— Валерьюшка, у нас есть наш дом, зачем нам уезжать в какую-то гостиницу?! Я понимаю, когда у пары куча детей, бабушек, дедушек и им негде и некогда уединиться… А зачем нам собирать вещи, переезжать, потом ты будешь три часа все раскладывать по местам, чтобы все было так, как ты любишь, а н следующий день полдня провести в сборах, чтобы переехать обратно домой?!

— Ну и ладно! — обиделась она.

— Валерьюшка, если ты хочешь, давай поедем, но это не будет отдыхом для нас. Мы оба домашние, мы можем отдохнуть только, если вокруг знакомые вещи.

— Ладно-ладно… — согласилась она и продолжила после минутного молчания: — Ты знаешь, по-моему у Дидем и Эрдала серьезные отношения, может вскорости будет свадьба, — улыбнулась она.

— Они очень разные, я не думаю, что дело дойдет до свадьбы.

Это очень сильно резануло ее, как будто он говорил о них, а не о Дидем и Эрдале.

— Почему ты такой пессимист? Никакой романтики в тебе! Везде видишь все только плохое!

— Джаным, я просто реально смотрю на вещи. Они действительно очень разные, они не подходят друг другу, это просто всплеск эмоций, который угаснет. Вот и все!

— Ты невозможный человек!

Вечер очередного рабочего дня. Приняв душ, она раскладывала подушки, чтобы немного перед сном поваляться перед телевизором.

Дэниз только вышел из душа, натягивая майку, ответил на зазвонивший телефон.

— Привет, мам. Как дела?

Это она по-турецки уже могла разобрать.

— Что? — спросил он, таким тоном обычно спрашивают, если что-то случилось.

Дальше ее познаний турецкого не хватило, чтобы понять, что произошло.

И тут он повалился рядом с ней на диван и захохотал так, что она испугалась. Потом она долго с глупой улыбкой ничего непонимающего человека, наблюдала, как он катается от хохота по дивану, пытаясь хоть что-нибудь сквозь смех ответить матери в трубку.

— Хорошо, хорошо, — сказал он в телефон, утирая слезы.

— Что случилось? — спросила Лера по-английски.

— Умрешь с ними от смеха, — продолжал подхохатывать Дэниз. — Отцу приснился сон сегодня ночью, что я женился и у меня родился ребенок, а ему никто ничего не сказал. Вот представляешь, он целый день ходил себя накручивал, а сейчас звонит матери и кричит, что это она ему мстит, что такие сны просто так не снятся, что у меня уже есть ребенок, а матьот него это скрывает и меня подговорила. А мать тоже хороша! Вместо того, чтобы сказать, что никакого ребенка нет… — тут он помолчал, призадумался и посмотрел на нее внимательно: — Ты ведь не беременна?

В этом все турки! Абсолютно трезвомыслящий человек, вдруг начинает сомневаться из-за какого-то сна!

Она покачала головой:

— Нет.

— Точно?

— Точно-точно. Ну и что твоя мама? — ей уже было интересно, чем закончится.

— А она начала на него орать в ответ, что это из-за отцовского упрямства его собственный сын ему ничего не говорит о своей личной жизни. Он сам себя наказал, и она ему ничего не скажет больше и бросила трубку, — улыбнулся он. — Они иногда у меня бывают такими сумасшедшими! Ох! — выдохнул он отсмеявшись. — Мать попросила позвонить отцу, чтобы он ее не доставал звонками.

— Ну позвони, а то он сейчас еще больше себя накрутит.

— Да ему сейчас звонить бесполезно, он ничего не услышит. Я его жене лучше позвоню. Она знает, как его успокоить.

Так и не поняла, знает ли его отец об их отношениях и, если да, как он к этому относится.

Как-то в офисе она услышала разговор девушек в их офисной кухне, когда зашла туда сделать себе кофе.

— Вот если турецкий парень скажет тебе «джаным беним» — это даже больше, чем, если бы он в любви признался. Это значит, ты для него — свет в окне!

Начала разговора она не слышала, а конец и не стала слушать. Ушла с чашкой, снисходительно улыбаясь. Дэниз иногда так называл ее, и она точно знала, что это означает что-нибудь вроде «милая».

В очередное воскресенье, когда они валялись на диване и ковырялись в своих ноутбуках, она решила все же спросить:

— Что такое «джаным беним»?

Не отрывая взгляда от экрана ноутбука, он приложил руку к левой стороне груди, где сердце:

— Это что-то вроде «душа моя», «сердце мое», что-то очень нежное и самое дорогое. Так мать обращается к своему ребенку, муж к жене. А что? Ты где-то слышала?

— Ты меня так иногда называешь.

— Я??? — удивление было неподдельным. — Хм… ладно, — и снова уткнулся в свой ноутбук.

И? И никаких объяснений? Ух!

Она тихо брела по пустынной улице под моросящим дождем. Было мерзко и противно, но идти быстрее не было сил. Дэниз уже был дома, а она задержалась в офисе доделать документы. Перед выходом он позвонил, попросил купить ему колу.

Она заехала в супермаркет, там как на зло стояла только кола лайт, она знала, что он такую не любил. Но другой не было и она на всякий случай купила одну бутылку, планируя по дороге домой забежать на автозаправку, может там есть. Такси она отпустила, дом был всего в двух кварталах. А зря — с такой погодой, надо было не отпускать! Автозаправка на другой стороне проспекта, значит, еще лишних сто-двести метров надо пройти, а когда каждый шаг дается с трудом, что вообще кажется другой стороной света! Еще и этот дождь!

Ну что за закон подлости! На автозаправке колы не было, пустые полки! Возмущение прибавило сил, но ненадолго, только чтобы дойти домой.

— Кола лайт? Кола лайт? — он швырнул бутылку в мусорное ведро и повернул к ней потемневшее от злости лицо: — Сколько раз можно повторять, я не пью колу лайт!

Он продолжал что-то орать на нее так громко, что казалось его услышат на другой стороне улицы.

Она испугалась, сильно испугалась! Его глаза стали черными, безумными, он размахивал руками, продолжая кричать.

Она втянула голову в плечи, вся сжалась и оцепенела, ожидая удара.

Наверное, вся ее сжавшаяся фигура вернула его в реальность, потому что он перестал кричать и молча стоял, глядя на нее.

Она вытащила голову из плеч, сглотнула комок в горле, образовавшийся от страха, и произнесла тихо, как она надеялась, ледяным тоном. На самом деле голос ее дрожал и она была на грани срыва:

— Если еще раз ты так на меня накричишь — больше меня не увидишь!

И прошла мимо него к входной двери. Он бросился за ней, успев поймать и закрыть уже отомкнутую ею дверь.

— Валерьюшка, не уходи!

— Пусти! — она тянула дверь на себя безрезультатно пытаясь ее открыть.

— Прости! Прости меня! Не уходи, прошу тебя!

— Пусти! — она снова рванула дверь на себя, губы и подбородок задрожали и она стала опускаться на пол.

Он обнял ее и опустился на пол вместе с ней, прижал ее лицо к себе, а она зашлась в рыданиях. Он морщась от угрызений совести, слушал, как она лепетала сквозь рыдания и нервные вздохи:

— Я… я шла… под дождем… мх… мх… чтобы купить тебе… мх… мх… колу, а там не было… а ты не брал трубку… и я взяла… лайт… ааа…

Слезы лились ручьем, ей было так обидно, как бывало обидно в детстве, когда тебя несправедливо наказывают.

— Прости, прости меня, — шептал он ей в волосы, все сильнее прижимая ее к себе, пытаясь забрать обиду, которую сам и же и нанес. — Прости, я не хотел! У меня был очень тяжелый день. Знаю, это не оправдание! Прости меня! Ну хочешь я пойду сейчас куплю тебе шоколадных конфет?

— Не хочу, — ответила она, сквозь всхлипы.

Постепенно она затихла, а он все еще продолжал успокаивающе гладить ее по спине.

После нескольких минут тишины, в течение которых они все так же неподвижно сидели обнявшись у входной двери, он спросил:

— Испугалась?

Она молча робко кивнула.

— Мне… — воздуха не хватило и она судорожно вдохнула. — Мне казалось, ты сейчас меня ударишь.

Он даже дышать перестал:

— Посмотри на меня, — попросил он, поднимая ее лицо к себе за подбородок. Она лицо подняла, но глаза все еще оставались опущенными. — Валерьюшка, посмотри на меня, — попросил он своим проникающим куда-то до спинного мозга шепотом.