Вопросов ни у кого не было, а если и были, то мы предпочли держать их при себе.

- С богом, парни, – шеф отключился.

Дело приобретало очень серьеёный оборот, и, судя по лицам, никому это не нравилось. Не то чтобы мы жалели копов, которые через одного были куплены местными князьками и получали от них зарплату втрое большую, чем платил Департамент, просто сам факт того, что зашла речь о настоящих, кроме шуток, боестолкновениях, очень напрягал.

Впрочем, нам должно быть полегче – хотя бы не будем торчать на переднем крае. Сможем отсидеться за спинами полицейских, подбадривая их выстрелами в спину и цитированием закона о полиции, что предусматривал строгое наказание за неподчинение приказу в экстренной ситуации.

«Коробка» затормозила, открылись двери, и мы, толкаясь и цепляясь стволами друг за друга, кое-как вывалились на свежий воздух. Вспотевшие, сонные, помятые, уставшие, злые и грязные, как черти.

Наша машина стояла на эстакаде, ведущей из одного района в другой. Сейчас она была перегорожена транспортом и наспех расставленными бетонными блоками. Огромные гейты, намертво отделяющие районы Нейро-сити друг от друга, появятся потом – через пару лет после сегодняшних событий, но на тот момент я об этом, разумеется, не знал.

Порывистый ветер приносил с собой целый ворох типично городских ароматов, среди которых неоспоримо лидировал запах гари. Открывавшийся с высоты пейзаж был очень красив – всё-таки даже в типовых районах есть своя прелесть. Особенно если смотреть ночью и издалека, когда не видны граффити, мусор и бродяги с их украденными из супермаркета тележками и самодельными домиками, собранными из всего, что попалось под руку. Россыпь огней многоэтажных зданий, оранжевые фонари, огоньки машин – всё это выглядело издалека очень гармонично, как будто район был небольшой галактикой, вращавшейся по своим собственным, непонятным простому зрителю, но чётко очерченным и мудрым законам. Не в пример копам, что носились между машин едва ли не в панике, суетясь и выкрикивая какие-то команды.

К слову, полицейских было не так уж и много – что-то около сотни плюс пятнадцать человек из нашего отдела. Честно говоря, я ожидал большего.

Старшим офицером в нашей машине был О’Доэрти, правая рука начальника отдела внутренних расследований, которого сегодня никто не смог найти. Видимо, старик раньше нас почуял неладное и предпочел потеряться.

О’Доэрти вылез первым и теперь вовсю надрывал глотку, подзывая к себе старшего. Судя по всему, этого ирландского жополиза выдернули прямо из-под любовника – об этом говорил перегар, бегавшие от возбуждения глаза, красные, ярко выделявшиеся следы от наручников на запястьях и хорошо заметные следы пощёчин. Его брюки и плащ были смяты, на рубашке не хватало пуговиц, а тёмные волосы всклокочены и заляпаны чем-то, о чём я не хотел знать.

- Старший офицер! Ко мне! – голосил О’Доэрти до тех пор, пока к нему не подошёл сухой старик в отглаженной до хруста форме капитана полиции.

- Кто вы? – спросил он, настороженно глядя на нашего красавчика.

- Офицер О’Доэрти, ОВР, - он показал жетон. - Нам приказано следить за выполнением приказов Департамента.

Капитан скривился, но ничем больше не выдал своего недовольства – репутация у нашего отдела была, что ни говори, мрачная – полномочий хватало для того, чтобы смешать с грязью кого угодно, даже святого, и потому проблем никто не хотел.

- Доложите обстановку! – приказал О’Доэрти.

- Толпа движется оттуда, – Кэп указал рукой вниз, туда, где развязка опускалась на уровень земли и сливалась с дорогой, а над зданиями виднелось багровое зарево пожарищ и почти непрерывно гудели сирены. Не полицейские, а пожарные.

- Мы стоим тут и готовимся обороняться. На всё про всё у нас есть ещё двадцать минут, потом тут будет жарко.

Я стоял недалеко и вполуха слушал разговор начальников, когда заметил в оцеплении одного старого знакомого.

- Рутланд! – крикнул я и помахал рукой.

Тот меня узнал и кивнул в ответ.

Мы служили с ним в отделе убийств до того, как меня перевели в ОВР, и никогда особо не дружили – так, перебросились как-то парой фраз, но, тем не менее, было приятно увидеть знакомое лицо. Тогда, кстати, оно было настоящим – смазливым и по-детски пухлым личиком молодого парня, имевшего успех у всех женщин возрастом от пятидесяти. Голубые глаза и светлые кудри придавали ему огромное сходство с каким-нибудь херувимчиком из числа тех, что печатают на открытках в честь Валентинова дня.

Морган отвернулся и исчез где-то в лабиринте машин и блоков, а я подошел к О’Доэрти, который показывал, где кому встать. Возбуждение потихоньку уходило из его глаз, но адекватнее они не становились. Скорее всего, он ещё и под наркотой. Больной придурок.

- Морт! Стравински! Вон к той плите! – дождались мы своей очереди и поплелись занимать позицию.

- Слишком близко… - поёжился напарник, будто от холода. Я разделял его чувства.

Расстояние, которое отмерил нам О’Доэрти, было пугающе недостаточным для того, чтобы чувствовать себя спокойно. Лишние двадцать метров для пули пустяк. Впрочем, нам ли бояться - с бронёй, силовыми устройствами и прочими игрушками, положенными ОВР?

Наверняка О’Доэрти просто хотел крепко держать ситуацию в своих руках на тот случай, если у кэпа сдадут нервы и тот окажется стрелять по толпе. Но лично я бы поспорил, у кого они сдадут быстрее – старый капитан производил впечатление человека, чьи нервы отлиты из высоколегированной стали.

Потянулись минуты томительного ожидания.

Копы вроде успокоились и заняли позиции, негромко переговариваясь между собой. Мигалки на их машинах работали вхолостую, без сирен, и окрашивали мир в красно-синие цвета. Я подключился к полицейскому каналу связи и полминуты слушал, как кэп одёргивает своих подчиненных.

А потом показалась Толпа.

Именно так – с большой буквы.

Я впервые видел столько людей одновременно, и это чертовски пугало. Тысячи. Десятки тысяч. Они выходили с одного из крупных проспектов и плелись в нашу сторону.

- Боже мой… - произнёс кто-то сдавленно, забыв отключить трансляцию, и тут же получил выговор от капитана.

- Проблемы, сынок?..

Мы ждали толпу вооруженных головорезов, настраивались на тяжёлый бой с ублюдками-маргиналами, которых не жаль отправить на тот свет, и потому увиденное было сродни нокауту. К нам шли обычные люди – мужчины, женщины, старики, дети. Разумеется, среди них был определённый процент отребья, вышедшего поживиться и утолить свои потаённые садистские желания, но в то, что они все… Как-то не верилось.

Простые обыватели. Серые, замордованные тяжёлой работой и жизнью в трущобах. Заезженные мужики и постаревшие до срока женщины, брошенные старики, оставленные без соцобеспечения. Недорого, но прилично одетые, не зверьё, на которое я насмотрелся за годы службы, – те самые «обычные граждане», которым я давал клятву «служить и защищать». Некоторые несут плакаты с надписями вроде «Дайте еды!». Первые сомнения в правильности моих действий появились именно в тот момент, когда я понял, что мне придётся стрелять в этих людей, которые вовсе не были похожи на поджигателей и убийц.

Однако я в своё время насмотрелся на различные массовые беспорядки, когда такие обыватели моментально зверели, скидывая человеческое обличье, и оборачивались настоящими монстрами, способными вызвать удивление и уважение у самых матерых садистов.

- Их слишком много, кэп, – чей-то голос на полицейской волне. Пытается говорить спокойно, но в интонациях явно прослеживается едва сдерживаемая паника.

- Тебя это останавливает? – голос кэпа невозмутим, но я уверен - ему тоже страшно. Несмотря на все попытки изобразить из себя мужика со стальными яйцами, в черепе бьётся мысль, что несколько десятков тысяч человек, припёртых к стенке голодом, ему так просто не разогнать и не остановить.

Толпа подходит всё ближе, и у меня начинают дрожать колени. Я смотрю на Стравински: он бледен, как лист бумаги. Наверняка моя рожа тоже перекошена от ужаса, что уж говорить о копах, находящихся на переднем крае. Мозг сверлит осознание того, что из привычной картины что-то выбивается. Что-то явно не так, и мне требуются почти две бесконечные минуты для того, чтобы понять – люди молчат. Им нечего говорить, и в их глазах такая обречённость, что меня сбивает с ног.