— Я спрашивал вас тогда, почему не удался опыт Майкельсона?

— Да, — не сразу ответил Трассен. Он не понимал еще цели игры, которую вел Веско.

— И теперь я снова хочу вас спросить, господин Трассен: можно ли получить другой результат опыта Майкельсона?

— Нет! То, что хотел измерить Майкельсон, — невозможно. Скорость света — постоянная величина и ее нельзя изменить с помощью передвижения в пространстве.

— Значит, нельзя, господин Трассен? — Веске выдержал эффектную паузу. — А вот ваш предшественник Айкельсон считает, что это возможно.

Трассен начинал постигать смысл игры.

— Что же вы молчите, Трассен? Ведь весь город говорит о том, что если бы местную скорость света удалось увеличить, то при движении время перестало бы изменяться и стало бы для всех одинаковым!

— Меня не было в городе. Вы же знаете, я уезжал, — тихо ответил Трассен.

— Ах, не было в городе! Вы ничего не знаете! Вот что, Трассен. Бредни Айкельсона приносят вред новому порядку в Гаммельне. Их надо разоблачить. Завтра же Айкельсон будет арестован, вы выступите на суде и…

— Я этого не сделаю, — Трассен встал.

Веске вынул из кармана револьвер.

— Сделаете, Трассен. Даю вам сутки на размышление. Идите.

Пройдя несколько кварталов, Трассен прислонился к стене. Перед глазами плыли круги. Кружилась голова. Ветер шелестел бумагой, наклеенной на столб. Трассен машинально прочел: «Профессор любит музыку». На листе бумаги он увидел рисунок — человек в полосатом балахоне играет на скрипке. Человек с лицом профессора Айкельсона! Трассен содрогнулся. Такие рисунки появлялись в фашистских газетах перед тем, как нацисты уничтожали свои жертвы. Ветер трепал зловещий листок. На площади никого не было. Надо действовать, пока еще не поздно. Остается одно: идти к Айкельсону и помочь бежать ему и Анне-Мари.

…Задыхаясь, Трассен толкнул, наконец, калитку дома Айкельсона. На втором этаже открыто окно. Анна-Мари отпрянула вглубь, увидев его. Она не желает его видеть. По лестнице спускается Клемперт. Бросив на Трассена жесткий взгляд, он решительно пошел ему навстречу.

— Убирайся!

— Клемперт, нам надо поговорить…

— Уходи, предатель!

— Я не предатель!

— Брось, Лео, — печально сказал Клемперт, — ты давно увяз…

— Клемперт, сейчас нельзя терять времени. Каждая минута может стоить жизни. Скажу тебе одно: я никогда никого не предавал. А это в наше время не так просто.

— Что ты делал в Берлине с этим Веске? Это он провалил тогда нашу «Синюю лампочку»?

— Он. Меня вызывали в полицей-президиум после твоего ареста. Но я ничего не сказал. Потом Веске позвонил в университет профессору Зауэру. И велел держать меня на крючке.

— А дальше?

— А потом началась кампания против Эйнштейна…

— И тебе предложили блестящую карьеру… .

— Тут я бежал, Рауль! Так же, как и ты. Но Веске меня настиг и здесь. В Гаммельне.

— Трус ты!

— Нет, Рауль, я не трус. Я обыкновенный человек и очень хотел спокойно жить и заниматься физикой. Оказалось, невозможно.

— Да, Лео! Спокойно жить при фашизме невозможно.

— Клемперт, я ничего не забыл. Ни озера с желтыми камышами, ни того, как ты спас меня. Я сделаю все, что-нужно. Я ничего не боюсь…

Рауль неловко протянул Трассену свою длинную руку. Окно на втором этаже захлопнулось, и Анна-Мари сбежала вниз. Лео взял ее теплую руку. Рауль отвернулся, закурив сигарету.

— Что теперь будет, Лео? — тихо спросила она.

— Мне надо поговорить с профессором.

— Он в лаборатории. Снова проверяет свой опыт.

— Ты понимаешь, Лео, о каком опыте идет речь? — вмешался Рауль. — Ведь это безнадежная затея.

— Как знать! — неожиданно возразил Трассен и направился к лестнице.

— Ты что, не знаешь, что профессор повторяет опыт Майкельсона?..

— Посмотрим, — неопределенно ответил Трассен.

Черные шторы над окном лаборатории были спущены, и только узкий луч света от маленькой лампочки прорезал темноту. Вошедший вслед за Трассеном Рауль прикрыл дверь и увидел, что Айкельсон развинчивает длинную черную трубку с набором зеркал.

— Простите, профессор, — сказал Трассен, — что я пришел без приглашения. Но… вас собираются арестовать…

— Меня? — удивился Айкельсон. — За что?

Трассен бросил взгляд на прямоугольную ванну, стоявшую посреди комнаты.

— За этот опыт.

— Чем же он так преступен, этот опыт? — невозмутимо спросил Айкельсон, продолжая возиться с оптической трубой.

— Вас обвиняют в том, профессор, — вмешался Рауль, — что вы хотите доказать гаммельнцам, будто время может стать для всех одинаковым.

Трассен молча осматривал аппаратуру. В ванну была налита ртуть, так же как у Майкельсона. В ней плавала каменная плита с каким-то оптическим прибором. По-видимому, ртуть служит для того, чтобы прибор на плите не вибрировал и сохранял горизонтальное положение.

— А время не может стать для всех одинаковым? — усмехнулся профессор.

— Только при очень большой световой скорости. В десятки миллионов раз превышающей скорость света в Гаммельне, — возразил Рауль.

— Вот я и хочу доказать, что нашу скорость света можно изменить. А значит, и увеличить.

— Это докажу я, — заявил Трассен.

Рауль изумленно на него посмотрел: Лео не мог не понимать безнадежности эксперимента.

— Я это сделаю, потому что меня не арестуют. Я служу у Веске.

Айкельсон, прищурившись, посмотрел на Трассена.

— Вы больше не служите у Веско, — мягко сказал он.- Вы порядочный человек, и я вам благодарен. Но ведь вы же, Трассен, не верите в этот опыт?

— Я пришел, чтобы с ним ознакомиться.

— Ну что ж. Пока что я хочу показать, что на скорость света оказывает влияние движение самого Гаммельна. Гаммельн движется в пространстве со скоростью три сантиметра в час. Влияние такой малой скорости на скорость света, которая равна двадцати километрам в час, можно обнаружить только оптическим методом. Вот в этой ртутной ванне плавает плита, на которой установлен интерферометр. Луч света от лампочки в интерферометре расщепляется на два еще более тонких луча. Они проходят над ванной в двух взаимно перпендикулярных направлениях. А потом попадают в зрительную трубу. Клемперт, загляните-ка в объектив. Что вы видите?

Рауль наклонился.

— Цветные кольца. Это и есть интерференционная картина?

— Да. Между лучами имеется разность фаз.

— Остальное могу рассказать я, профессор, — вмешался Трассен. — Эти два перпендикулярных луча отличаются друг от друга не только тем, что они проходят разные пути, а еще и тем, что в одном из них свет распространяется по направлению движения Гаммельна, а в другом — перпендикулярно ему.

— А Гаммельн действительно движется? — удивился Рауль.

Лео усмехнулся.

— И Гаммельн и наша лаборатория вместе с ним перемещаются в пространстве со скоростью три сантиметра в час! Исходя из этого профессор полагает, что скорость света в луче по направлению движения Гаммельна должна быть больше, чем во втором луче, против движения, потому что к скорости света, равной двадцати километрам в час, прибавляются еще три сантиметра в час, которые проходит наша лаборатория вместе с Гаммельном. Значит, и путь от лампочки до оптической трубы свет пройдет за иное время, чем в перпендикулярном направлении. Ну, а если повернуть прибор на девяносто градусов? Как ты думаешь, Клемперт, изменится картина колец?

— Да, — ответил Клемперт, но тут же спохватился. — Нет, конечно! Рассуждение профессора ошибочно, — он смущенно взглянул на Айкельсона.

— Так как же все-таки? — настаивал Трассен.

— Если верить тому, что скорость света может измениться, кольца должны как-то сдвинуться при повороте прибора. Но скорость света в воздухе — величина постоянная… Она не зависит от перемещения нашей лаборатории. Значит, и кольца никак не должны сдвинуться.