Ему было всего под пятьдесят, но он достиг чертовски многого, и он во многих смыслах был моим наставником. Ему нравилось говорить мне, что пора выйти из тени ассистента и самому что-нибудь снять.
«Режиссёр — Ноа Коллинз».
Возможно.
Это могло быть идеальное время, чтобы выйти из своей зоны комфорта. Новый вызов, требующий больше времени. Будет больше публичности и давления, но я справлюсь.