— Лори, никакой работы до понедельника, — распорядился Дик и улыбнулся так, что у меня упало сердце. Этот парень полагает, что любая девушка немедленно в него влюбится, как только увидит, подумала я неприязненно, решив оставаться спокойной, но когда смысл его слов дошел до меня, я просияла. Значит, все в порядке, меня не отошлют домой! Словно прочитав мои мысли, Дик усмехнулся: — Моя бабуля — крутая старушенция, — с любовью сказал он, — но она поняла, что ей на пользу, а что нет. — Он знал, что миссис Рэнсом уже изложила мне свою позицию.

Хоть Дирдре и смирилась, довольной она явно не выглядела. Это чувствовалось по тому, как она переворачивала блины. Но воспитание заставляло ее делать хорошую мину при плохой игре. Я вспомнила, что она поклялась сделать все от нее зависящее, чтобы убрать меня из этого дома. Я никак не могла выбросить из головы ее слова.

Дик делал вид, что спокойно отдыхает, но я заметила, что он пару раз тайком взглянул на часы. Большой человек, насмешливо подумала я, каждая минута на счету.

Дирдре внесла миску с пухлыми, золотистыми блинами и пустую тарелку для меня.

— Рестораны ресторанами, — самодовольно заявила она, — но моему внуку все равно больше нравятся бабушкины блины. — Она игриво хлопнула Дика по руке, когда тот потянулся к блинам. — Я же учила тебя хорошим манерам. Сначала предложи блинов дамам.

— Не имеет значения, — засмеялась я. Трудно было поверить, что сидящий передо мной за маленьким столом мужчина, с нескрываемым удовольствием раскладывающий блины, воротила европейского финансового мира.

— Как долго ты на этот раз пробудешь дома, Дик? — спросила Дирдре.

— Два-три дня. Если повезет, четыре. — Он примирительно улыбнулся. — Выдержишь меня так долго?

— Ты мать видел? — укоризненно спросила Дирдре.

— Шутить изволишь? — удивился он. — С каких это пор мамочка встает раньше полудня?

Я увидела, как потемнели глаза Дика. Бедняжка Элен, подумала я, ее отношения с сыном оставляют желать лучшего. Значит, Дирдре и Дик против Элен, поняла я. Элен упустила время, она была слишком занята своей карьерой, оставив маленького сына на попечение бабушки.

Теперь мне стало ясно, почему бабушка и внук так близки. Подобные отношения сложились и у меня с тетей Лотти, после того как я трагически потеряла родителей. Но тем не менее мне было жаль Элен, такую потерянную, так жаждущую привязанности.

— Кого ты на этот раз привезешь сюда? — миролюбиво спросила Дирдре, деловито поливая блин кленовым сиропом. — Мой двадцатисемилетний внук, — поддела она Дика, — обычно развлекается в обществе финансистов, кинозвезд и манекенщиц. — Тот слегка нахмурился, намек не пришелся ему по душе. Я понимала, что Дирдре рисует такую картину преднамеренно: не питай, мол, пустых надежд насчет Дика, девочка, ничего кроме страданий это тебе не принесет. — В двадцать один он стал хиппи. Бросил колледж на последнем курсе и шатался без дела по Европе. А сейчас, — она довольно ухмыльнулась, — он крадет поварих из иностранных посольств. Знаешь, едва не случился международный скандал, когда Клодин перешла работать в наш дом.

— Ба, можно подумать, что тебе хочется, чтобы я снова спал в палатке на крыше жуткого отеля в Стамбуле или шатался в трущобах Рима, — пошутил Дик. — Я вернулся в круг приличных людей. Ты должна мною гордиться.

На какое-то мгновение в его глазах мелькнула боль. Вот это да! Оказывается, все не так просто, как я думала. Что заставило его вернуться?

— А в данный момент, — добродушно укорила внука Дирдре, — тебе не терпится усесться у телефона и озадачить. Маделин перепечаткой дюжины писем. — Бабушка тоже заметила его взгляды на часы. — Ладно, кончай с этой стопкой блинов и убирайся работать.

— Ба, нам явно не хватает тебя в Вашингтоне, — хмыкнул Дик, но с готовностью отодвинул свой стул. — Лори, если моя бабушка вас тоже начнет пилить, приходите ко мне. Мы что-нибудь придумаем. — Но Дик уже победил, я осталась.

Он поспешно вышел. Дирдре проводила его взглядом до лифта, затем решительно направилась на кухню за кофейником, чтобы наполнить еще раз наши чашки.

— Ты не поверишь, Лори, шесть лет назад у Дика вряд ли бы нашлось двадцать долларов в кармане. В этом году к моему дню рождения, — а он не забыл ни об одном, — с гордостью добавила она, — Дик попросил приятеля нарисовать Босфор, а рамку сделал сам. А теперь, — шутливо заметила она, — он выписывает мне учительницу французского из Штатов, самолетом возит бутылки кленового сиропа и бифштексы из модного ресторана в Нью-Йорке. Наверное, мне следует гордиться…

— Разумеется, — не удержалась я и покраснела. Почему я не могу оставаться спокойной, как Маделин Скотт? Ведешь себя как впечатлительная школьница, выругала я себя.

— Да, шесть лет назад Дик был никем, — печально повторила Дирдре, — но он был добр, горд и любил мир.

— Это немало, — тихо согласилась я. Дирдре Рэнсом хотелось говорить о Дике, а мне хотелось слушать.

— Он ведь пацифист, знаешь ли… хотя он редко об этом говорит. Приятель Дика оставил сына в Стамбуле, потому что самого его призвали в армию. Через пять месяцев приятель, которого звали Джо, погиб в случайной перестрелке. Дик ужасно переживал, отказался возвратиться домой. Слава Богу, его так и не призвали, ему повезло. Но он не мог забыть Джо.

— И он направил все свои усилия на бизнес? — предположила я.

— Ну, он от легких удовольствий не отказывается, — сухо заметила Дирдре. — Но, к собственному огорчению, я убеждена, что вряд ли Дик в ближайшее время сделает меня прабабкой. Ни одна девушка никогда не сможет заарканить его. Дик намеревается идти далеко, и пока красного света на его пути не видать.

— Он из тех людей, кто всю жизнь посвящает карьере? — спросила я, стараясь не слишком явно проявлять свой интерес. — Только работа, работа и работа, а семья ему не нужна, так что ли? — Тут я виновато замолчала. — Кроме вас, конечно, миссис Рэнсом, — быстро поправилась я. — Ведь вы сами прекрасно знаете, как много для него значите! Он вас просто обожает!

А вот мать значит для него очень мало, это я сразу поняла. И это делает ее несчастной.

Я могла бы влюбиться в Дика Рэнсома. Ладно, я уже влюбилась в Дика Рэнсома, втюрилась по самые уши, что уж тут говорить, но я с этим справлюсь. Я знаю, что тут мне ничего не светит. Может быть, старая дама не так уж и ошибается, может быть, мне не стоило приезжать в этом дом… Но ведь теперь так трудно уехать от Дика.

На следующее утро по приглашению Дирдре я снова сидела в ее уютной гостиной и слушала рассказы о доме в Штатах, думая о том, что прежде чем мы начнем заниматься, мне следует установить для себя какое-то расписание, чтобы компенсировать время, потерянное за эту неделю. Не могу же я просто сидеть на террасе и греться на солнышке или читать, или болтать с Дирдре. Я рвалась в бой.

Я чувствовала, что Дирдре приятно мое общество. Я была человеком ее круга, подругой, с которой она могла говорить и которую могла опекать. Мне неожиданно пришло в голову, что Дик выписал меня не только для уроков французского, но и чтобы скрасить одиночество пожилой леди.

— Лори, ты должна иногда по вечерам ужинать со мной, — предложила миссис Рэнсом. — Не очень-то радостно готовить только лишь для себя. Ты любишь жаркое в горшочке по-американски? — Она довольно улыбалась.

— Обожаю, — с энтузиазмом подтвердила я.

— Тогда завтра вечером, — решила она с довольной улыбкой. — А завтра днем я велю Фредерику снова отвезти нас в город. Ты поможешь мне сделать кое-какие покупки и немного погуляешь. Ты ведь еще фонтан не видела — тот самый, который обязаны видеть все гости Женевы, — вспомнила она.

— Ну, я ведь не завтра уезжаю, — сказала я и ощутила холодок в сердце, заметив тень испуга на лице Дирдре.

— Не увидеть фонтана, значит не увидеть Женевы, — сделала Дирдре попытку пошутить. — Струи воды поднимаются на огромную высоту. И так с мая по сентябрь.