В реальность вернул голос жены:

— Пойду прогуляюсь.

Впервые за утро Стёпа глянул на неё с благодарностью: видимо, и рептилии не чуждо простое человеческое сострадание, раз прониклась его состоянием и решила оставить наедине с мыслями. Поэтому он принял решение провести время без жены продуктивно: напился. Следующим днём на работе Стёпа поймал себя на том, что внимательно рассматривает сослуживцев. Сначала окидывает взглядом полностью, для общего представления, потом начинает вглядываться в детали. Когда пристальному разглядыванию подвергся третий сотрудник, Степан хрюкнул со смеха от комичности ситуации, отвёл глаза от инженера по ТБ и пробормотал: «Как будто хвост должен выглядывать!»

Здесь, вдали от крокодилицы Веры, проблема перестала стоять ребром. Острые углы моральной стороны сгладились, остались любопытство и чисто технический интерес: как крокодилица помещалась в скафандр-личину, а главное, куда при этом девался хвост?! Наверное, дело всё же в том, что особо пылкой любви между супругами не было: привычка сосуществовать рядом, и только. Может, потому Веру и подменили? Степан приходил к мысли, что, если бы в их жизни имели место более нежные и сильные чувства, подмена сразу бы всплыла. Это ведь логично: как-то крокодилы определяют, в чью шкуру можно влезть, а в чью — нет. Даром что каждый из них — экстрасенс 80 lvl.

О слежке сказал охранник. Даже не сказал — вывалил, как бревном по голове.

— Стёп, может, я лезу не в своё дело, но у тебя появился поклонник. — И дядь Вася пошленько загоготал.

Степан опешил. Не от двусмысленности сказанного, а вообще от ситуации в целом: кого он мог заинтересовать своей посредственностью?! Ни наследства приличного, ни чёрного нала, ни счетов за границей.

— Шутки шутите, да? — в надежде протянул молодой мужчина.

— Обижаешь! — дядя Ваня из расхлябанного охранника вмиг превратился в собранного следака и продолжил: — Сам понимаешь, я хватку подрастерял, из органов-то давненько ушёл. Заметил только недели три назад. За тобой ездят две машины, меняются через день. Водители разные, может, есть кто в салоне, но мне не видать, стёкла тонированы.

Час от часу не легче. Мало ему жены-оборотнихи, теперь ещё попал под чьё-то пристальное внимание.

— Может, это не за мной, а?

Дядя Ваня раскатисто расхохотался, и густой смех прокатился по пустым коридорам, пробежав по всем этажам.

— Меня уговаривать не надо, поверь, придумывать незачем. Я сначала заприметил машины. Потом — что они уезжают только за тобой. Приезжают вместе с тобой. Вывод очевиден.

Степан вздохнул.

— Ладно-ладно, я ж не в претензии. Странно просто это. Признателен, что сказали, дядь Вань.

— Бывай. Осторожнее там.

Спасибо, конечно, но что он может сделать? Обыкновенный обыватель, ни боевых умений, ни связей. Мелкая рыбёшка, плывущая по течению. Краем глаза Степан заметил отъезжающую следом тёмно-синюю «Ладу-Калину». И машина ведь неброская. Он свернул в переулок купить пиццу: не уверен, что готов есть крокодилью стряпню. Машина припарковалась рядом, из приоткрытого окошка вырвался дымок: видимо, водитель закурил.

На Стёпу вдруг накатила злость. Захотелось плюнуть на пиццу, подойти к «Калине», рывком открыть дверцу и рявкнуть на весь салон, перемежая матами: «Чего вам надобно, сволочи?!» Неимоверно бесило, что в его жизнь впёрлись, не спросив разрешения. Конечно, было бы абсурдно, если некто спросил, можно ли за вами последить. Но вокруг полно интересных людей, разве нельзя просто оставить его в покое?!

Домой мужчина брёл медленно, унося с собой две коробки пиццы. Уже по пути он отметил, что купил и на жену, без лука, как она любила. Некоторые привычки вживились под кожу.

Квартира встретила ароматным пловом: его Вера готовила отменно. Это разозлило ещё сильнее, потому что от любимого блюда отказаться сложнее. Особенно если дал себе установку не есть приготовленное рептилией.

— За мной следят, — заявил он с порога вместо приветствия. — Не твои ли сородичи?

Вера размешивала плов шумовкой. Накрыв казан крышкой, она, наконец, обратила внимание на разувавшегося мужа. Пиццы покоились на обувнице.

— Не должны. Мы каждый сам за себя. Не поддерживаем тут связей. Это одно из условий, понимаешь?

Понимать Стёпа понимал, но не верил. Нашествие поодиночке? Не стыкуется.

— Это не нашествие, неужели не видно?! Мы делаем всё, чтобы нас приняли земляне.

Ага. В том числе меняете жён.

Вера резко обернулась.

— Ты обзываеш-шь меня каракатицей и крокодилицей, — зашипела она, — а с-сам кто?! Плевать было на ж-жену, так ч-что не заметил, что подсунули с-суррогат! Довёл бабу до того, ч-что она сама с-сбежала от тебя на другую планету!

Вот это приехали. Довёл?! Да он ничего не делал!

— Вот именно, что ничего, — успокоившись, презрительно бросила Вера. — Абсолютно ничего!

Презрение резануло по больному, взыграло чувство превосходства: чтобы какая-то там пришелица крокодильей внешности указывала, что и как делать?! Чёрт-те что и сбоку бантик! Он ясновидящий, что ли?! У Веры — настоящей которой — был язык, из детского возраста она тоже вышла, если что не устраивало, могла бы сказать. А получилось, что сама обиделась, сама ушла — а он теперь виноват. И обречён на каракатицу.

«Тупое земноводное!» — подумал он злорадно, прекрасно зная, что его услышат.

Крокодилица грохнула по плите казаном и выскочила из кухни, а потом — и из квартиры.

Плов, к слову, получился вкуснющим.

Дни тягуче перетекали один в другой. Тишь да гладь на работе, бессменное сопровождение до и после, мелочные перегавкивания дома. Вера пыталась объяснить, для чего нужна эта рокировка: людей туда, «крокодилов» сюда. Выходило что-то о вливании «новой крови». Степан слушал, кивал, но, опять же, верил с трудом: сложно повернуть закостенелые мозги в другую сторону, не пощупав при этом то, о чём идёт разговор. Главное, чтобы у правнуков не прорезался зелёный хвост. Улучшение генофонда — это всегда здорово, но кто знает, каким боком оно вылезет через пару веков? Вера злилась, от чего в речи проскальзывали шипящие нотки, показывала длиннющие раскладки расчётов. В схемах и цифрах понятного было мало, Степан — простой продажник, а не генный инженер-биолог. Ну, пусть не простой, руководящий отделом, но сути не меняло. Пытливые же умы крокодильих сородичей утверждали, что со временем Вера и иже с ней приспособятся к жизни настолько, что личина-скафандр станет ненужной, срастётся с телом, образовав единое целое.

— За три года не срослось, — скептически заметил Степан, вспоминая утро после командировки, когда вместо привычной жены в постели узрел чудище.

Вера пожала плечами.

— Первые пять лет сложные. Наш организм перекраивает себя в буквальном смысле. Органы, кости, сухожилия, жидкости — всё адаптируется к местным условиям жизни. Чтобы редуцировалось второе сердце, нужно время. Как и для выращивания лёгких. И оптимизации зрения. И прочее, прочее…

— У тебя два сердца?! — Мужчина зашарил взглядом по груди жены, как будто пресловутые сердца можно было увидеть воочию.

— Полтора, если уж быть точным. Второе постепенно… м-м-м… рассасывается, что ли. Его ресурсы идут на другое.

— А-бал-деть!

Разве не об этом мечтаешь в детстве? Инопланетный разум, столкновение культур, сосуществование… В реальности избавиться от «человек — венец всего сущего» оказалось гораздо сложнее. Степан понимал, что «крокодилья» раса оказалась гораздо развитей: в конце концов, именно они прилетели сюда и подменили его жену своим «шпионом». Но схожесть с вымершими динозаврами и вполне живыми аллигаторами сводила на нет равенство рас.

А если бы Стёпа приехал домой вовремя, то не застал бы крокодилицу в своей постели, и тогда продолжал бы считать её своей женой, а лет через пять-семь, когда «всё срослось», спокойно бы нарожали детишек — и никакой рефлексии. Интересно, при полной адаптации способность чтения мыслей останется? Чувствовать себя открытой книгой некомфортно. Как голым выставили на всеобщее обозрение.

Следующая командировка выпала месяцев через шесть-семь. Степан был рассеян и слегка не в себе. Вера, конечно, молчала, но ему казалось, что крокодилица заболела. Когда она снимала личину, что происходило с каждым месяцем реже и реже, чешуйки выглядели блёкло и были с беловатым налётом. Да и сама она большую часть суток проводила в постели. Представив себя на руках с инопланетным трупом, мужчина мигом покрылся холодным потом. В нашей стране даже после смерти покоя не будет — вскрытие обязательно. Конечно, если у тебя не рак последней стадии. Интересные были бы глаза у патологоанатома, когда он увидел бы недорощенные лёгкие и полуредуцированное второе сердце.