Зоил Постепенный

Оглавление

I

II

III

IV

V

VI

Зоил Постепенный

КАК БОБРЫ НА ЛОСЯ ХОДИЛИ.

Охоте на Снарка посвящается.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

I

Да. И вот, значит, сидим это мы у меня дома - я, Хорь и Сова - и беседуем о том, какая жизнь штука сложная и как хрупка природа живущего, так ее и растак; а равно о том, что радикулит замучил, и погоды стоят мерзкие.

Хорь сказал:

- Вот, помню, в прошлом году у соседа бабушка померла…

Он задумался. Или сделал вид, поскольку дело это ему не по плечу, что бы он о себе ни воображал. Конечно, насчет плеча, это я - фигурально, Хорь - он у нас толстый, большой, громкий такой хорь; хотя я и Сова пребываем в убеждении, что проку от него ни на грош.

Я спросил:

- И что?

- Что - что? - очнулся Хорь.

- Ну, померла бабка?

- Ну, померла. А в позатом году у Сурка дед помер.

- А в этом году помер кто? - открыла глаз Сова.

- Нет еще. - Сказал Хорь.

Беседа зашла в тупик. Мы еще поерзали, покурили, и тут до меня дошло:

- Это что же, - воскликнул я, - это же, получается - все так помрут?!

Ответом было гробовое молчание. За окном выл ветер и лил дождь.

- Это же, - робко продолжил я, - это, значит, и мы помрем так?

А Хорь сказал:

- Ты, Бобр, у нас всегда самый умный был. Особенно в пятницу. Я битый вечер ему толкую: жисть дорожает, понимаешь - как есть скоро все и помрем. А сам не помрешь - волки задерут, их сейчас - как собак нерезаных.

- Я, - сказала Сова, - это подтвердить могу лично. Вышла зимой до ветру - чуть не задрал. Насилу убежала.

- Да-а, - зловеще протянул я, и мы замолчали. Только Сова глазом - луп-луп.

Странная фигура Сова. Интересная, вообще, фигура. Когда она так на тебя смотрит, чувствуешь, что и сам превращаешься в блюдце. И почему-то хочется взять лопату и копать яму. А вот водку с ней пить хорошо. Сова, она петь не любит и не поет. А вот один раз запела - леший ее знает, то-ли с тоски, то-ли на радостях. Голос, главное, сочный такой, густой. Мы с Хорем все ее потом подначивали, да только Сова, она петь не любит… А как-то раз лунной ночкой застал ее Хорь за таким занятием: она выше по ручью лес валила. Клювом грызла, как бобры грызут, и валила. Хорь-то ей, как очухался, - дескать, что ты, ворона старая, делаешь, креста на тебе нет?! А Сова - сделаю, говорит, запруду и заживу у пруда под сенью древес. А потом, когда уже Хорь ее под белы рученьки вел, она икать перестала и говорит - есть, мол, у меня заветна мечта и больше всего на свете хочется ей стать рыбой… Интересная фигура, да. Только мы с Хорем за правило взяли: больше трех Сове не наливать… Так и сидели - ветер выл, Хорь стулом скрипел.

Тут Сова второй глаз открыла и говорит:

- Лось.

Мы с Хорем встрепенулись.

- Что - Лось? - говорим.

- Пойти и завалить его надо, - объясняет Сова.

- Зачем?! - Хорь аж чаем поперхнулся.

- Рогами будем отмахиваться. От волков.

Я задумался. Лось, оно, конечно же, хорошо, да. Но, с другой стороны, - страшно, это же лось - не кузнечик какой. Сове - что, она безбашенная, ей что на Лося, что до ветру. И тут представились мне тоскливые зимние вечера. Ходят по льду вокруг дома волки, зубами крышу грызут и воют. Аж по коже мороз от мыслей таких пошел. Но вот среди сугробов выходит до ветру Сова. С рогами. Волки от картины такой робеют, а Сова их рогами по сусалам! по сусалам! лупит и приговаривает…

- Ешкин кот! - заорал Хорь. Он, видать, о том же подумал.

- Золотая голова! - кричу. - Цены тебе нет!

- И не будет, - сказал Хорь, и бросились мы Сову качать.

Только почести эти были Сове без разницы. Потому что она уже дрыхла.

II

Поутру стали мы на охоту сбираться. Путь не ближний - по слухам, жил Лось аж за Болотом и за Рекой.

Я сказал:

- Надо короб набить едой - весна ведь, не осень.

А Хорь сказал:

- Это уж я сам.

Залез он в подпол и стал короб набивать, а мы с Совой смотрели-смотрели и говорим:

- Вот ты, Хорь, его и потащишь.

Хорь обиделся. Он сказал, что с неблагодарными скотами больше не станет связываться, а уедет к бабушке на покой. Он, видите ли, трудится за нас в поте лица, а мы, значит, на нем ездим. Сова сказала, что, если он столько будет есть, пусть и вкалывает пропорционально. От последнего ругательства Хорь совсем взбеленился. Он полез из подпола наверх, чтобы нас с Совой коробом порешить, да оступился и ухнул вниз, аж стёкла задрожали.

- Едрит… - донёсся снизу сдавленный хрип, - сволочи вы. Помогли б, что ли.

А когда мы короб вытащили, и Хорь вылез, Сова сказала, что надо к нему (не к Хорю, понятное дело) прибить колёсики. Чтоб потом на верёвке катить и не расстраиваться.

Я сказал:

- А ружьё по очереди нести будем.

А Сова сказала:

- Не-е, мы к нему тоже прибьём колёсики.

А Хорь сказал, что мы дураки и это у нас карма, что охота - дело серьёзное, и что ружьё он привяжет к коробу, чтобы получилась тачанка.

На том и порешили. Пока Хорь ружьё к тачанке привязывал, да с Совою ругался, пошёл я дом запирать. Повздыхал для порядку и повесил на дверь такое вот объявление: БОБРОВ ДОМА НЕТ.

НО ОНИ ЩАС ПРИДУТ!

Никакие мы, конечно же, не бобры. Ни Хорь, ни Сова, ни я даже. Я есть самый-пресамый настоящий Мексиканский Тушкан, и дед мой был Мексиканский Тушкан; а Хорь говорит, что никакой я не Тушкан, а самый что ни на есть суслик. Изумруда, дескать, в шкуре моей нет и я не шанхайский барс и не Лихо Одноглазое, а обыкновенный суслик, леший меня дери. Но, во-первых, Хорь - он, вообще, дурак, это даже Сова понимает. А, во-вторых, какой же я не Тушкан, коли дед у меня эмигрант был и бабка - эта… как её… эмигрантесса, вот. И вообще…

А Бобрами нас прозвали вот почему. Ентот дом построили когда-то ещё бобры (а тогда строить умели, чего уж). А потом ушли куда-то - чёрт-те знает, куда. Плотина их прохудилась, пруд обмелел, а я, шатаясь по свету в молодости, возьми его, да и найди. Стал в нём жить-поживать, потом в дому Хорь завёлся, а потом - глянь-ка - завелася у нас Сова. Правда, по весне, бывает, зальёт боброву запруду, но мы с Хорём нырять уже привычные, да и Сова ныряет. Правда - как, до сих пор ума не приложу. Конечно, у неё мечта есть, но…

Тут меня Хорь прервал:

- Ты, Бобёр, спишь чай?

- Сплю, - говорю. - И тебя в гробу вижу.

Так мы и пошли на охоту.

Для начала надо было из Лесу выйти. Места знакомые, дороги нахоженные, хорошо! Мы с Хорём тачанку катим, а Сова сзади идёт - за ружьём смотрит. Какой сосед ни увидит - кричит:

- Эй, Бобры! Никак на охоту собрались?! Что ль…

- Никак, - говорим и делаем мужественные лица. Сосед в затылке чешет, а Хорь тянет лямку и говорит:

- Вот, помню, лет эдак пять назад…

И начинает волынку, как он на рыбалку ездил. Он там рыбу ловил - во! а потом от медведя драпал и рыбу ему кидал. Домой пришёл злой, мокрый и без рыбы. Мы его с Совою - ругать, а он нам - эту историю. Только с тех пор Хорь столько раз байку эту рассказывал, что и не помнит точно, от кого он там драпал. То это медведь был, то кабан, то ещё кто, а на сей раз оказалось, что трактор. Я, правда, так подозреваю, что он тогда весь день под кустом бессовестно дрых, но тут дождь пошёл и всю ему провокацию испортил.

Вокруг деревья высокие, солнце светит, птицы песни орут - красота, в общем. И чувствуем мы, что никакие мы не Бобры, а отважные Крузенштерны, и что вот так, походя, мы Лося завалим, и тоже споём дикую какую-нибудь, кровожадную песню…