Глава 2

Никита Орлов

Девушка снова прикрыла веки, а я почувствовал себя обманутым.

«Вера…»

Смотреть в глаза Веры было то же самое, что видеть Вселенную!

Зелёные, тёмного оттенка, они, совсем непохожие на небо, сияли звёздами! Каждый раз, когда её аккуратный носик морщился, миниатюрная брюнетка опускала веки, пряча от меня Вселенную, и это вызывало жуткое раздражение.

«Да что с тобой?!» — разозлился сам на себя, отвернувшись к иллюминатору, в котором, словно издеваясь, тёмное ночное небо демонстрировало своих сверкающих жительниц. — «Да чтоб тебя!»

Девушка пошевелилась, аккуратно ставя бокал в подставку, снова одним своим взглядом доставляя неподдельное счастье.

«Чёрт! Я на Марсика своего сейчас похож!» — вспомнив о терьере, который ждал меня дома, нахмурился, недовольный схожестью и сравнением идентичных эмоций. — «Вот — настоящее преданное существо! Увидит меня и полдня успокоиться не может, бегая следом, как «хвостик», виляя своим собственным! Стоп, Орлов! Ты себе хозяйку найти, что ли, надумал?! Да среди этих девок нет ни одной, достойной даже того, чтобы просто проводить продажную сучку до двери! И эта ничем не лучше!!! То, что Шилова не взяла денег, ещё не значит, что ты нашёл исключение! Возможно тот куш, который брюнетка сорвёт по прилёту в Эдинбург, намного выше всего прочего, что ты только можешь ей предложить!»

Едва вариант странной, не поддающейся объяснению сердечности Веры пришёл в голову, я представил мужчину, встречающего её в аэропорту с кольцом в коробочке, и внутри неприятно царапнуло.

Неотрывно наблюдая за Шиловой, вернувшейся назад на своё место, потерял восторг, только что плескавшийся в груди, благодаря успешному подъёму самолёта в воздух, не повлёкшему за собой привычный приступ паники, стрёмный и позорный, как серый свитер соседствующей со мной певички, обладающей чарующим низким тембром.

«А ведь, и правда! Ничего выдающегося в этой замухрышке нет! Ну, глаза глубокие, необычного цвета. Ну, голос ещё… всё! Да я за свои тридцать два года столько моделей перепробовал! По сравнению с ними — эта серость — никакая!»

— Не думала, что в самолёте так жарко… — прошептала Шилова гортанным голосом, и у меня тут же штаны задымились!

«Дьявол!!!»

Девушка откинула длинную копну тёмно-каштановых волос назад, осторожно потянув края своего кошмарного свитера вверх, сбивая моё дыхание, отправляя пульс в нокаут, и тут же воскрешая его одним видом просвечивающейся маечки на бретелях, спрятанной под серой мешковиной.

«Да чтоб я сдох, если в стрип-клубе у Марселя чувствовал хотя бы треть того возбуждения, которое сейчас меня сразило наповал!» — когда я уткнулся взглядом в ложбинку грудей однозначно третьего размера, нервно сглотнул, не придумав ничего лучше, как повторить за изумительной зеленоглазой ведьмой, насмешливо наблюдающей за моими дергаными движениями.

— Это первый класс, певичка, — постарался ухмыльнуться, как можно беззаботнее, медленно протянув слова.

Откинув и свитер, и рубашку в сторону, снова поднял взгляд на девушку, тут же утонув в зелёном омуте её глаз, слушая биение сердца, стучащее почему-то в барабанные перепонки.

«Вот дерьмо! Кажется, я влюбился…»

ШИЛОВА ВЕРА

Наблюдая за молодым мужчиной, немного нервным, но уже не сереющим от страха перед высотой, чувствовала себя чуть ли не спасителем мира.

«Я сделала доброе дело!» — Разглядывая мощную мускулистую фигуру бизнесмена, явно уважающего тяжёлые виды спорта, задумчиво покусывала губу, так и не избавившись от дурной детской привычки. — «Иногда даже самый мужественный брутал не может побороть свой страх самостоятельно. То, что я помогла Орлову «не ударить в грязь лицом», как он, однозначно, думает о своей аэрофобии, будет греть моё сердце, пока оно не остановится!»

Возможно, кто-то подумает, что этот стимул для улыбки выглядит уж слишком убого, но я так не считала.

Прикусив губу слишком сильно, вышла из задумчивого состояния, одёргивая сама себя, чувствуя, как саднит место укуса, потрогав припухшую губу.

«Бедная…» — пожалела её, чувствуя себя, как в детстве, когда мои губы были искусаны в кровь, стоило только затеряться в фантазиях своего творчества, отразившегося позднее в профессиональных эскизах и рисунках, определивших моё место в обществе и профессиональной деятельности.

Я ощутила, как Орлов смотрит на меня, но не стала поднимать глаз, немного смущаясь его внимания.

Сложно было сказать, когда я оправдала грубость парня по отношению к обслуживающему персоналу самолёта, да только не осталось даже того слабого отголоска возмущения, до которого, по большому счёту, мне ни сейчас, ни двадцатью минутами назад не было дела.

Заметив боковым зрением мелькнувшую рыжую голову стюардессы, улыбнулась своим мыслям.

— Девушка. Простите, как вас зовут?

— Надежда, — робко ответила девушка, нервно поглядывая на моего воздушного попутчика.

— Хм… забавно. Можно у вас спросить, Надежда? В «первом классе» предусмотрено мороженое?

Сидящий напротив мужчина тоскливо застонал, однако, когда я резко повернула голову на звук его стона, Орлов смотрел в окошко иллюминатора с невозмутимым выражением на лице, полностью игнорируя моё любопытство.

«Странный какой-то…»

— Конечно, госпожа Шилова. Какое вам принести? Хотите грушевого?

— Нет. Достаточно грушевого лимонада… Будете удивлены, но это единственный вкус лимонада, который я никогда не пробовала за свои тридцать лет. — От моего тихого смеха, миллионер нахмурился, перестав делать вид, что меня не существует, до странного быстро потеряв свои благодарность и «ярое поклонение». — Принесите ванильное… ммм… думаю, да. Ванильное мороженое будет моим самым любимым среди других. Хочу именно им закончить вкусовой ряд!

Недоумённо приподняв брови, Надя задумалась, видимо, пытаясь представить, что же может помешать богатенькой дамочке купить ещё одну порцию холодного десерта.

Уныло хмыкнув, достала из сумочки телефон, чтобы посмотреть, который час, когда бортпроводница дёрнулась с места, кинув взгляд в сторону второго пассажира.

Что уж там рыженькую милаху так в Никиткиной позе напугало, что она резво ускорилась на выходе, я не знала, но и любопытствовать не стала, уткнувшись в сенсорный экран.

Время перевалило за полночь.

Мама рассказывала, что в раннем детстве, когда все дети хотят быть самостоятельными, до жути желая поскорее стать взрослыми, вступая в сенситивный период своей только-только делающей первые шаги взрослой жизни, я всегда жалела об ушедшем дне, провожая его перед сном отчаянным бормотанием… иногда даже слезами, если день был особенно хорош, выделяясь яркими событиями среди прочих.

Мне было сложно вспомнить, что мамочка делала или как уговаривала меня, маленькую капризную плаксу, уснуть, да только, даже сейчас, я не отказалась бы от её помощи.

Когда Надя принесла моё мороженое с ванильным вкусом, восторженно прищурившись, облизнула губы, забывая про необходимый, но вызывающий одни опасения сон, разглядывала три огромных шарика, присыпанных шоколадной стружкой, наслаждаясь одной подачей и оформлением простого, казалось бы, десерта.

— Господи! Да ешь ты его уже! — Возмутился Орлов, своим резким тоном обращая на себя моё внимание.

Натолкнувшись на взгляд тёмных глаз, без того имеющих угольный оттенок, а сейчас и вовсе ставших совершенно не отличимыми от контура зрачка, сливаясь с ним, растерялась, не понимая, что миллионера могло так взбесить.

«Может, он на диете? А что?! Кто этих богатеньких поймёт? Вон у него какие мышцы тугие! Если бы не умирать, я бы давно голову потеряла… или сердце… Только, боюсь, моё больное сердце такому экземпляру идеального самца не нужно ни в чахлом виде, ни в здоровом».

Решая не заострять внимания на грубости Орлова, улыбнулась:

— Хочешь?

— Очень… — глаза Никиты будто блеснули изнутри чёрного омута, рассеивая моё внимание.

— Эээ… так попроси Надю. Она тебе принесёт всё, что угодно.

— Я хочу… — когда парень поддался вперёд, я вжалась в спинку своего диванчика, кожей чувствуя исходящее от молодого мужчины нетерпение, опасное и достаточно ясное.

«Боже! Только пусть он не портит всё пошлыми намёками! Не хочу сидеть двадцать часов в компании озабоченного «котяры»! Пожалуйста! Пожалуйста!» — Поморщившись от тревоги, крепко сжала стакан с мороженым и зажмурила глаза.