Как меня могло занести в участок квартального надзирателя? Напряженно пытаясь вспомнить события предыдущих суток, я совершенно неожиданно крепко заснул…

…Я стоял над массивным столом в хорошо освещенном кабинете, рассматривая проекцию чертежа какого-то сложного механизма. Что-то в этом чертеже мне не нравится. Вот чувствую, что где-то есть ошибка, но никак не могу её найти. Придется запустить процесс проверки всех расчетов заново. Но лучше это сделать сейчас, потому что исправление даже малейшей ошибки на стадии производства потребует дополнительных ресурсов и материалов. И времени.

В дверь осторожно постучали.

Клод. И не один. Помощники и големы охранения сопровождали его до резервного портала от самой границы. Незапланированный визит, значит, что-то случилось. Непредвиденное. Ладно, необходимое плетение активировано, проверка расчетов запущена, а я могу поговорить с человеком.

— Входи, Клод.

В проеме дверей появился крепкий мужчина средних лет. Его обветренное и покрытое шрамами лицо выдавало в нем опытного и закаленного поисковика. Мужчина держал за руку испуганную девочку лет пяти или шести. Никогда не мог точно определить возраст человеческих, хммм…, детей. Нет, скорее удивленную, а не испуганную. Её широко распахнутые зелёные глаза внимательно, с чисто детской непосредственностью, разглядывали меня и обстановку в кабинете.

— Это Мика, моя дочь, Хранитель, — сказал вместо приветствия Клод.

— Ага, догадался, — ответил я и указал в сторону столика и удобного дивана, — проходите, сейчас принесут перекусить.

Клод сдержанно кивнул, подвел и усадил девочку на диван.

Я сел в свое любимое кресло напротив них.

В кабинет прошмыгнул рабочий голем и быстро расставил на столике несколько разогретых пайков, стаканы и запотевший кувшин с водой.

Клод подвинул дочке кашу и налил ей воды. Потом налил воды в свой стакан, с наслаждением выпил.

— Доченька, ты поешь, — сказал он девочке, — а папе надо ненадолго выйти. Я скоро вернусь, хорошо? А пока дядя О’Нос присмотрит за тобой. Будь умницей.

Клод чмокнул дочку в щеку, на секунду нежно прижал её к себе, затем встал и быстро направился к дверям.

Девочка проводила его встревоженным взглядом, а когда за дверь за Клодом закрылась, опять посмотрела на меня.

— Ты ешь, — улыбнулся я ей, — это вкусно. Не волнуйся, папа скоро вернется. А я пока расскажу тебе немного о себе…

Мелкий камешек, впившийся мне прямо в щеку под левым глазом, не дал досмотреть сон до конца. Приснится же такое… Какой кабинет, что за ребенок? Яркие впечатления от сна по мере моего пробуждения постепенно размылись. Вот бред…

Осторожно подвигав руками и ногами, я убедился, что вполне способен двигаться. Боль ушла бесследно. Перевернувшись на спину, я пару секунд прислушивался к своим ощущениям и к обстановке в камере. Тишина и спокойствие, только в дальнем углу кто-то копошится. И попискивает. Бррр… Только крыс мне не хватает.

Сквозь небольшое оконце, забранное толстой решеткой, в камеру проникал воздух и слабый, вроде как подвижный свет. Точно, видно, где-то на улице рядом с оконцем факел горит.

Упершись руками в каменный пол, я рывком сел и осмотрелся.

Может встать? А почему бы и нет? Тело слушается не то, чтобы нормально, оно чувствуется вообще как-то непривычно легко…

Что за дряни я вчера напился?

Все ещё не веря, что последствия хвосторуба совершенно покинули мой организм, я осторожно поднялся и двинулся к стене, в которой виднелось окошко.

Ага, вот и соломка на полу валяется, значит, здесь у окошка с чистым воздухом и будем остаток ночи коротать.

Писк в дальнем углу внезапно усилился, послышались звуки борьбы, что-то прошуршало и всё стихло.

М-да… Какие-то непонятные у меня соседи по камере образовались. Если я не ошибаюсь, сейчас кто-то только что убил крысу.

Я ещё несколько минут с тревогой вслушивался в тишину, но все было спокойно.

Делать нечего, спать совершенно не хочется…

Вчерашний день, да и вся прошедшая жизнь вспоминается как в тумане. Многое уже и так совершенно стерлось из памяти. Сколько я уже так пью? Два, три года? Да нет, уже явно больше. Днем, подрабатываю грузчиком, где придется, вернее сказать, где заплатят. Люди разные, видят, что бродяга просится подзаработать, и многие норовят обмануть, денег недодать. Но не все. Чего скрывать, некоторые, кроме договоренных денег и поесть вволю давали, глядя, как я с работой раньше срока укладывался. А все потому, что здоровьем я с детства не обижен… Вот только по характеру я слабак, и все вокруг это знают… Чувствуют такое люди…

…Пить надо бросать. Говорили мне, что хвосторуб до добра не доведет… Но как бросить, если уже каждое утро меня жестко трусит, пока не сделаю пару глотков хвосторуба… Хммм… А сейчас почему я не испытываю привычной ломки?..

За окном начал медленно разгораться рассвет. С первыми лучами солнца на улице послышались шаги, кто-то потушил факел.

В камере постепенно посветлело. Глянув в дальний угол, откуда ночью раздавались звуки крысиной возни, я невольно содрогнулся. Часть стены была забрызгана кровью, а на полу валялись несколько крупных тушек крыс, перекусанных кем-то практически пополам. Это что ж за хищник, который легко расправился с крысами, но оставил их тушки нетронутыми?.. Что-то мне такое соседство не нравиться все больше…

Я встал и, разминаясь, прошелся по камере, стараясь не наступать в подозрительного вида кучки мусора, в изобилии покрывавшие грязный пол. На стенах камеры были нацарапаны многочисленные послания кому-то от кого-то. Узнать их содержание мне не грозило, читать и писать я так и не научился.

Слегка размяв затекшие мышцы, я вернулся к стене с окошком и опять уселся на грязную солому. Сколько меня продержат в этот раз? Правда, в таком большом городе как Олат, втором по величине после столицы королевства, я к надзирателям ещё не попадал.

А по другим городам, где меня неоднократно задерживали за бродяжничество, обычно что? Подержат, пока я в сознание после очередного перепоя не приду, выяснят, что оштрафовать меня не получится, денег нет, и выбросят за городскую черту. Обычно. Иногда вместо штрафа на исправительные работы привлекают. Но чаще, в виде мер воспитательного характера, как стражники любят выражаться, били меня…, сильно.

Почки, как будто предчувствуя беду, тревожно заныли…

Мой взгляд, блуждающий по противоположной стене, невольно натолкнулся на огромные, по сравнению с другими, символы, явно отличающиеся от корявых букв остального наскального творчества.

Я непроизвольно всмотрелся в них, и тут случилось нечто неожиданное. Символы внезапно расплылись, затем преобразовались во вполне читаемую надпись… И я, который за всю свою жизнь не держал в руках ни одной книги, а газеты рассматривал исключительно ради подвижных, созданных магами, картинок, вдруг понял смысл написанной на стене фразы!..

”Первый схрон с необходимыми тебе вещами найдешь в порту под девятым пирсом. Поторопись…”.

Кому адресовано это послание? И как я смог его прочитать? Первый схрон, значит, есть и другие…Голова просто кругом идёт… Привычной ломки нет, впервые в жизни осознанно прочитал надпись…

Странности на этом не закончились. Символы опять расплылись перед моим удивленным взглядом, а потом и вовсе исчезли. Не веря своим глазам, я подошел к стене и осторожно пощупал участок, где только что проступила надпись. Шероховатая поверхность не дала мне ничего, кроме испачканных пальцев, которые я, по давно сложившейся привычке, потянулся было вытереть о свою не первой свежести одежду… Но, что-то меня остановило.

Нет, это всё неправильно… Что со мной происходит?

В коридоре хлопнула дверь, послышались приближающиеся шаги.

Отбросив ненужные сейчас мысли, я неслышно юркнул на облюбованное мной место под оконцем.

Шумно отодвинулся засов, дверь распахнулась, и в камеру заглянул грузный стражник. Окинув меня внимательным взглядом, он сипло сказал: