Бар «Вишневый самурай» я разглядел совершенно случайно. Зацепил взглядом и попросил остановить катер. Что‑то понравилось мне в этом заведении. Неброская вывеска, изображающая японца в костюме самурая в обнимку с огромной бутылкой вишневой наливки. Этот неоновый самурай возбудил мой интерес. Он включил меня в процесс, отдал незримую команду, и я понял, что это здесь. Мне именно сюда. Расплатившись с таксистом, я спрыгнул на набережную и торопливо направился к бару. Дверь передо мной призывно отворилась, и из темноты выступил европеец, могу поспорить, россиянин в самурайском прикиде. Он учтиво поклонился и посторонился, пропуская меня в глубь помещения. Надо сказать, бар производил впечатление. Традиционный японский стиль в сочетании с европейскими мотивами. Проследовав по бамбуковому полу к стойке, я взобрался на табурет и осмотрелся по сторонам. Похоже, в этот час в бар решил заглянуть только я. Пустые столики. Скучающий персонал, убирающий помещение. Подвыпивший бармен появился за стойкой и, улыбнувшись мне сыто, как кот, обнаруживший у себя под носом сытую мышь, поинтересовался:

– Пить будем?

– А как же, – отозвался я. – Круговорот воды в природе гарантирует: все, что мы пьем, уже когда‑то пили. Пиво темное. Что предложить можете?

– Глубоко, – оценил бармен. – «Старопрамен темное». «Хольстен темное». «Будвайзер темное». Вроде все.

– Тогда «Старопрамен», – выбрал я. – Да приготовьте сразу вторую кружку, чтобы далеко не ходить.

– Что будете из закуски?

– Креветки имеются?

– Да. Одесские. И средиземноморские.

– Две порции одесских.

Бармен исчез. А я остался ожидать заказ и размышлял. А ведь есть о чем подумать. Я имел представление о заговоре. Я даже мог представить, что удумают террористы и как провернуть это дело. Но я не имел представления, кто стоит во главе. Кто заправляет всей темой. Та версия, что так удачно была мной выстроена, оказалась фикцией. Может, и заговора никакого нет. А это все плод моей буйной фантазии. Тогда Кочевей не более чем больной старикашка, который погрузился в мир своей шизофрении. Он подменил истинную реальность параноидальной конструкцией. И это привело к смерти Ангелины. Но! Если Кочевей шизоид, Ангелина пала от рук гнилого психопата, то кто убил Романова и почему Иеро‑ним Балаганов отказался от дальнейшего расследования? А ведь все просто. Романов покончил с собой. Сначала попытался себя задушить, а затем нырнул в холодные прокисшие воды.

Удумается же такая бредятина. Еще секунда, и я готов был в нее поверить. Положение спас бармен, поставивший передо мной большую кружку янтарного пива и блюдо с креветками.

– Рыба идет на нерест, а креветки к пиву, – оценил я.

– Вы какой‑то убитый. Проблемы? – учтиво осведомился бармен. – Это, конечно, не мое дело, но вид у вас такой, точно вы только что похоронили отца или кого ближе.

– В известном смысле это так, – отозвался я, припав к кружке с пивом.

«Старопрамен темное» – это просто чудо. Конечно, на мой субъективный вкус пивовара.

– Я, конечно, не психоаналитик, но к нам часто приходят и изливают наболевшее, – настаивал бармен.

Какой прилипчивый попался. Общаться хочет. Заскучал поутру.

– Скажи, у тебя бывало, что ты выстроил схему, уверовал в нее, но она рассыпалась при ближайшем рассмотрении, – поинтересовался я, отхлебывая чешское.

– Скажем так, – задумался бармен, – со мной такого не происходило, но с теми, кто сюда заходит, случается часто.

– И как?

– Что – как?

– Что вы советуете в такой ситуации? – вяло поинтересовался я.

– Начать все заново, но не отбрасывать старое. Учитывать все, что было ранее. Может, обратить внимание на то, что ускользнуло из виду, – посоветовал бармен.

В его словах было рациональное зерно. Услышав их, я почувствовал, как во мне зреет уверенность, что я что‑то упустил из виду. Какую‑то деталь, которую намеревался раскрутить, но благополучно посеял на поле гениальных мыслей.

В задумчивости я опустошил первую кружку с пивом и приступил ко второй, когда понял, что упустил. Подозрительный телефон несуществующего адвоката, найденный мной в кресле катера Романова. Заглотив от волнения сразу целое блюдо креветок, я запустил руку в свой бумажник, где лежала визитка адвоката из конторы «Моисей». Узнать по номеру телефона адрес проще простого.

Я попросил у бармена аппарат и через минуту располагал необходимой информацией. Теперь осталось придумать, что с ней сотворить. Сдавать тему Дубай совсем не хотелось. У него есть твердая уверенность в причастности губернатора к заговору, так пусть не расстраивается. А я пока наведаюсь в гости к Сельянову.

Романовская улица. Дом сто двадцать восемь.

Направиться прямо сейчас – первая и отчасти безрассудная мысль. Все‑таки две кружки пива на грудь многовато для чужого лика и оперативной работы. Но и откладывать на завтра дело, вполне решаемое сегодня, не хотелось. В конце концов, когда две кружки пива мешали следствию?

Расплатившись по счету, я улыбнулся бармену, протянул ему две рублевые купюры и выбрался из‑за стойки.

– Вам полегчало? – участливо поинтересовался бармен.

– Вполне. По крайней мере, я знаю, куда двигаться.

– А это главное, – заметил бармен.

Я вышел из «Вишневого самурая», попытался отложить его в памяти, чтобы при случае вернуться, может, даже с Таней, и замер возле ограды набережной, решая, как поступить: поймать такси и до загадочного дома добраться на наемном катере или все‑таки вернуться на парковку администрации и забрать мой «икар». Но «икар» машина весьма приметная, не думаю, что она подойдет для незаметного визита.

Я остановился на такси. Вызвал катер по телефону и стал терпеливо его дожидаться. Да и ждать‑то не пришлось. Как ни странно, перед юбилеем города такси стали ходить регулярно и без опоздания. Это радовало. Хоть какой‑то плюс от затраченных на празднование юбилея денег исправных налогоплательщиков.

Романовская улица протянулась по Петроградской стороне от Каменноостровского проспекта к Большой Невке. Улица как улица. Ничего примечательного. На фоне псевдоготических зданий и классических домов частные особняки в стиле барокко и рококо, утопающие в садах, как августовский день в солнце.

Я попросил высадить меня в начале улицы, а до сто двадцать восьмого дома дошел пешком, изображая легкое недоумение и тоску праздного пешехода. В душе я жалел, что оставил пистолет в «икаре». Негоже на дело с пустыми руками ходить. Вылетит на тебя преступник, а ты его громким рыком успокоишь? Вряд ли! Сомнительно что‑то. Я даже подумал отказаться от идеи соваться сегодня в сельяновский дом, но, увидев его, перестал колебаться.

Роскошный домина. Чем‑то он напоминал мне Казанский собор в усеченном размере. Колонны, обвитые диким виноградом. Яблоневый сад. Высокий забор – металлическая решетка. Частые копья, перевитые змеями. Змеиное логово – вот как можно было бы окрестить это местечко. Чем‑то меня привлекло это здание. Наверное, тем, что я ожидал увидеть запущенный дом с выбитыми окнами и полуразрушенными стенами, а вместо этого оказался перед роскошным дворцом. Здесь явно кто‑то жил. Дом был наполнен людьми под завязку. Может, сейчас там никого и не было и стоило попытаться проникнуть внутрь, но вообще дом обитаем. Об этом говорили детали: газонокосилка, забытая на лужайке, два плетеных кресла и стол, на ветру полоскались страницы раскрытой книги. Приоткрытые окна, из которых выбивались шторы и развевались, точно флаги.

Я замер на улице, осмотрелся по сторонам. Задумался. Либо сейчас, либо когда представится новый случай. А когда он представится? Дилемма выветрила из меня остатки алкоголя. Я почувствовал решимость и двинулся к воротам, но они оказались запертыми.

Чего я, собственно, ожидал? Что мне распахнут двери, встретят на пороге и вынесут ответы на все мои вопросы на подносе? Сейчас!

Потолкавшись возле ворот, я двинулся вдоль решетки. Я искал слабое звено, лаз, дыру. Или, быть может, какое‑то другое отверстие. Я обогнул дом по периметру, но ничего подходящего не было видно. Маленькую калитку я увидел случайно. Она практически заросла сухими плетьями дикого винограда, начавшего расцветать, и выглядело это как‑то странно и страшно. Мертвая плоть, которая вдруг ожила. Мистика какая‑то.