В какой-то момент вне всякой связи с нашей темой он заговорил о правде, о том, что она значит для него. Я заметил, что правда не одна, что правды бывают разные.

— Нет, — возразил он, — я имею в виду правду о себе самом, а уж в данном случае она одна-единственная.

При этом он посмотрел на меня с вызовом, и я тотчас понял, что в этом пункте он не пойдет на компромиссы. Я заявил, что он счастливчик, что хотя он сидит в дерьме, но дерьмо это можно превратить в золото, если знаешь, как взяться за дело. Он рассмеялся в ответ и сказал, что ему это могло бы пригодиться. Мы говорили и говорили, все больше подогревая друг в друге активность. Нажать на тормоза должен был я. И я заметил, что никто не требует, чтобы он без раздумий поддался на уговоры, тем более никто не собирается его принуждать. Я предостерег его, упомянув о непредвиденных опасностях, которые его ожидают. Я не скрыл, что ему потребуются крепкие нервы и мужество, но одновременно заверил, что буду делать все, чтобы поддержать и укрепить его дух. Услышав от меня, что там, на той стороне, ему придется часто быть одному и что даже здесь, у нас, он нередко будет чувствовать себя одиноким, он тут же настроился соответствующим образом — неподражаемым жестом поднял воротник своей спортивной куртки, как будто ему предстояло идти в непогоду против ветра.

Полковник в отставке Ганс Вернер Куперт поворачивается спиной к архивным полкам, на которых длинными рядами стоят папки с делами. Сквозь новую, лишь недавно вмурованную решетку окна он устремляет неподвижный взгляд в зимний пасмурный день, который никак не может выбраться из тумана и снежной каши. Но куда больше, чем безрадостная картина за окном, его занимают собственные мысли. Из головы никак не выходит вечер, проведенный у старых друзей и воскресивший в душе так много пережитого. О, это письмо из Марбурга-на-Лане! Неужто за ним скрывается больше, чем банальная семейная история Неблингов? Существует ли вообще эта кузина Виола? Видел ли ее кто-нибудь когда-нибудь? Действительно ли за упоминанием об одиозном эпосе о борьбе дракона с ветром скрывается закодированное послание? Что тогда означает «красный дракон»? И откуда дует ветер?

Вернер — человек опытный. Долгие годы борьбы, фронт, который, все время меняя свои очертания, постоянно сдвигался в сферу все новых политических подоплек и новых коварных методов противника, привили ему убеждение, что ошибка является отцом мысли, но ее матерью во всех случаях является фантазия. Как часто, чтобы поставить правильный вопрос, ему сначала был необходим неверный ответ. Представление о том, что могло бы быть, нередко оказывается продуктивнее, чем знание того, что есть на самом деле. Лишь тот, кто признает случайность, может доверять закономерностям. Иногда именно сами факты противоречат тому заключению, которое делается на их основании, а доказательство иной раз становится тем убедительнее, чем тщательнее его скрывают от тех, против кого оно направлено.

И все же что считать фактами в этой загадочной истории? За что здесь можно ухватиться? Остается ли что-нибудь иное, как только дать событиям развиваться естественным или противоестественным путем? Вернер полон нетерпения и беспокойства. Еще больше, чем попытки Йохена найти зацепку для умозаключений, его заставляет задуматься та инстинктивная самозащита Ренаты, которая сквозила в ее поведении. Что можно сделать теперь? Тому, кто бежит следом за событиями, не суждено встретиться с ними.

Пара воробьев, завязавших драку прямо перед окном, находящимся почти на уровне земли, наконец отвлекает его от этих мыслей. На столе лежит срочное задание. Оп берет верхний том. Это материалы следствия, законченного много лет назад прокуратурой, и состоявшегося затем судебного процесса по широко известному делу берлинских банд, вызвавшему в начале пятидесятых годов интерес за рубежом. Сегодня это дело забыто. Папка пожелтела, посерела и как будто мумифицировалась. Надписи по старой канцелярской традиции сделаны стальным пером и чернилами, почерк каллиграфический: «Уголовное дело Хузианака и других». Это дело, как представляется ему, может послужить хорошим наглядным пособием в новом учебном году.

Вооруженная семью килограммами самодельной взрывчатки и взрывным устройством, собранным из деталей, раздобытых на старых военных складах Западного Берлина, «троица», как называли бандитов, на подходе к железнодорожному мосту через Шпрее, перед садово-огородным поселком, тянувшимся вдоль железной дороги, попала в поле зрения наблюдателей. Вернер придумывает заголовок: «Охрана объектов в ситуациях политического кризиса, обеспечение подступов к объекту и основные методы наблюдения за ними, использование сил и средств для охраны стратегически важных железнодорожных мостов: 1) Наблюдение за подозрительными личностями во время проведения ими рекогносцировки и подготовки запланированной диверсии…» Он пишет эти строчки и улыбается. «Вот он, горький хлеб моей старости», — думает он. Круг замкнулся. Вспоминаются первые дни занятий, когда он готовился к оперативной работе. И ему пришлось начинать с охраны объектов. Это был старый, полуразрушенный сахарный завод, с которого банда воров по ночам похищала все, что удавалось изготовить днем. «2) Помощь доверенных лиц из числа местного населения…» — придумывает on заголовок следующего раздела.

В этот момент оживает селектор: охранник докладывает, что Вернера просят выйти в комнату для приема посетителей. Там навстречу ему поднимается невысокий молодой человек, по быстрым гибким движениям которого видно, что он провел в тренировках на татами немало часов. Молодой человек победоносно размахивает бумагой:

— Буквально пара вопросов, товарищ полковник, в связи с порученным мне расследованием. Разрешение в письменном виде на получение информации от вас имеется. Вот, пожалуйста. Моя фамилия Холле.

Вернеру с трудом удается удержать не в меру экспансивного посетителя по ту сторону стола, перегораживающего комнату.

— Да не машите вы вашей дурацкой бумажкой! — раздраженно бросает он. — Вас, молодых, нужно обучать не столько тактике, сколько такту, чтобы вы умели вести себя не только на татами. — Вернер полагает, что перед ним один из выпускников, измученный страхом перед экзаменом и желающий узнать, не поступил ли новый справочный материал, который мог бы ему пригодиться. — Выкладывайте, что там у вас, если у вас действительно есть дело. Чего вам не хватило для подготовки?

Молодой человек лезет во внутренний карман пиджака и достает почтовый конверт. На какое-то мгновение приоткрывается узенький ремешок кобуры пистолета.

— Секундочку… — удивляется Вернер. — Вы — оперативный работник?

У молодого коллеги между бровями появляется складка обиды, напоминающая складку на морде таксы.

— А вы что думали?

— Извините, но я привык иметь дело главным образом с теми, кто проходит обучение. Дайте-ка я все-таки взгляну на вашу бумажку. — Прочитав ее, Вернер улыбается: — Разве недостаточно было бы телефонного звонка? Дело «Мертвый глаз», которое вам нужно, давно закончено и сегодня совершенно не актуально! Все данные по нему есть в компьютере, и я мог бы просто транслировать вам то, что вас интересует. К чему лишние хлопоты?