— Мне с тобой тоже хорошо, — улыбнулась она, доставая чашки.

— Ты какая-то… вменяемая, — с удивлением сказал он, подобрав слово после некоторого замешательства.

— Какая? — удивилась она.

— Ну… не знаю… нормальная.

Она рассмеялась.

— Подожди, милый, это пока еще конфетно-букетный период не закончился.

— Угрожаешь?

— Предупреждаю.

— А потом что будет?

— Истерики перед месячными.

— Н-дааа… это, конечно, хужее, чем нелюбовь куховарить, — усмехнулся он, прижимая ее к себе.

— Перестань…

— Что?..

— Перестань меня возбуждать…

— А я тебя возбуждаю? — он красиво приподнял одну бровь.

— Вот, зараза!

Они не попили чай во второй раз.

— Ты спишь? — тихонько прошептала она.

— Нет. Только не спрашивай, о чем я думаю. Я ни о чем не думаю, мне просто очень хорошо с тобой.

Было темно, и она не могла различить его лица, но по голосу было слышно, что он улыбается.

Она рассмеялась:

— Хорошо, не буду, тогда и ты не задавай такой глупый вопрос.

— Договорились.

Она повернула голову прямо, и глядя в потолок протянула:

— Мне надо тебя кое о чем спросить… Я понимаю, что уже поздно, и может быть глупо, но мне надо знать бежать ли мне в понедельник сломя голову к врачу. Мы не пользовались презервативом.

После паузы он сказал:

— У меня небольшие проблемы с почками, я на таких сильнейших антибиотиках, что даже если бы у меня что-то и было, то этой дряни недели две нет точно.

Она удовлетворенно кивнула в темноте, потом подумала и все-таки продолжила:

— Ну так, чтобы уж наверняка: когда у тебя был секс? — решив, что вопрос задан некорректно по отношению к нему и его личной жизни, в которую она лезть ни в коем случае не хотела (ее туда еще никто не приглашал), поспешила исправиться: — Лучше так: был ли у тебя секс в последние две недели? Ведь это же самый большой инкубационный период?

Она слышала, как он усмехнулся:

— Нет и нет.

Не дождавшись напрашивающегося вопроса, продолжил со вздохом (а с ней будет непросто!):

— Нет: у меня не было секса в последние две недели. И нет: это не самый большой инкубационный период у болезней, передающихся половым путем.

— Ааа…

— Слушай, давай сменим тему — ну что за тема для постели? Я — чист, уверен на все сто, а после твоего допроса с пристрастием и в тебе тоже уверен.

Она рассмеялась, ойкнула, когда он развернул ее попой к себе, поерзал, удобно устраиваясь, так чтобы их тела соприкасались как можно большей площадью и, чмокнув ее в ухо через волосы, прошептал:

— Спи, милая.

Еще раз поелозил плечами, прижав ее к себе посильнее и вздохнув затих.

Она улыбалась, глядя на проем окна, более светлый на фоне темной стены. Ей было тепло и удобно. Так она и заснула, все еще улыбаясь.

Проснулась она от ощущения, что ее поджаривают на сковородке. Открыв глаза, первым делом осознала, где она находится, а потом поняла причину жара. Алекс прижимал ее к себе, и она чуть не сгорела. Тихонько отодвинувшись, она встала с кровати.

— Ты куда? — послышался его сонный шепот. Ну что ему-то не спится?!

— Я воды попью. Ты таааакой горячий!

Он хмыкнул, ничего не ответив.

— Тебе воды принести?

— Не-а, — перевернулся на другой бок.

Пока она пила воду, все думала о том, что спать с мужчиной — имеет свои минусы. Мужчины, оказывается, такие горячие во сне! Она уже успела об этом забыть. Это еще ничего, а вот если бы он еще и храпел, это было бы совсем кошмарно!

В этот момент она уловила его размеренное посапывание с редким подхрапом.

Ну вот! Только подумала!

Она вернулась в кровать. На удивление он тут перестал издавать мешающие спать звуки, и она спокойно заснула.

Она проснулась от того, что хлопнула входная дверь. Резко сев в кровати, обвела глазами комнату. Ни одежды, ни мужчины в одежде или без нее. Может прошлая ночь ей приснилась?! Ага, спала бы она голая, если б не… эх!

Даша снова легла, обняла подушку и задумалась о несправедливости жизни. Звонок телефона вывел ее из транса:

— Доброе утро! Забыл, что у тебя подъезд на замке. Код не скажешь? Обещаю не запоминать!

— У меня вообще-то туалет в квартире, — буркнула она, еще не совсем вернувшись из транса на тему «Какая жизнь хреновая штука».

— Очень смешно, — язвительно произнес он. — Я вообще-то за горячими булочками ходил.

— Нашел?

— Нашел.

— Купил?

— Купил.

— Ну тогда заходи.

Она успела накинуть халат, пока он поднимался на лифте, и встретила его открытой дверью. Было в этом что-то от мыльных опер, но ей было так хорошо с ним, почему бы не пожить немного во временной сказке?!

Она чмокнула его в колючую щеку и, глядя на пакет из магазина, куда они вечером ходили за вином, протянула с издевкой:

— Добытчик!

Он расправил плечи и картинно побарабанил ладонями по груди, как сделал бы, наверное, первобытный человек, а нынче так делают, по-видимому обезьяны.

— Ага, в этой сети магазинов, по утрам пекут очень вкусную выпечку. Вкусную и горячую, — говорил он, снимая ботинки.

Она уже ставила чайник и вынимала бумажные свертки из пакета.

— Ты всегда покупаешь по утрам горячие булочки?

— Нет. Конфетно-букетный период, — улыбнулся Алекс.

Даша улыбнулась. Взглянув на ценник на одном из бумажных пакетиков, чуть не задохнулась:

— Сто пятнадцать рублей за одну булочку?

Она ошеломленно-укоризненно смотрела, как он приближается к ней:

— Ну они ооочень вкусные! — поморщился он.

— Но сто пятнадцать рублей?!

— Ты сначала попробуй!

— Да но…

— Дорогая, наш семейный бюджет это может выдержать, поверь, — он со смешком поцеловал ее в щеку.

Она расхохоталась:

— Ну почему ты такой хороший? — вырвалось у нее.

— Подожди, еще не вечер!

— А что будет вечером? Ты превратишься в страшного медведя?

— Все может быть!

— Ой, страшно-страшно!

— Вот! Правильно! Женщина в принципе должна бояться мужчину.

— Чего?!

— Ой, вот теперь мне: страшно-страшно!

— То-то!

После короткой паузы, переключаясь на завтрак:

— Хочешь, могу сделать тебе яичницу или омлет?

— Ты же не любишь готовить, — хитро прищурился он.

— Ну в честь кофетно-букетного периода, и в виде исключения…

Теперь уже он расхохотался.

— Дашка, с тобой невероятно хорошо!

— Да, я такая… в конфетно-букетный период, — рассмеялась она в ответ.

Сентябрь

— Ну и? — от избытка чувств Рянка аж задохнулась.

— И что?! И ничего! — ответила Дашка, лежа поперек кровати, рассматривая маленькую трещинку на потолке.

— Как ничего?! — переспросила Рянка в полнейшем шоке. — Как вы расстались?

— Он поехал отдать матери лекарства. В воскресенье вечером.

— И?

— Рян, ну что «иии»? — передразнила ее Дашка. Обе знали, как Даша не любила, когда из нее клещами вытягивали то, о чем она говорить не хотела. — И ничего! Сказал позвонит. Сегодня уже среда! Ни ответа ни привета!

— Ну ладно, не расстраивайся, Даш! Может у него на работе завал, и нет времени.

— Даже позвонить?

— Дашка, ну не мне тебе рассказывать, что такое завал на работе! Иногда своего имени не помнишь, не то что позвонить. Вон у меня мама как-то позвонила во время совещания, так я ей перезвонила через два дня, и это хорошо, что кто-то заговорил о родителях, а то бы так и не вспомнила. Короче, я засранка.

Дашка вздохнула:

— Да все такие, крутимся-крутимся, а позвонить родителям вечно времени нет.

— Ладно, Даш, вот увидишь, завтра позвонит.

— Я завтра улетаю на свадьбу, — буркнула Дашка в ответ.

— Ах да! Совсем забыла! Ну значит, когда вернешься, тогда и позвонит, — решительно сказала Рянка.

— Ну и ладно!