— Что такое?

— В глазах потемнело… — приложив руку ко лбу, с закрытыми глазами, слабым голосом шептала она. — Давление наверное. Сейчас пройдёт. — Прикладывала руку к сердцу.

— Ну, ёлки палки! — огорчался за неё СанСаныч. — Это от монитора. Вы меньше за компьютером, пожалуйста, сидите. Тут облучение наверное сильное. Надо бы ещё один защитный экран поставить.

— Тогда совсем текста не видно будет, — слыша заботу, счастливо улыбалась Людмила Николаевна. — И ослепну, и старая совсем стану, и любить никто не будет.

— Да что вы…

— Ладно-ладно, СанСаныч, я шучу, — останавливала она шефа, видя, что он совсем сбит с толку. — Спасибо! Ничего не надо, сейчас пройдёт. Тут не много ещё текста осталось. Давайте просмотрим.

Нельзя сказать, что СанСаныч был и глух и слеп, и не догадывался о причинах. И понимал, и догадывался, но хорошо помнил, правда, чуть не преступил однажды, не писаный закон: «Не крути романы с сотрудницами по совместной работе, это всегда боком выйдет!» К тому же, её супруг, Алексей Алексеевич, нравился ему и приятен был своей постоянной весёлостью, гостеприимством, да и лётной профессии его в тайне, когда и открыто, завидовал. Не просто лётчик, пилот первого класса Алексей Алексеевич, командир! Одна из несостоявшихся детских и юношеских мечт СанСаныча. И они продолжали, теперь уже каждую субботу обедать или ужинать только у Образцовых. Именно так требовали Образцовы.

Собиралось две, не редко три-четыре семьи. Все с детьми. С шумом. С музыкой… Кроме семьи СанСаныча, все семьи были аэрофлотовскими, лётчицкими, либо членами его экипажа. Женщины молодые ещё, приятные, разные совсем. Они пили марочное вино: «А, это Лёша привёз!» — небрежно замечала Людмила Николаевна, как о пустячном. Все тут же принимались Лёшу хвалить за его умение удивить гостей… «Да это случайно досталось, — уточнял Лёша, расплываясь в обаятельной, сладкой улыбке, — чтобы женщин обрадовать хорошим напитком!» Мужчины пили водку. Чаще тоже иногороднюю невидаль, «Абсолют» называлась. Всегда с избытком, но аппетитно запотелую. Всё это под хорошую закуску. Под хорошую музыку. Конечно, танцевали. Даже записывали застолье на видеокамеру. Смотрели потом, хохотали над собой… Еды было наготовлено всегда много: «Это Лёшечка наш всё наготовил, умница наша!» Женщины принимались целовать Лёшу кто в щёки, кто в губы… И ничего в этом особенного не было, друзья же, почти одна семья. Всё было действительно очень вкусно, и было очень весело. Много пели. СанСаныч в азарте брал в руки баян, он неплохо ещё играл, тогда они пели все песни подряд, какие вспоминались: от дореволюционных, до современных, но, большей частью, шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых годов, да все подряд.

Солировал обычно Алексей Алексеевич. Он единственный мог, оказывается, перепеть почти все песни, которые, вспоминая, наигрывал СанСаныч. А уж он их помнил… Тысячу миллионов! Может и больше. Помнил только музыку, не слова. В этом они здорово друг друга дополняли.

Звонко пели, с огоньком, с душой исполняли любимые песни. А как же они могут быть не любимыми? Слова-то, посмотрите, какие душевные. Азартные, бодрящие, говорящие о характере, упорстве, противостоянии, борьбе, красоте человеческой, и любви. Конечно, любви. Светлой, чистой. В первую очередь о ней в песнях и поётся — о любви!

Только-только все остальные гости успевали вспомнить слова и войти в хоровое пение, как СанСаныч ловко переводил музыку на другой мотив. Исполнители, с хохотом неожиданно для себя замечали, что баянист с хозяином дома поют уже совсем другую песню. «Другую! Они уже другую песню поют. Вот, черти! Стоп!» Хор, в недоумении, сбиваясь, замолкал, прислушивался, узнавал другую мелодию, и тогда уж только подхватывал. Конечно с опозданием, но весело и с хохотом догоняли следующий припев. А песни-то какие!..

«Стоп, люди! У них уже другая мелодия…» «Они другую уже поют!» Знакомая-знакомая! Хор, прервавшись, снова прислушивается… О! Это же!.. А-а-а, наша! Кто с какого места, но громко и с удовольствием подхватывают.

Поют широко, распевно, очень громко, улыбаясь и радуясь… О себе потому что поют, о лётчиках, о бортинженерах, бортрадистах, стюардессах, диспетчерах, техниках, да обо всех своих… Любимая потому что.

«Эй-эй, стоп-стоп!» «Они опять!..» «Снова другая песня!» «Что там, что?»

СанСаныч уже перескакивает на другую песню, Алексей Алексеевич мгновенно улавливает, подхватывает, с чувством выводит:

Итак без остановки песен тридцать, тридцать пять. Пели, забираясь уже в песенные, казалось, дебри.

Далеко не все помнят слова старых песен, но припев подхватывают задорно, с жаром. Выскакивают в круг, начинают танцевать, пародируя манеры танцев 30-х, 40-х…

В такие моменты, СанСаныч неожиданно переходил на танго «Брызги Шампанского». И распаренные, уставшие, напевая мелодию, танцевали уже все… и дети. В таком песенном марафоне дети всегда бросали все свои игры в другой комнате, сбивались в команду активных зрителей. С восхищением и любопытством глазели, наблюдали, болели за взрослых, подпевали где могли, веселясь и хохоча над своими родителями, и над собой. Сейчас уже и взрослые — не взрослые, а совсем смешные, и родные все, и балуются, как малые дети… Веселились.

Заканчивали застолье часто одной песней.

Либо другой: