Вернер ворчит:

— Помню, очень хорошо помню. Довольно-таки свинская книжонка.

— Рассказ о нравах эпохи династии Мин. Кодовое слово находилось в главе, где рассказывалось, как мудрый бонза сидит в ванной со своими наложницами и между делом играет в го с педерастом генералом. И вот к нам приходит письмо, в котором речь идет о настольных играх Восточной Азии. Письмо из Западной Германии. Отправитель — дочь тети Каролины, той самой Кэролайн, через которую Баум вышел на меня. Извини, но столько дурацких случайностей за раз не бывает.

Вернер улыбается:

— Случайности всегда бывают дурацкие. И только если они повторяются часто, то дают эффект.

— Согласен, но, даже играя в спортлото, ты рискуешь ставкой. Как обстояло дело с нашим последним сигналом Бауму? Вспомни-ка, через обменный фонд Вацека мы подкинули ему сборник гравюр на тему о благотворном влиянии игры го на мир в доме. Мы рассчитывали на случайность. Кто-то теперь в свою очередь рассчитывает на нее.

В возбуждении Йохен тянет к себе рюмку Вернера, который смотрит на него с удивлением.

— Однако это еще не причина злоупотреблять алкоголем, — говорит он, отбирая рюмку у Йохена и выпивая ее одним махом.

Оба хохочут. Неторопливо и обстоятельно Вернер собирает со стола свои курительные принадлежности и рассовывает их по оттопыренным карманам пиджака:

— Что нам остается кроме того, как выжидать? Серьезно, Йохен. И никаких импульсивных, необдуманных действий. Твоя Рената — женщина мыслящая и рассуждает верно: необходимо выждать и посмотреть, что произойдет в государственной библиотеке.

Некоторое время они сидят не издавая ни звука, словно играют в молчанку. Это у них всегда хорошо получалось, и оба они находили это великолепным. У мужчин, которые понимают друг друга, истинное искусство вести беседу иногда состоит в том, чтобы посидеть молча, сосредоточившись на янтарной окраске коньяка, поблескивающего перед тобой в рюмке, и больше ни на чем.

Вернер копается в старых протоколах, где речь идет о молодом человеке, который вначале казался во всем обычным, посредственным. Но этот молодой человек искал правду, не боялся идти навстречу опасности и понимал, почему иной раз полезно войти именно в те двери, куда вход запрещен.

Папка с делом была тонюсенькая и, казалось, многого дать не могла. Но я почему-то предчувствовал, что встреча с молодым человеком по фамилии Неблинг, добровольно заявившим на пограничной станции Трептовер Парк о своем желании сделать признание, не закончится привычным, шаблонным допросом. Я почувствовал шанс, не догадываясь пока что о возможностях его реализации.

Я просмотрел материалы анализа современной обстановки. В них содержались верные признаки того, что противник ищет новые направления для своих атак. Если так можно выразиться, от стрельбы наугад по неразведанной местности он переходил к массированным огневым ударам по местам вероятного прорыва. Прежде всего об этом говорили более утонченные и избирательные методы вербовки. До сих пор его агенты хватали все, что попадало в их широко растопыренные пальцы. Целый легион наводчиков, зазывал и ловцов без разбору набрасывались на так называемых граждан Восточной Германии, из числа тех, которые никак не могли найти точку опоры в стремительном потоке событий пятидесятых годов и во время своих рейдов в Западный Берлин цеплялись за любую соломинку.

С этими людьми, каждый третий из которых был либо алкоголик, растерявший во время войны все свои корни и превратившийся в перекати-поле, либо опустившийся тунеядец, либо уголовный элемент и уже по этой причине находился у нас под надзором, нам, контрразведчикам, было не так уж трудно справиться. Наш тщеславный противник раскинул широкую сеть, но она трещала и рвалась то тут, то там. Его агенты проваливались один за другим сразу же, как только им удавалось более или менее устроиться у нас. С определенного момента у противника стало иссякать пополнение. Мы начали замечать, что он уже не стремится к количеству, а самым решительным образом — к качеству. Если до сих пор противник производил массовый отлов всякой мелочи, подонков в надежде, что среди этой мелюзги окажется и рыбка покрупнее, то теперь он, несомненно, переходил к целенаправленной охоте за крупной рыбкой. Нужно было быть начеку. Стало очевидно, что и мы в своей работе, если подтвердятся результаты первых анализов, должны будем перенастроиться на качественно новые условия.

Изменение стратегии противника объяснялось сменой руководства берлинской резидентуры ЦРУ. О новом руководителе мы вначале мало что знали. Его личность была нами еще не установлена. В скупых информациях, поступавших к нам, он именовался шефом. Шеф долгое время подвизался в Индокитае, облегчая французам возвращение на родину и одновременно захватывая позиции для американцев. К разработке и обеспечению кровавого путча в Гватемале, осуществленного «Юнайтед фрут компани», также приложил свои не совсем чистые руки некий шеф. Был ли этот видавший виды тигр из джунглей и нынешний западноберлинский резидент одним и тем же лицом? Не находились ли сегодняшние интеллектуальные и дифференцированные методы противника в противоречии с образом мышления специалиста по так называемым «тайным акциям», где успех обеспечивался только с помощью открытого насилия? Но, как бы там ни было, мы должны были перестроиться и противопоставить им продуманные, всесторонне взвешенные альтернативы.

В те времена в Западном Берлине насчитывалось около сотни логовищ шпионажа и диверсий, направленных против ГДР. Сюда относились и так называемые восточные бюро действовавших в Западном Берлине западногерманских политических партий, и землячества силезских и померанских немцев, и землячество Бранденбурга. Сюда относились и такие одиозные организации, как Группа борьбы за права человека и Объединение свободных юристов. Подручные секретных служб сидели в редакциях газет и на радиостанциях, они крутились среди спекулянтов и контрабандистов, они обосновались в Доме германского Востока и Доме радиостанции РИАС, в парламентах, существовавших на деньги налогоплательщиков, и в советах уполномоченных по управлению экспроприированными предприятиями, финансировавшимися крупными концернами. Это дополнялось бесчисленными встречами в пограничных пивных и кафе, в кинотеатрах и игорных залах, в пунктах по обмену валюты, на базарах и в борделях. Это была почти необозримая, причудливо переплетающаяся сеть. Однако даже самые тонюсенькие ее ниточки сходились в конце концов в одном месте — в резидентуре Центрального разведывательного управления США.

Точно так же, как в родном Вашингтоне, ЦРУ и в Западном Берлине загнало в угол всех своих конкурентов. Развитие иерархической структуры крупнейшей империалистической державы мира дошло до той критической стадии, когда секретная служба перестала служить политической власти и сама начала управлять политикой. Все последующие события подтвердили этот вывод. Мы приготовились к борьбе с могущественным противником, финансовые источники которого были неисчерпаемы и который использовал теперь более тонкий инструментарий, стремясь за наш счет расширить для себя оперативный простор.

Именно в этом плане следовало рассматривать лежавшее передо мной на столе дело с надписью: «Неблинг Йохен». Все обстоятельства дела указывали на то, что в данном случае речь шла о . целенаправленной вербовке. В автобиографии паренька не было ни пятнышка: пролетарское происхождение, прочное социальное положение, участие в общественной жизни, успешная учеба в вузе. Одним словом, подрастал и набирался сил специалист, имевший ценность не только для рабоче-крестьянской власти. Конечно, он пока еще не был крупной рыбкой, но при хорошей подкормке вполне мог ею стать. Знали ли они, что предприятие, которое послало его на учебу в институт после окончания производственного обучения на электрика и на которое он возвратился для прохождения производственной практики, теперь участвует в техническом оснащении Национальной народной армии?