Когда перед глазами появились ворота дома лесника, измученный Грохотов даже не удивился. Ну еще бы – ничем иным эта фигня закончиться и не могла. Как же его угораздило заблудиться-то? Бабушка сказала бы "леший закружил". Женька зло усмехнулся – в подобные сказки он, прошедший несколько "горячих точек", напрочь отказывался верить. Но факт оставался фактом – проплутав почти полтора часа, он вернулся туда же, откуда ушел. Открывая дверь, вдруг едва не застонал от пронзившей сердце острой боли…

…Он почти спокойно осмотрел лежавшего в зале Егора, отметив, что характер повреждений на его теле такой же, как у Ивана. Закрыл глаза Лехе, который в последней попытке подняться намертво вцепился в скамью. Черт, но этого не может быть! Такого не бывает, это сказки!

…И почти не удивился, остановившись рядом с полуживым Георгием, скорчившимся в хлеву у трупа Милки. Похоже, корова стала последней жертвой непонятного убийцы. Цвет одежды Лужникова невозможно было различить – кровь животного залила все вокруг. Как ни странно, но сам Георгий почти не пострадал – лишь на руке след зубов, словно он пытался успокоить взбесившуюся собаку. В руках раненый сжимал подаренный Иваном пистолетик, а у его ног лежал найденный на поляне мальчишка. На виске найденыша ясно виднелось пулевое ранение. Лужников, закусив губу от боли, прокушенной рукой гладил мертвого по голове. Только в этот момент Грохотов сообразил, что ему не понравилось тогда на могиле – с одного бока земля была слишком рыхлой…

- Васильич! – осторожно позвал Женька. – Так, значит, это и правда Пашка? Но он же умер, ты ведь сам говорил!

- Умер, - со странной гримасой открыл глаза Лужников. – Только немножко живой. Ты вот в чертовщину не веришь, а зря. Мне бы сразу сообразить, что в этой смерти не так было. Да вот не догадался. Или не захотел догадаться: когда я его в могилу укладывал, показалось на секунду, что вздохнул. А пульс проверил – ноль. Выходит, я его живого похоронил, в летаргическом сне. А думал, что так не бывает… Вот и перекинулся Павлик в зверя лютого. Некрещеный он у меня. Может, поэтому? Или… да черт его знает, отчего оборотни получаются… Хорошо, Наташка не видела своего ребенка таким. Женька, я убил собственного сына… И понимаю, что иначе нельзя, а удавиться хочется. Бери пистолет!

- Зачем? – непонимающе тряхнул головой очнувшийся от шока спецназовец.

- Затем, что надо. Меня нельзя живым оставлять. Таким же стану. И не спорь. На своей войне ты, может, и главнее. А здесь я лучше знаю. Стреляй.

- А может…

- Стреляй! – перебил Георгий. – Я бы и сам, но сил уже нет на курок нажать. Жень, пожалуйста, забудь, что я твой друг. Я уже не человек, а монстр. Давай. Пули серебряные, теперь точно убьешь, наверняка. Спасибо Ваньке за подарок…

Он закрыл глаза, утомленный длинной речью. Грохотов оторопело молчал. Прошедший несколько войн боец никак не мог поверить, что все эти россказни про вампиров и оборотней оказались правдой. Что вот только, почти на его глазах, мальчишка-перевертыш убил троих взрослых мужиков. И что это – Пашка, сын Георгия… Не может быть…

- Стреляй же, черт тебя возьми! – прошипел раненый. – Потом будешь думать, правда или глюки одолели!

Грохотов впервые в жизни перекрестился и вынул из ослабевшей руки друга оружие…