Включилась боевая программа, снова появилось ощущение, будто мир невообразимо замедлился. Рефлексы сработали как надо – я даже не заметил, когда успел упасть на колено, вскинуть дробовик и выпалить куда-то в темноту.

Пришлось отключить ночное видение, поскольку Малой и Балу зажгли фонари, вспоровшие тьму двумя мощными белыми лучами, выхватившими то, от чего я так часто просыпался по ночам, покрытый холодным потом.

Три тёмно-серые стальные фигуры, внезапно появившиеся из-за изгиба туннеля, мчались в нашу сторону. Неестественно тонкие и чрезвычайно хрупкие на вид, выглядевшие, как анорексичные марионетки, они казались частью какой-то сюрреалистичной галлюцинации. Нереальные и отталкивающе чужие куски бездушного металла и керамики. Цепные псы.

Неизвестные маркетологи, будто бы специально для усиления устрашающего эффекта, приняли решение рисовать на головах этих машин убийства смайлики. Если ты законопослушный гражданин и смотришь на новокопа днём, то это выглядит довольно мило. Новый, позитивный имидж полиции и всё такое. Однако сейчас, в белом свете фонарей, лязгавшие стальными пятками по полу и мчавшиеся ко мне, эти машины выглядели просто дьявольски пугающими, не в последнюю очередь, благодаря смайликам. Разительный контраст между внешней теплотой, механическим равнодушием и ужасающими намерениями.

Я оказался один на один с противником, который не только не был слабее, но ещё и превосходил меня на голову. От крутых имплантатов толку было немного, вся надежда на «Осаду» в моих руках.

Первый залп улетел во тьму, не причинив копам никакого вреда.

Второй угодил в голову робота, что подобрался ко мне на неприятно близкое расстояние. Выстрел в упор из «Осады» разнёс его металлическую башку вдребезги. Словно в замедленной съемке я видел, как из его головы вылетают куски стали, меди и пластика, красиво переливаясь в лучах бледного света.

Позади меня ожил ствол Глазастика, но никакого результата его огонь не принёс. Вполне ожидаемо. Пули, выпущенные из его штурмовой винтовки, рикошетили от керамических частей брони, застревали в кевларе, упорно стараясь проделать путь внутрь, но никак нападающим не вредили.

Неизвестно откуда взявшаяся серая тень сгребла новокопа и, крепко обхватив конечностями, покатилась по полу, отвешивая тумаки, звучавшие так, будто кто-то лупил арматурой по рельсу. Ещё два выстрела в спину полицейскому, попытавшемуся выручить товарища из цепких объятий Азимова, и всё кончено.

«Боже мой, я жив…» - свербела в мозгу мысль, заставлявшая меня внутренне скручиваться от ужаса и осознания того, что я сумел избежать почти неминуемой гибели.

Нам повезло, что копы не успели использовать стрелковое оружие, иначе валяться всей нашей команде продырявленной.

«Боже…»

- Бежим! Вперёд! Не останавливаться! – Азимов стоял в полный рост, держа оторванную руку новокопа как дубинку. - Нужно прорваться!

Сзади послышался всё тот же скрежет металла по камню, что и ранее. Я обернулся для того, чтобы увидеть в бледном и дёрганом свете фонарей, как к нам спешит целая орда копов, очевидно, не сумевших скоординировать атаку со своими собратьями. На первый взгляд, их было не менее десятка, они бежали к нам, наводя оружие. Зазвучали выстрелы, пока что, из-за высокой скорости передвижения полицейских, неприцельные. Пули впивались в камень стен, расщепляя его в крошку, и рикошетили, оставляя за собой яркий трассирующий след.

- Стреляй, Балу! – крикнул Глазастик.

Я хотел остановить его, но, увы, слишком поздно. Гранатомёт поднят, хорошо заметно, как из его ствола со свистом вылетает заряд и ударяется взрывателем о потолок – совсем рядом, критически рядом с самим Балу.

Вспышка фосфора – невыносимо белая – чуть не выжгла мне сетчатку и заставила заорать от резкой боли в привыкших к темноте глазах. Ближайших копов накрыло взрывом. Их металлические тела разметало в разные стороны. Точно так же опрокинуло и беднягу Балу. Здоровяка поглотил шквал сияющего пламени и осколков, прокатившийся по туннелю и едва не добравшийся до нас.

Казалось, содрогнулась сама земля. Я упал на землю, ничего не слыша и не соображая. Потолок туннеля осыпался, навечно погребая останки Балу под грудой земли, песка, бетонной крошки и камней.

- Бежим! – шелестящий синтетический голос, пробивавшийся сквозь звон в ушах, вывел меня из состояния шока. - Бежим, ему уже не поможешь! Касается всех!

Азимов промчался по туннелю, рывком поднимая на ноги оглохших и ослепших от близкого взрыва Глазастика и Малого.

- Бегом! – при этих словах он отвесил хорошего пинка под зад Малому. Тот отлетел в сторону, вскрикнув и ухватившись за задницу. Глазастика подгонять не пришлось, он быстро взял себя в руки и помчался вперёд по туннелю едва ли не быстрей Азимова. Туннель обваливался за нашими спинами, и это заставляло бить все рекорды в беге на короткие дистанции. Когда мы упали без сил, то поняли, что потолок больше не грозит рухнуть нам на голову.

Так или иначе, ценой жизни Балу мы отсрочили свою гибель.

Очень хотелось надеяться, что мы вырвались.

13.

В лабиринте туннелей, лазов, коллекторов и технических ходов – только вперёд. Долго – до тех пор, пока само время не сжалось в точку и не перестало существовать, отмеряемое стуком шагов и гулким эхом, бьющимся в покрытые тёмными разводами бетонные стены.

Если бы не Азимов, мы давно бы уже заблудились. Никто не говорил ни слова, все переваривали произошедшее и угрюмо отсчитывали шаг за шагом, стараясь беречь дыхание и не отставать. Наконец неутомимый робот скомандовал привал, и мы повалились прямо на пол. Мои ноги гудели, очень хотелось есть. Звон в ушах исчез не полностью, а остался где-то на грани слышимости, очень похожий на тончайший комариный писк.

Азимов сбегал дальше по туннелю и, вернувшись, сообщил, что пока копов не видно и не слышно.

Мы сидели, прислонившись к холодным стенам туннеля, что были покрыты какой-то отвратительной слизью, похожей на сопли. Молчали. Никто не хотел сказать первое слово, дабы не спровоцировать конфликт, поэтому о Балу пока предпочли просто забыть. И этот негласный договор сработал бы, если б не Малой.

- Спасибо тебе, Глазастик, – бросил он, сверкая глазами. - И тебе, Эйдер. Надеюсь, вы хорошо отдохнули, придурки.

Мы игнорировали его, даже не поворачиваясь на голос, но пацан не унимался:

- Я с вами разговариваю, уроды! Как себя чувствуете, зная, что Балу погиб, защищая вас? А? А может быть, погиб уже и не он один. Вы вообще думали, скольких из нас могли перестрелять… - он так и не решился сказать «новокопы», очевидно, терзаемый каким-то суеверным страхом.

- Лучше заткнись и восстанавливай дыхание, – буркнул Глазастик, и Малой прицепился к этим словам, стремясь разжечь ещё больший конфликт.

- О-о, вы посмотрите, кто у нас тут заговорил. Не смей затыкать меня! – его затрясло. - Мы все чуть из-за тебя не подохли, а может быть, ещё и подохнем, а ты смеешь приказывать! Пошёл ты, Глазастик! Пошёл ты на хрен, урод! Пошли вы оба! – юнец уже не кричал, а верещал истерично на весь туннель.

- Слушай, нам всем жаль Балу… - попытался я урезонить Малого, заранее зная, что это ни к чему не приведёт.

- О, вы посмотрите, ему жаль!

- Пр-рекратить истерику! – гаркнул Глазастик и, подскочив к Малому, заехал ему по морде.

Уже второй раз за сегодня, надо же. Кажется, я знаю, кто в нашей команде по-настоящему слабое звено. Если мы и дальше будем вести себя, как тринадцатилетние девочки, то никто не доживёт до рассвета. По крайней мере, если бы мне предложили пари, я бы поставил на новокопов.

- Ах ты!.. – Малой откатился и поднял свой пистолет-пулемёт, направив ствол на Глазастика.

- Ты что, совсем охренел? – перспектива закончить свою бессмертную жизнь не вызвала у нашего самопровозглашённого предводителя никакого энтузиазма. - Медленно. Опусти. Ствол. И никто не пострадает.

Оружие тряслось, руки Малого дрожали. Кажется, он понял, какую хрень только что сотворил. Я наблюдал за этим, затаив дыхание. Как бы ни звучало, но смерть Балу была оправданной – он завалил туннель и отрезал преследователей. А вот начать стрелять друг в друга – это уже определённо перебор. Наверное, такими нас и рисовала пропаганда Нейрокорп – истеричными, озлобленными и дёргаными, готовыми передавить друг друга.