Летом прошлого года в руки одного из одесских токарей-новаторов попал большой специальный труд автора настоящей книги «Нартов и Ясное зрелище машин». Советский рабочий, прочитав книгу, решил использовать некоторые идеи А. К. Нартова. В скором времени он изобрел на их основе простое приспособление к обычному токарному станку, которое без всяких затрат позволило в несколько раз повысить производительность труда при обработке первичных фасонных деталей.

Так спустя более 200 лет после смерти великого русского инженера его идеи продолжают служить человеку, приносить пользу.

Штормовой ветер дул с залива. Воды с моря врывались в устье Невы. Река поднималась, в ней все кипело, как в титаническом котле. На взморье обрушились на яхту крутые встречные волны. Всегда особенно тяжелые на мелководье, они сбивали с хода, мешали лавировать. Шторм крепчал, но о возвращении не могло быть и речи. Яхта шла по государственному делу особой важности.

На грани вспенившегося моря и чугунно-тяжелых туч чуть виднелся Кронштадт. После долгой борьбы с морем и ветром стало ясно: на парусах не дойти. Попытки буксировать яхту гребными шлюпками оказались тщетными. Попробовали заводить якорь, подтягиваться к нему, и это не помогло. Пришлось, отстаиваясь на якорях, заночевать у вех, показывавших путь среди отмелей.

Балтика продолжала оставаться неприветливой весь следующий день. Встречный ветер не стих и вечером. Путники, стремившиеся любой ценой попасть в Кронштадт, перешли на шлюпку. Ночь опять прошла среди разбушевавшегося моря. Десять часов подряд гребцы боролись с волнами, ветром, не отрывая рук от весел. Только к утру, на третий день после выхода из Петербурга, шлюпка причалила к пристани города-крепости, где теперь на монументе его основателю начертаны слова: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело».

Путники сразу же, невзирая на ранний час, поспешили на кронштадтское строительство. Двое приезжих были сенаторами: генерал, действительный камергер и кавалер А. Б. Бутурлин, и тайный советник князь И. В. Одоевский. Третий из путников не являлся ни сенатором, ни вельможей. Нежданные гости из Петербурга образовывали сенаторскую комиссию. Такие комиссии в те годы создавались для полномочного государственного расследования дел особой важности. Чем внезапнее появлялась на месте сенаторская комиссия, тем больше пользы могла она принести. Комиссии, прибывшей в Кронштадт, было предписано расследовать положение дел на ответственнейшем строительстве и навести там порядок.

В Центральном Государственном архиве древних актов нам удалось найти всеми забытый поденный журнал работы этой комиссии. Из него взяты сведения о всех обстоятельствах поездки, из него видно, что именно третий из путников представлял собой основную силу комиссии, был в ней главным действующим лицом.

Все выводы и решения, все предложения исходили от него. Сенаторы только лишь безоговорочно утверждали то, что он считал необходимым. Именно он давал решающие указания по сооружению гигантского сухого дока для строительства и ремонта кораблей. Он предлагал, а сенаторы предписывали осуществить его предложения для более успешного хода земляных работ, возведения деревянных и каменных сооружений, устройства шлюзовых ворот. Он уверенно и точно решал все как высший государственный эксперт по вопросам важнейшего для страны строительства.

Кто же был этим непререкаемым авторитетом?

Журнал сенаторской комиссии неоднократно называет его имя — Андрей Константинович Нартов.

От вехи к вехе на его жизненном пути мы шли долгие годы, разыскивая забытые документы в архивах Москвы, Ленинграда и других мест. И чем больше накапливалось документальных материалов, тем ярче раскрывался прекрасный образ человека, простого и мужественного в его великом служении народу в тот далекий, жестокий век.

Героическая роль выпала на долю Нартова. Его жизнь, наполненная борьбой, требовавшей высшего напряжения энергии и духа, отражала непримиримые противоречия эпохи.

Его сила — сила народа. Народ выдвинул его и поддерживал. Связь с народом была у него нерушимой. Его земля — техника, поставленная на службу государству. Технику не дано выбросить никому, без нее нельзя было жить и в те далекие годы. Так и без Нартова было не обойтись.

Врагами его были враги русского народа, пытавшиеся принизить национальную честь и достоинство. Именно Нартов в тех же 40-х годах, когда ездил в Кронштадт, первым выступил против иноземного, засилия в Академии наук, против Шумахера и шумахеровщины — гнуснейшего социального гнойника на; теле науки тех лет. Он первым в Академии поднял знамя борьбы за русскую науку. Знамя, поднятое Нартовым, подхватил и высоко поднял Ломоносов.

Заправилы академических дел жестоко отомстили ему. Они объявили Нартова полуграмотным невеждой, плохо умеющим писать даже по-русски. И через два столетия о нем продолжали писать всего лишь как о «царском денщике», хотя он никогда таковым не был.

Далеко ходить за примерами не приходится. Обратимся к изданиям высшего научного органа Российской империи. В 1891 году вышла из печати публикация академика Л. Н. Майкова «Рассказы Нартова о Петре Великом» [2].

Л. Н. Майков выполнил важную работу. Он впервые опубликовал все содержание рукописной книги А. К. Нартова «Достопамятные повествования и речи Петра Великого», напечатал комментарии к подавляющему большинству рассказов. Публикация Майкова продолжает широко использоваться историками как ценный исторический источник, живо изображающий события из жизни Петра I и его современников.

Майков заметил, что некоторые места текста «Достопамятных повествований и речей Петра Великого», имеющих дату своего окончания 1727 год, повторяются в сочинениях иностранных авторов — Мовильона, Вольтера и других, писавших много позднее. И маститый академик выступил с утверждением, что якобы не французские авторы заимствовали из русского раннего источника сведения о Петре I, а, наоборот, что русский рукописный источник 1727 года содержит материалы, заимствованные из позднейших иностранных книг, включая изданные в 1761–1763 годах, то есть после смерти А. К. Нартова.

Майков уверовал в клевету, пущенную в ход шумахеровщиной еще в 40-х годах XVIII века. Он предвзято считал, что А. К. Нартов вообще ничего не мог написать.

В результате личные воспоминания А. К. Нартова о царе, с которым он бок о бок прожил двенадцать лет до самой его смерти в 1725 году, были приписаны сыну Нартова, Андрею Андреевичу, только лишь родившемуся в 1737 году.

Потребовались годы исследовательской работы, чтобы восстановить истину, чтобы найти даже самую его могилу.

В один из пасмурных сентябрьских дней 1950 года на Васильевском острове в Ленинграде около старой бездействующей церкви начались необычные раскопки.

У решетчатой железной ограды на углу 8-й линии и Малого проспекта скапливались прохожие. В народе шли толки:

— Могилу петровского вельможи нашли!

В тот же день члены комиссии [3] подписали акт. Этот акт удостоверял, что «произведено вскрытие могилы Андрея Константиновича Нартова, погребенного у б. Благовещенской церкви на Васильевском острове (угол 8-й линии и Малого проспекта)».

Акт описывал весь ход работ, в нем было сказано:

«1. По снятии слоя земли толщиной около 10 см открыта плита из красного гранита (111X39X45 см), на которой высечена надпись: