Глава 13. Соломон

Соломон

Слишком много выдалось бессонных ночей за последние дни. Сначала болезнь Маши, а теперь Аня… В доме стояла оглушительная тишина, часы показывали начало пятого утра, а сна ни в одном глазу. Через пару часов сработает будильник, я лежал в кровати и глядел в потолок. Мысли вот уже какой час занимала девушка, что спала в соседней комнате и наш недавний ночной разговор. От моего внимания не ускользнули перемены в ее поведении. Это она думала, что ведёт себя как обычно, но я видел это отчуждение и замкнутость, эти настороженные и заинтересованные взгляды в мою сторону… Только я и так вёл себя исключительно, почти как монах. Или батюшка при монастыре, давший обет не нарушать Божьих заповедей. Хотя Аня всем своим неискушенным видом и красотой была подобно змею искусителю, просившего отведать запретный плод. И это был чертов мазохизм держать в доме самого дьявола искусителя и продолжать строить из себя равнодушного соседа по жилплощади. Но ради присутствия девочек в моей жизни я готов был и не такие муки стерпеть. Да и Аня, слава Богу, меня никак не дискриминировала. Это я мысленно нарушал запреты и постоянно себя одергивал. И до сегодняшнего дня и этого разговора с Аней и Светиной сценой ревности, я думал, что держу все под контролем… А в итоге получалось, что ни черта я не владел собой. Наломал дров с Аней, наговорил лишнего Свете… Готов ей сегодня уже был сознаться, что убийство Кеннеди моих рук дело, лишь бы она успокоилась и ушла. Совсем не ожидал от нее такой выходки и что она придет ко мне домой в такой поздний час. И от Ани не ожидал такой реакции на безобидное слово "ребёнок". Но должен же я был как-то остудить Свету и выставить ее из дома, усыпить бдительность, чтобы не раздувать скандала. Конечно, Аня уже не ребенок и я прекрасно это видел. В общем, сам виноват, и что самое ужасное ничего исправлять не хотел. Пусть лучше Аня меня считает полным недоумком и бессердечным сухарем нежели увидит отклик и взаимный интерес. А я уж как-нибудь сам на местном уровне разберусь со своим наваждением. И со Светой тоже разберусь.

Сдержав стон отчаяния я уткнулся носом в подушку, снова представляя лицо Ани, ее большие выразительные глаза и как она умилительно сегодня смотрела на меня… а потом с вызовом, когда сказала, что перейдёт на вы, если услышит ещё хоть раз, что я назову ее ребёнком. Ей казалось, что я ничего не замечал, а я все видел и потому держал дистанцию. И прекрасно отдавал себе отчет, что девочки значили для меня уже очень много, им хотелось не просто помочь, о них хотелось заботиться, с ними хотелось быть рядом и принимать участие в их жизни. Мне нравились наши тихие вечера, нравилась нежность и покорность Ани. Она быстро всему обучалась. Нравился запал Маши и ее тяга ко всему новому. Она только-только окрепла после болезни. Я договорился со Стасом на днях, что ее полностью обследуют в его клинике. Собирался свозить девочек к родителям, чтобы они познакомились… Просто чувствовал что так правильно. А вот Света в эти планы не входила. И рассказывать о девочках я ей не хотел, потому что на тот момент, когда привез их к себе, сам ещё метался и был загружен другими проблемами. Да и как-то со Светой мы больше другими вещами занимались до встречи с девочками, не разговорами. Не понимаю, что дало ей повод так себя некрасиво обозначить, я никогда и ничего ей не обещал. И домой я летел на всех парах с появлением девочек, в меня будто вдохнули жизнь, а в моей квартире стало тепло и уютно. Не к Свете, а к девочкам…

И с родителями хотелось поделиться тем теплом, которое исходило от них. И девочкам эта поездка тоже необходима, я хотел, чтобы Аня чувствовала себя рядом со мной как в семье, а у Маши появились дедушка и бабушка. Я был уверен, что мама обрадуется Ане и Маше. Мама вообще была мировым человеком. После смерти Наташи и Аси я замкнулся в себе, а теперь вот словно очнулся от долго сна и пытался вернуться к жизни… Получалось правда так себе. За время проведенное в коме без чувств, мир продолжил жить, а я на время выпал из колеи и многому разучился. А сегодняшний вечер и ночь неплохо так меня растормошили… Я понял, что выбрал неверную тактику в поведении и общении с Аней, но менять уже было что-то поздно. Да и нужно ли?

Утро выдалось беспокойным и суматошным. Я погрузился с головой в дела компании. После обеда позвонил Стасу и договорился, что Маша и Аня подъедут завтра рано утром в его клинику. Он обещал в частном порядке решить этот вопрос и к выходным предоставить полную картину относительно Машинного здоровья. Если Аня захочет доктор и ее посмотрит. Но я боялся посягать на территорию девушки после вчерашней ночи и ненароком ее спугнуть. Уж слишком рьяно она отстаивала свое право на отдельное жилье. Неужели так стеснялась меня? А ведь я уже не представлял без девочек своих вечеров, да и целиком жизнь. Машу видел вечером, чувствовал как она маленькими ручками обнимала меня за шею и на ушко шептала дядя Игорюша так внутри все сжималось от нежности.

А вот Аня… это отдельная история! Иной раз она тоже доставляла мне определённые волнения, но я просто-напросто блокировал любые подвижки и ощущения в паху, когда она задерживала на мне свой открытый и пристальный взгляд, ласково улыбалась и пыталась делать вид, что потаясь меня не разглядывает. Уж я такого за всю свою жизнь повидал и меня не провести вокруг пальца. Она наивная простота думала я не замечаю ее внимания, но украдкой все видел, и в такие минуты внутри меня бился наружу зверь, мне на луну выть хотелось от беспомощности и противоречий, что сеяли неуверенность внутри. Я пообещал этой девочке что никоим образом не посягну на ее территорию и не дам ей усомниться в чистоте своих помыслов. Может быть я превозносил ее чистоту и непорочность, но разум подсказывал, что вероятно я не ошибался. Да и зачем ей нужен такой мужчина, который потерял себя уже несколько лет тому назад. Там в душе столько обломков, что даже я боялся тронуть это все и ненароком сломать ещё сильнее и не найти себя потом под этими завалами.

Набрав номер матери, я затаил дыхание и откинулся на спинку кресла. В офисе сегодня на удивление тишина, но оно и к лучшему. Спать хотелось безумно.

— Игорек? — послышался на том конце связи приятный женский голос. — Как я рада тебя слышать! Как дела сынок?

— Все хорошо мам, я звоню предупредить что на выходные все в силе.

— Какая замечательный новость! Вот отец обрадуется. Я ему еще ничего не говорила. Ты же любишь иной раз резко переменить планы…

— Люблю, но в этот раз я точно приеду. И вероятно не один, а с девочками… — я выжидал ее реакции.

Спустя недолгое молчание она заговорила:

— Игорь, один или с девочками — это ровным счётом не имеет значения. Хоть с компанией друзей! Главное приезжай!

— Хорошо. Отцу передавай привет.

— Передам, — эхом отозвалась она.

Перед тем как вернуться с Аней и Машей в город я вскользь поделился с матерью информацией о девочках. Без ярких подробностей и упоминания пожара. Но мне необходим был совет и поддержка, а я знал только одного человека, который мог мне все это предоставить.

— Игорь, — воодушевленно вздохнула в трубку мать. — Я рада за тебя. Ты прости меня, что напоминаю… но я уже и не чаяла услышать в твоём голосе надежду.

— Мама! — я поморщился, понимая, что она имела в виду. Но не хотел развивать эту тему и вспоминать о Наташе с Асей. И без того в голове был кромешный бардак. Мысли разумной упасть некуда было.

— Все, Игорь. Будем вас ждать. Приготовить твой любимый пирог?

— Да, — я представил лицо матери.

Она по-прежнему осталась для меня лучшим другом и надёжным тылом, моей поддержкой и опорой. Чего не мог сказать про отца, после смерти Аси, отношения с ним стали несколько напряженными и холодными.

— Пойду скажу отцу, порадую старика. До встречи сынок!

— До встречи.

Я разъединил связь и какое-то время смотрел на телефон вспоминая улыбку матери. А затем вспомнил ее слезы и перекошенное от боли лицо, когда приехал и сказал что Наташи и Аси больше нет… Тогда я ещё как мог держался, а вот спустя некоторое время совсем от тоски тронулся рассудком и всех… все, что было в моей жизни вместе с Наташей и Асей я вычеркнул на долгое время и так обратно и не впустил никого в свою душу. Даже мать держал на расстоянии. Нет, я навещал родителей, но очень редко и чаще мы общались по телефону. Да, испытывал угрызения совести по этому поводу, но родительский дом о многом напоминал и там я появлялся только в исключительных случаях. Мы раньше часто семьёй отдыхали у них на даче. Считай я отправлялся сейчас на подвиг, когда решился на поездку домой. Но Стас в ту ночь сказал правильные вещи, пора вылезать из своей раковины. Жизнь продолжалась.