– Зверь вернется, – убежденно сказал Мимбо. – Скоро-скоро вернется. Он большой и сильный, он не наелся. Когда он схватить и жрать кого-нибудь еще, мы его убивать.

Старатели слушали его сумрачно. Друкс, злой и не проспавшийся, велел прекратить валять дурака.

– Лучше возьмите большой ящик, упрячьте в него вчерашнего древнего мертвеца, да снесите на склад, – напомнил он. – За зиму я рассчитываю потерять человек десять, не меньше, это обычное дело. Ступайте работать, нечего прохлаждаться!

Зепп, слышавший это, сверкнул глазом и пробормотал что-то.

Улучив момент, Конан подошел к хозяину прииска и сказал ему:

– Не нужно осложнять мне работу. Ты злишь людей словно нарочно. Если они выйдут из себя, я не сумею защитить твою жизнь.

– Значит, плакали твои денежки, – рассмеялся Друкс и ушел к себе.

Варвар отправился наблюдать за упаковкой таинственного мертвеца. В штольни внесли громоздкий ящик из-под инструментов, на дне которого лежали потемневшие опилки. Штырь и его подручный спорили, кому держать окаменелое тело за голову.

– Она скользкая, я уроню, – бубнил подручный.

– Я тебе уроню! – злобно шипел Штырь. – А ну, хватай!

Конан глядел на них молча. Его веселило странное смущение Штыря – тот суетился и дергался, словно пойманный на дешевом воровстве.

– Я все равно узнаю, что вы делали возле хозяйственного барака, – сказал он вслух. Штырь прикинулся глухим.

Подручный наконец уступил. Он обхватил голову мертвеца и с невероятным кряхтением оторвал ее от грунта. Штырь взялся за ноги. Вдвоем они сумели приподнять тело, но недостаточно высоко.

– Тяжелый, – прокряхтел подручный и выругался. Малиново-красный Штырь повернулся к Конану и злобно крикнул:

– Не хочешь помочь?

Презрительно ухмыляясь, варвар ухватил тело посередине. Ему случалось поднимать груз и потяжелее этого, хотя он и не ожидал, что мертвец может весить столько. Но самое удивительное: сегодня на ощупь тело было теплым и напоминало не камень, а отполированное дерево. От этого ощущение брезгливости только усилилось.

Его уложили на дно ящика. Штырь изготовился уже накрыть ящик крышкой, однако Конан жестом велел ему повременить. Он внимательно осмотрел загадочного мертвеца еще раз и готов был поклясться, что в нем что-то изменилось. Но что именно? Может быть, усмешка на твердом лице сделалась еще язвительнее?

– Кто сказал, что мертвые не смеются? – пробормотал варвар в задумчивости.

В большой спешке старатели заколотили ящик, им не терпелось избавиться от малоприятного зрелища. Потом, придавливая друг другу руки и переругиваясь, они повлекли ценный груз к подъемнику.

Друкс ждал их на складе. Он был уже хорошо пьян, и это оживило его.

– Снимайте крышку, – приказал он. – Я хочу посмотреть на моего красавца!

Штырь с подручным сделали, как он велел, и быстро удалились. Конан остался.

– Нужно придумать ему имя, – сказал Друкс. – Например – Рупрехт. А? Хорош, хорош, хоть и чучело. Он принесет мне удачу.

В настоящее время Друкс нуждался в удаче, даже очень. Прежде она благоволила ему, как зачастую женщина вопреки здравому смыслу благоволит негодяю. Рано или поздно, но она теряет терпение и покидает недостойного. Так же случилось и с удачей хозяина.

Сын богатых и знатных родителей, Друкс с юности вел двойную жизнь. Для большинства своих знакомых он был спокойным расчетливым человеком, весьма предприимчивым, солидным и скромным. Но были и такие, кто знал Друкса в качестве записного игрока, неистового гуляки, идущего на поводу своих страстей. По ночам он в бешеном весельи проматывал то, что зарабатывал днем.

Огромные суммы уходили на содержанок, хотя странный молодой человек редко пользовался их интимными услугами. Большее удовольствие он получал от власти над этими разукрашенными куклами. Может быть потому, что в детстве его не баловали игрушками.

Еще он окружил себя сворой прихлебал, и каждый прихлебала воображал себя хитрецом, а Друкса – простаком, за чей счет можно поживиться.

Но Друкс видел их насквозь – они забавляли его, он стравливал их друг с дружкой, вынуждал поддакивать себе и исподволь смеялся, а потом отшвыривал их прочь, как негодное тряпье.

Играя на деньги по-крупному, Друкс не испытывал азарта – ему хватало волнения противника, он напивался чужими чувствами, словно вампир. Однажды он осознанно проиграл несколько раз кряду начинающему мошеннику – только для того, чтобы посмеяться над его самонадеянной алчностью.

А по утрам, с неизменно постным и благочестивым видом Друкс занимался почтенными деловыми операциями и слыл образцовым горожанином.

Но однажды, наблюдая за деловой суетой серьезных господинчиков в ратуше, Друкс не выдержал. Он рассмеялся, взъерошил свои волосы, дал пинка секретарю и вылил полную бутылку чернил на голову одному тороватому ремесленнику, с которым за минуту до этого подписал выгодное соглашение. Заливаясь безумным смехом, он прыгал по столам, расшвыривал кипы бумаг и даже запустил абаком в физиономию надзирателю торговой палаты.

Друкса призвали к порядку, то есть – вывели вон при помощи стражи. На этом деловая карьера Друкса закончилась.

Денег у него оставалось еще довольно, и город приблизительно полгода содрогался от бешеной гульбы бывшего делового человека.

В один замечательный вечер некий путешественник с севера, гулявший без отдыха много дней кряду, попал за один игральный стол с Друксом. Звонкие монеты у путешественника иссякли, не хватило даже расплатиться за вино.

В угаре поставил он на кон свое главное сокровище – прииск «Ледяное Безмолвие». Друкс выиграл его в три броска и тут же сам составил все надлежащие документы. Путешественник, протрезвевший и подавленный, покинул притон нищим. Сказывают, он утопился в канале, прокляв напоследок всех игроков вообще и Друкса в частности.

А бесноватый гуляка на следующий же день предъявил своим собутыльникам обширные долговые счета. Привыкшие к постоянной зависимости от своего главаря, нахлебники как-то незаметно для себя очутились на прииске в качестве очень дешевой рабочей силы. Некоторые из них бежали и погибли в тундре, некоторые tie выдержали непосильных трудов и зачахли. Но это Друкса не волновало. Прииск приносил прибыль, сказочную, грандиозную – о такой он и не мечтал. Друкс мог бы вернуться назад, однако, исполненный презрения к человечеству, предпочел поселиться тут же, в неказистой лачуге.

В старателях не было недостатка. Три-четыре найденных за зиму рубина с лихвой искупали десятки человеческих жизней. «Они – человеки, а я – сверхчеловек, – думал Друкс, глядя на наемных бродяг. – Если существуют они, должен существовать и я».

Зепп Ворчун тоже считал себя сверхчеловеком.

Никто не знал, откуда он пришел, словно Зепп сам собою возник из кислой барачной вони. Лучшие нары, которых он был достоин, стоили жизни их прежнему владельцу – тот некстати заупрямился. Прочие обитатели барака решили, что так и должно быть. Некоторые рычали для вида, хотя в душе покорились сразу.

Была в Ворчуне страшная сила, хоть с виду он представлялся обыкновенным жилистым мужичонкой. Сила эта выглядывала иногда из глаз Зеппа, сквозь спутанные космы, когда Ворчун глядел исподлобья. «Люди – волки, – говаривал он. – Все остальное – вранье!».

А вечные подростки, вроде Микеля или Штыря, глядели ему в рот и подвывали, как волчата…

Варвар был очень неудобен Зеппу. Если Друкс был противником закономерным, игравшим по тем же правилам, то Конан ни во что не играл и отвергал все волчьи ритуалы. С ним невозможно было не считаться. Но самое опасное качество его заключалось в спокойствии. Конана невозможно было вывести из себя. Кроме того, что особенно злило Ворчуна, среди молодых старателей обнаружились желающие подражать варвару. Нельзя было мириться с этим. Зепп Ворчун долго думал, как исправить ситуацию, и однажды его посетило вдохновение…

Следующий день обошелся без происшествий. Мимбо настаивал на вооруженном патрулировании лагеря, но Конан отговорил его.