Рабам уделяется не мало места в мимах Герода. В большинстве пьесок они являются объектом грубых и жестоких нападок и бесчеловечного обращения. Впрочем, показывая тяжелое положение рабов, поэт вовсе не протестует против этого социального явления. Его интересуют хозяева, для которых избиение рабов, грубая брань и бесчеловечное третирование слуг — естественная форма поведения, повседневный быт; в нем-то его герои и обнаруживают себя с самой неприглядной стороны.
В соответствии с жанром мима в исполнении пьес Герода не предполагалось и даже не допускалось реалистическое воспроизведение действий или наличие предметов, о которых шла речь (например, порка мальчика или демонстрация всего ассортимента обуви в лавке Кердона). Это противоречило бы прежде всего театральной условности. Кроме того, маленькая сценка, в которую укладывается мим, была бы обречена на провал, если бы в ней нужно было воссоздать всю громоздкую обстановку, необходимую для показа даже мимолетной ситуации. Вряд ли было целесообразно также утяжелять такие сценки участием нескольких актеров. Задача архимима (главного актера) именно в том и заключалась, чтобы одному, почти без партнеров, без всякого сценического реквизита, только голосом, жестами, мимикой воссоздать один или несколько характеров.
В миме была тенденция преодолеть три единства драмы, стремление к передаче действия и движения в мимике, жесте, интонации чтеца. В пьеске Герода «Жертвоприношение Асклепию» мимический актер как раз и решает эту задачу. Он должен создать впечатление смены картин и лиц, иллюзию движения, находясь все время перед зрителями. Действие происходит сперва перед храмом, затем внутри него, и актриса показывает, как две женщины, переходя от одной статуи к другой, делятся впечатлениями по поводу увиденного. Не менее живая мимическая сцена создается в «Учителе», где без всяких вспомогательных средств актер воспроизводит сперва живой рассказ Метротимы, затем диалог учителя с учеником, воссоздающий сцену порки.
Проблема движения решается и в других разновидностях мима. Нам известен вокальный мим — лирическая женская «ария» неизвестного автора, условно названная «Жалоба девушки». Это сольная песня, которую исполняет покинутая своим возлюбленным девушка перед запертой дверью дома жестокого молодого человека. Текст этого стихотворения обнаружен на папирусе, впервые опубликованном в 1896 году и относящемся ко II веку до нашей эры. Конец папируса испорчен, и заключительная часть стихотворения нам неизвестна.
Перед зрителями последовательно проходит не только смена настроений несчастной девушки, — воспоминания о прошлом, душевная смятенность, сетования на неверного, внутренняя борьба, упреки, просьбы, жажда примирения, — но и ее поступки, движение, смена мест.
В экспозиции она говорит о своем состоянии и решается ночью отправиться к дому возлюбленного. Затем она собирается и торопливо идет в ночной темноте. В словах девушки слушатели должны почувствовать ритм ее движения, сбивчивые мысли, владеющие ею по дороге. Интонация, размер, слова стихотворения позволяют понять, когда она пришла, остановилась… Девушка исполняет на сцене так называемый «плач перед дверью», нечто вроде серенады, имеющей традицию и в античной и в средневековой литературе. Так как на ее просьбы и мольбы нет ответа, она уже в отчаянии стучит в воображаемую дверь… рукопись обрывается, и мы не знаем, чем заканчивается эта песня, одно из интереснейших созданий эллинистической лирико-драматической поэзии.
Путь развития античной драмы от Аристофана и Еврипида через Менандра к поздним формам драматических представлений был путем мельчания, постепенного отказа от большой общественной проблематики. Но потери, которые сопровождали упадок классического театра, были связаны и с некоторыми приобретениями.
Человек Менандра, преодолевший условность масок и сюжетов и раскрытый во всей своей неповторимой прелести, приземленные персонажи мимов Герода, уже неотделимые от бытового, отнюдь не условного окружения, пришли в литературу и театр нового времени.
В эллинистической драме совершался трудный и сложный переход к непосредственному изображению жизни, которое требовало оживления статичного действия, обогащения арсенала мимических средств, индивидуальной окраски языка персонажей. Скудные источники, имеющиеся в нашем распоряжении, лишь намечают пути этого перехода. И кто знает, не сулит ли нам будущее еще какие-нибудь находки, которые откроют новые грани в богатом и разнообразном искусстве античного театра.
К. Полонская
МЕНАНДР
Комедии
Брюзга
Один брюзга, женившийся на женщине,
Уже имевшей сына, был за скверный нрав
Женой покинут и в деревне дочь растил.
Без памяти влюбленный в эту девушку,
Просить ее руки к брюзге Сострат пришел,
Но тот его — долой. Он к брату с просьбою —
А брат помочь не может. Вдруг возьми Кнемон
Да упади в колодец. Тут и выручи
Брюзгу Сострат. И вот старик, на радостях,
С женою помирился, за влюбленного
Дочь отдал замуж, пасынку же Горгию
Сестру Сострата, смиловавшись, в жены взял.
Менандр поставил эту пьесу на Ленеях, в архонтство Демогена, и одержал победу. В главной роли выступил Аристодем из Скарфы. Комедия имеет и другое название — "Человеконенавистник".
Пан, бог.
Хэрей, прихлебатель.
Сострат, влюбленный.
Пиррий, раб.
Кнемон, отец.
Девушка, дочь Кнемона.
Дав.
Горгий, пасынок Кнемона.
Сикон, повар.
Гета, раб.
Женщина, мать Сострата.
Симиха, старуха.
Каллиппид, отец Сострата.
Сцена представляет собой сельскую местность в Аттике. Видны дома Кнемона и Горгия и вход в пещеру — святилище Пана и нимф.
Из святилища выходит Пан.
Пан
(к зрителям)
Условимся, что это Филы в Аттике,10
А та пещера, из которой вышел я,
Слывет великим храмом нимф у жителей
Скалистых этих и неплодородных мест.
5 А справа там — усадьба, где хозяином
Кнемон, крутой старик, из бирюков бирюк,
На всех он зол и людям никогда не рад.
Да что там рад! Ведь он словечка доброго
За весь свой долгий век и то не вымолвил
10 И первым никогда не заводил речей
Ни с кем — ну, разве — как никак соседи мы —
Со мною, с Паном. Да и в этом тотчас же
Раскаивался, знаю. И такой брюзга
Взял женщину, недавно овдовевшую,
15 Себе в супруги, хоть от брака первого
Сын у нее остался, — тот был мал тогда.
Прескверно жил Кнемон. С женой он ссорился
Добро бы только днем — так нет, ухватывал
Часок и ночью. А с рожденьем доченьки
20 Совсем житья не стало. Горе горькое!
Беда такая, что и передать нельзя!
Пришлось жене в свой прежний возвратиться дом,
Где оставался сын ее: усадебку
Имел он по соседству, небольшой надел,
25 Которым, хоть и впроголодь, а кормятся
Теперь и сам, и мать, и, дому преданный,
Еще отцовский раб. Сынок стал юношей
Большого, зрелого не по годам ума:
Ведь лучшая наука — опыт жизненный!