Теперь рассмеялся я, а Грег продолжил:

- Не буду говорить – борись, ты смелый, крутой и сильный и все у тебя будет классно, потому что каждый день мы возносим хвалы небесам и так далее. Но, ты это и так сам знаешь. Единственное, посоветую не думать о болезни как о каком-то грехе или испытании, даже хуже, наказании, сосредоточь мысли на чем-нибудь меньшем. Например, - он почесал затылок. - Кариес. Маленькая черная дырка на зубе, когда есть – не сильно мешает, когда нет – еще лучше.

Вот так два человека на одну и ту же тему говорят совершенно по-разному, кто-то уверяет, что это испытание, а другой твердит о кариесе.

- А если дырка заболит? – спросил я и отломил кусок хлеба, который потом бросил в пруд, метко угодив по макушке одного селезня.

- Всегда можно запломбировать…

- А если пломба выскочит?

- Значит, запломбируем еще, на этот раз лучше. Нечего смеяться, между прочим, очень хорошая практика. Индийская…

- Правда? И как называется?

- Наименьшее зло, - процедил Грег и допив чай, выбросил стаканчик в мусорное ведро.

- А кто его придумал?

- Я, только что.

А потом Психолог делился школьными историями, рассказывал кучу разных небылиц о моем бывшем классе - последний год обучения я не застал. И этот вечер был лучшим вечером в моей жизни.

Про ночь

На протяжении всей ночи мне было плохо. Не может так из-за кариеса, ну не может просто. Я лежал, прикованный к кровати и ждал, когда все это прекратиться. Когда, наконец, организм, сдастся и перестанет хоть как-то реагировать на боль, закончит меня мучить.

Кости. Такое ощущение, что побили изнутри. Меня ни разу не били, обычно это был я. В школе, дрался за жизненные утверждения, за факты, за расу, за все. Теперь пришло время получить по заслугам.

Про зависть

Трой соскользнул с дерева и сломал руку. Первым к кому он прибежал плакаться был я. Растрогало.

И сейчас, сидя в уже привычной для меня больничной обстановке я волнуюсь за него. Ожидаю вместе с отцом, когда брату наложат гипс, пока мама находится с ним. Внутри всего колотит и не из-за болезни, по другой причине. Это страх, что оставлю братишку одного.

В коридоре душно. Туда-сюда, шмыгая белыми тапочками по ламинированному полу, бегает взбалмошная медсестра. Блуждающий взгляд ребенка с переломом пальца останавливается на мне. Шум приглушается. Но я вижу только медсестру и мальчика. Весь мир, как будто застыл в ожидании большого взрыва, мирового коллапса, столкновения с другой планетой. Живы: только медсестра, не теряющая смысла в работе и ребенок с гипсом, немного пожелтевшим, скорее всего сегодня будут снимать.

Моргаю. Все возвращается на свои места. Трой уже стоит напротив и улыбается, показывая загипсованную руку.

- Круто, правда? Я как Росомаха. Распишешься на руке?

Меня сносит. Так сильно, что я обнимаю брата и прижимаю к себе. Чувствую себя какой-то наседкой, квокающей над своим цыпленком.

- Эй, Феликс, ты чего? – отпирается он, покрываясь румянцем смущения.

А мне плевать, смотрит кто или нет. Пусть завидуют! У меня есть брат, у меня есть еще один пункт в списке: «Хочу, чтобы Трой был сильным».

П У С Т Ь З А В И Д У Ю Т. Я не потерян для жизни, не до конца. И напишу это черным маркером по стене. На всю стену, жирно размазано!

Внутри все горит от злости и счастья. Смешанные чувства. Я вообще наблюдаю за собой какие-то перемены. В зеркале вроде бы мое отражение, но ощущаю себя другим.

Ноябрь подошел к концу.

Четыре месяца и их не продлить.

Про поступок

- Я напишу, Трой – дурак.

Заглядываю в глаза брата и с насмешкой замечаю, как меняется его лицо.

- Ну не на-а-адо, - скулит он и вырывается. Его правая рука свободна, должно быть удобнее, но нет, Трой левша.

Мы в ожидании первого снега. Для меня он – последний.

Последний.

Я узнал о своих шести месяцах совершенно случайно. Подслушанный разговор отца и матери. Ее, материнские, слезы и сдержанные вздохи отца породили во мне ненависть и неверие в них. Прикинулся, что не расслышал, а на самом деле фраза царапнула сердце. Переходили с Троем дорогу. У него был День Рождения, а я со своими мыслями ничего вокруг не вижу и не слышу. С головой углубляюсь в пространство от октября до… а может семь? Восемь? На девяти – кровь из носа

Хотя, глупо это. Будто я не догадывался, что умру и мне вдруг открыли тайну. С другой стороны, надежда была, она есть до сих пор. Врачи уверяли, что все может обойтись и без вмешательства операции. Я начал проходить курс химиотерапии… в том-то и дело, что только начал, а выяснилось, что уже не успел. Промедление нескольких дней и остается считать дни до полного конца.

«Крутой Перец» - вывожу маркером.

Брат восторженно улыбается. Когда он придет в школу, все завистью подавятся. Поступок достойный мужика – сломать руку и придти учиться в гипсе. Будь он постарше, все телки были б его.

Совершал ли я достойные поступки? Не знаю. Может быть, когда забил мяч в ворота на последних секундах до окончания школьного матча – спас команду.

Хотя нет. Спасение команды не особо-то и достойный поступок, это была просто игра, где и не нужно было особых усердий, так как команда соперников была не сильная. Тем не менее, мы вели равный счет и как это зачастую бывает в фильмах, последняя минута, чтобы объявить дружескую ничью и мой гол расставляет все точки над и. Но, я ни разу никому не спасал жизнь. Не снимал котят с деревьев.

Было такое, когда пригрозил мальчишкам, обижавшим Троя, он в тот день дико хвастался, какой у него крутой брат. Только Трой не учел, что у его обидчиков тоже были братья, но мы с Томом и Куртом их вынесли как щенков.

Если уж говорить о поступках, то, например, съесть десять чизбургеров в Макдональдсе, а потом тошнить ими в туалете того же Макдональдса за поступок не считается? Не…

Или когда я…

Вот, теперь и не вспомнишь. Я не совершал достойных поступков. Что ж, хотя бы признаюсь с достоинством.

Про кресло

Встречи в этих «кружках солидарности», как я теперь их называю, настолько непредсказуемы, что боишься, иной раз зайти в просторную комнату и увидеть пустующее кресло, где когда-то сидел близкий или знакомый человек. На его место обязательно сядет кто-нибудь другой, и понимаешь, что так должно быть. Естественный отбор начался, люди меняются, а кресло существует гораздо дольше человека. И за это время, все настолько уже привыкли, что например, у окна справа, восседала тридцати восьми летняя Агата с раком груди, а теперь синева тканевой обивки мебели, еще раз напоминает о неизбежности.

Сегодня не пришел парень с кепкой «I love NY». На его привычном месте нет черной ленточки – символом смерти. Но, что-то подсказывает, что его я больше никогда не увижу. Никто не говорит, умер, не принято. Он, покинул нас, отошел, поднялся или просто устал. Но, тем не менее, все, сидящие тут знают, что жизнь продолжается.

И разговоры о простом счастливо-прожитом дне никто не отменял.

Например, Рэйчел с раком глазного яблока, под общий смех делится своими записями в дневнике, который она писала в десятилетнем возрасте:

- Привет дорогой дневник. Сегодня хороший день. Мама купила мне набор карандашей и красок. Я ей пообещала, что буду учиться рисовать. На самом деле, я поняла, что мама давно не делала мне никаких подарков. Привет дорого дневник, сегодня Сэнди сказала, что я толстая, хотя сама она весит килограмм сто, наверное. Привет дорогой Дневник. Только что посмотрела Крепкий Орешек. Люблю Тома Круза, он классный, когда вырасту, обязательно выйду за него замуж. Привет дорогой дневник…

Про смерть

У меня на руках тело Михаль. Я провожу ладонью по холодной коже и шепчу ее имя, прошу вернуться и дождаться меня. Мы должны уйти вместе.