Теперь узнаем, что говорит о случившемся агиограф:

«И ответил Иоанн Кинопсу:

— Знамения твои скоро разрушатся.

Услышав такие слова, народ бросился на Иоанна и бил его до тех пор, пока не счел его мертвым. И сказал Кинопс народу:

— Оставьте его без погребения, пусть птицы растерзают его.

И они отошли от того места, радуясь с Кинопсом. Вскоре, однако, услыхали, что Иоанн учит на месте, где побивали камнями преступников. Кинопс призвал беса, при помощи которого чародействовал, и, придя на то место, сказал Иоанну:

— Я замышляю сделать тебе еще большее посрамление и стыд, для чего и оставил тебя в живых; приди на морской песчаный берег — там ты увидишь славу мою и устыдишься.

Сопровождали же его три беса, которых народ считал за людей, воскрешенных Кинопсом из мертвых. Сильно всплеснув руками своими, погрузился Кинопс в море и стал для всех невидим.

— Велик ты, Кинопс, — возопил народ, — и нет иного, больше тебя!

Иоанн же повелел бесам, которые стояли в образе человеческом, не отходить от него. И помолился он Господу, чтобы не был Кинопс живым, и стало так; ибо море внезапно возмутилось и закипело волнами, и Кинопс уже не вышел из моря, но остался в глубине морской, как древний окаянный фараон» («Жития»).

Ситуация во многом схожая с предыдущей. И здесь между Иоанном Богословом и чародеем Кинопсом шла борьба не на жизнь, а на смерть, и борьба эта не имеет ни малейшего отношения к проблеме наказания еретиков, и вообще к еретичеству.

Иосиф Волоцкий: «Так же и святой апостол Филипп): он не приходил к архиерею, не осуждал его; но когда увидел, что архиерей пришел не для чего иного, как для развращения благочестивых, тогда и покарал его смертью».

Архиерей (в данном случае иудейский законоучитель), не добившись покорности от апостола Филиппа (память 14 ноября), «в безумной злобе бросился на него, желая сам схватить и убить апостола, но в ту же минуту ослеп и весь почернел… Но архиерей, все еще ослепленный злобой, не только не хотел после постигшего его наказания исправиться и познать истину, но вновь стал произносить многие хулы на Господа нашего Иисуса Христа. Тогда его поразила еще большая казнь. Внезапно земля, раскрыв свои недра, поглотила его, как некогда Дафана и Авирона» («Жития»). И здесь дело не в развращении благочестивых: апостол защищал свою жизнь от набросившегося на него законоучителя, а охраняла его длань Господня, покаравшая архиерея сначала слепотой, а затем и смертью.

Вновь слово автору «Просветителя»: «Подобно тому поступил и святой апостол Павел: он не искал Еллима-волхва, не осуждал, не порицал; но когда увидел, что тот хочет отвратить Анфипата от веры — тогда осудил его быть слепым и не видеть солнца». Здесь мы не будем приводить эпизод из Деяний, верно переданный прп. Иосифом, за исключением одной весьма важной детали — Павел возвещает, что Еллим не увидит солнца «до времени», то есть его слепота временная (Деян. 13: 6-11).

Иосиф Волоцкий: «Так и святой Порфирий, епископ Газский (память 26 февраля), видя, что живущие в Газе еретики, исповедующие манихейство, не прельщают никого из православных, не осуждал их; когда же еретики пришли прельщать христиан — тогда святитель Порфирий осудил их, сначала на немоту, а потом на смерть».

А теперь обратимся к «Житию Порфирия Газского». «В это время прибыла в город некая жена Антиохиянка, по имени Юлия, принадлежавшая к отвратительной ереси так называемых Манихеев, и, узнав, что некоторые новопросвещены и еще не утверждены в святой вере, вкрадываясь, развращала их своим чародейским учением, и гораздо более раздачею денег.

Иже во святых Порфирий, узнав через несколько дней, прислал за нею и спросил, кто она и откуда, и какое исповедует учение. Она же назвала отечество и исповедала, что она Манихейка. Когда же бывшие около него прогневались (были же у него некоторые благочестивцы), то блаженный просил их не сердиться, но с настоянием увещать и раз, и два, по изречению святого апостола (Тит. 3:10). Затем сказал женщине: воздержись, сестра, от такого злоучения, ибо оно сатанинское.

Она же отвечала: говори и слушай, и — или убедишь, или убедишься. Блаженный же сказал: готовься на завтра и приходи сюда. Она же, простившись, вышла. Блаженный же в посте много молившись Христу, дабы посрамил диавола, приготовился на завтра и пригласил некоторых благочестивых клириков и мирян на беседу между ним и женщиною.

На другой день к епископу заявилась целая делегация манихеев, которые принялись многословно и эмоционально излагать свои воззрения».

«После того, как она в продолжении многих часов говорила множество басен и высказывала обычные хулы на Господа и Бога всех, иже во святых Порфирий, движимый Божественною ревностью, видя, что Тот, кто обдержит все концы, видимые и невидимые, хулится женщиною, объятою бесом и снизошедшею на его желание, произнес над ней приговор, сказав: Бог, сотворивый все, единый вечный, не имеющий ни начала, ни конца, прославляемый в Троице, поразит твой язык и заградит твои уста, дабы ты ее говорила хулы.

И тотчас за приговором последовало и наказание. Юлия начала дрожать и меняться в лице и пробыв в исступлении долгое время, еще говорила, но была безгласна и недвижима, имея очи раскрытые и устремленные на преподобнейшего епископа».

Как видим, Юлия прибыла в Газу, изначально имея целью совращать православных, и сразу же приступила к осуществлению своих намерений, о чем епископ Порфирий узнал, но мер до времени не принимал и даже сдерживал ревность некоторых «благочестивцев». Он пригласил Юлию к полемике, и только когда убедился, что она закоснела в грехе и богохульстве, наградил ее немотой.

Вновь слово прп. Иосифу: «Так и святой Лев, епископ Катанский, не сразу осудил еретика Илиодора на смерть; но когда Илюдор пришел в церковь, творя некие наваждения, чтобы прельстить благочестивых, святитель Лев вышел из церкви и сжег Илиодора огнем, и опять вошел в церковь, и совершил божественную службу».

Свидетельствует агиограф: «Часто убеждал его святитель Христов Лев (память 5 марта) отстать от таких злых дел и, раскаявшись, обратиться к Богу, но нельзя было уговорить Илиодора, как нельзя сделать белым эфиопа и твердый камень обратить в мягкий воск. Нечестивец не только не исправился, но задумал и еще большее зло: он простер свое волхвование на самого архиерея Божия, желая своим волхвованием насмеяться над ним. Однажды в торжественный день одного праздника… в храм вошел и волхв Илиодор, как лицемерный христианин, и начал тайно совершать свои волхвования; чрез них он достиг того, что одни из народа стали топотать в церкви, словно лошади, ногами и рычать, подобно зверям; другие стали неудержимо хохотать, а иные стали гневаться; волхв же хвалился, что сделает еще то, что и сам епископ со всеми своими пресвитерами и клириками, прекратив служение, будет тут же скакать и плясать, как будто под звуки музыки и органов.

Святитель Божий, уразумев помышление Илиодора, преклонил колени пред престолом Божиим и, усердно помолившись, встал, вышел из алтарь и, взяв своим омофором за шею волшебника, связал его, и, выведя его затем из церкви на средину города, повелел народу, чтобы тотчас же принесли побольше дров и развели бы сильный огонь. Когда его приказание было исполнено, святой расспросил Илиодора о всех его волхвованиях и чародеяниях, а после того, держа его связанным своим омофором, вошел с ним в огонь и, находясь среди пламени, держал его и не покидал своего места до тех пор, пока нечестивый волхв весь не сгорел…» («Жития»).