Солей уставилась на него.

— Я тебе не верю.

— Клянусь тебе! Спроси кого хочешь в Квебеке.

— И спрошу, обязательно спрошу, — сказала Солей смеясь.

— Помнишь, ты и я, танцующие на отмели без одежды?..

Она вспыхнула, вспоминая.

— Мы не танцевали. Это было совсем другое. Мы стирали нашу одежду, потому что там было самое удобное место, и мы немного… — она остановилась, вспомнив, как Реми уговорил ее тогда снять одежду. Вода была совсем не холодная… и Реми убеждал ее, что никто их не увидит…

Теперь они шли вдоль берега, и Солей поняла, что Реми был прав, когда говорил, что город не так далеко, как показалось вначале. Постепенно далекий берег стал виден отчетливее, голубоватая дымка приобрела зеленоватый оттенок, и наконец, стал виден поросший зеленью противоположный берег реки.

— Зимой мы смогли бы перейти по льду, — сказал Реми. — Завтра мы легко переплывем реку в наших каноэ.

Солей охватило волнение. Гран-Пре, с его тысячью домов, был всего лишь маленьким поселком в сравнении с Квебеком. Завтра она увидит этот величественный город. Она будет там вместе с Реми, и он ей все объяснит и покажет, когда они будут гулять по городу.

Первые несколько дней Солей была восхищена и сбита с толку — город, со всех сторон окруженный стенами, казался огромным. Даже просто глядя на эти стены можно было легко понять, почему французам удалось отразить атаки англичан. В то время как англичане стояли на берегу Святого Лаврентия, просматриваемые как на ладони, жители Квебека были защищены толстыми каменными стенами.

Солей не представляла раньше, что можно собрать в одном месте так много людей сразу. Реми пожал плечами, когда она спросила, сколько их здесь.

— Не знаю. Полагаю, тысяч пять или шесть. Вероятнее всего, столько же, сколько и в Луисбурге.

Комната, которую они сняли в гостинице, была достаточно скромной, и все же было очень непривычно оказаться в собственной постели после стольких недель сна под открытым небом или в вигваме микмаков. Построенная из камня, гостиница казалась менее уютной, чем привычные бревенчатые дома. Но после нескольких проведенных в ней дней это уже не имело значения.

Реми пропадал на Плас Руаяль, где расположились торговцы мехами, и Солей проводила большую часть времени одна. У нее не было никаких забот, даже ему не нужно было готовить, так как они ели в обеденной комнате гостиницы. Поначалу Солей боялась отходить далеко от гостиницы. Ей все время казалось, что она может потеряться. Плас Руаяль была густо заселена, и Солей часто слышала приветствия, которыми обменивались живущие по соседству люди. Никто не обращал на нее никакого внимания. Только иногда она ловила на себе случайные восхищенные взгляды, которые скорее тревожили ее, чем доставляли удовольствие. Солей интересовало все — дома, лавки, крупные магазины, люди, одетые так непривычно. Она никогда раньше не видела ничего подобного. Некоторые леди, несомненно, были одеты по последней французской моде, и Солей пыталась запомнить детали их туалетов, чтобы описать их своим домашним или, вполне возможно, использовать самой, если когда-нибудь будет шить себе похожее. Она подолгу задерживалась у открытых дверей какого-нибудь многоэтажного особняка, где жили элегантно одетые леди, пытаясь рассмотреть, что находится внутри, точно так же, как Реми разглядывал особняк губернатора в Луисбурге. Вокруг было так много всего, что ей хотелось бы увидеть. Дома в городе были выше шпиля церкви в ее родном поселке. В них было много окон, много дымоходов. Все каменные здания были сооружены в основном в течение последних столетий. Несомненно, некоторые из них стояли здесь с начала 1600-х годов.

А еще в городе были церкви. Много церквей. Солей находила их, забредая наугад все дальше и дальше, переходя из Нижнего города в Верхний, где жили еще более богатые люди в еще более роскошных особняках. Границы Верхнего и Нижнего города были четко очерчены, большинство деловых кварталов Квебека располагалось в районе реки, постепенно разрастаясь вверх и вторгаясь на территорию жилых кварталов, находящихся на самом верху отвесного берега. Солей входила в каждую церковь, была ли она такой же маленькой, как церковь в Гран-Пре, или огромной, как Нотр-Дам-де-Виктуар, затаив дыхание от страха, что ее попросят выйти. Она опускалась на колени перед каждым алтарем и ставила свечи, молясь о своих родных, о Реми и о ребенке, которого они так хотели иметь. В Квебеке находилась резиденция епископа всего Нового Света — ее огромное здание разместилось на холме. Оно и привлекло внимание Солей. Подъем к Верхнему городу был очень труден из-за сильного ветра, но усилия Солей были вознаграждены великолепным видом, который открывался сверху. Через широкую реку с ее кораблями, маленькими шлюпками и каноэ она могла видеть покрытый лесом остров Д'Орлеан.

И повсюду в городе шла торговля и царила неимоверная суматоха. Охотники и торговцы привозили одни товары и увозили другие, пополняя свои запасы. Приходили корабли из Франции, груженые продовольствием, винами и коньяком, материей для одежды, различными сортами кож для обуви и кожаных изделий, оконным стеклом и другими товарами для продажи.

Кроме того, корабли привозили газеты. Солей видела не так уж много газет в своей жизни, но страстно хотела узнать, как читаются напечатанные в них слова. Реми умел читать, но отказывался покупать газеты.

— Там все новости только о склоках между Францией и Англией, — говорил он Солей. — Нам ничего не нужно знать об этом. Если они хотят воевать друг с другом, пусть воюют. Они всегда воевали.

— Откуда ты знаешь, о чем там пишут, если ты даже не покупаешь газеты? — спросила Солей.

— Естественно, таким же образом, каким узнают новости в Гран-Пре. Кто-то их приносит, а потом о них говорят все, — он произнес это очень спокойно. — Там опубликованы новости из Акадии, сведения о том, что полковник Лоуренс прочно закрепился на территории, прилегающей к Бобассену. Пишут, что он намеревается сделать то же самое с остальной частью Акадии, что он снова требует, чтобы жители Акадии подписали его проклятую присягу на верность английской короне, не выдвигая при этом никаких своих условий; чтобы мы при вооруженных столкновениях не поддерживали ни индейцев, ни наших французских земляков. Почему они не могут довольствоваться просто тем, что мы согласны не бороться против них с оружием в руках?

Солей всегда становилось не по себе, когда разговор принимал подобный оборот.

— Папа говорит, что они требуют это уже в течение многих лет, но все остается по-старому.

Реми скривил губы.

— Боюсь, что найдется очень много людей, которые думают иначе, чем твой папа.

Солей хотела спросить, принадлежит ли он к их числу, но побоялась услышать ответ и потому осторожно перевела разговор на другую тему.

Гулять в ее обуви по мостовым, выложенным из камня или кирпича, было гораздо труднее, чем по лесным тропам, и она с сожалением подумала о том, что эти мокасины тоже скоро будут нуждаться в починке. Она тут же вспомнила о Бегущей Лани, которая должна починить мокасины, которые Реми подарил Солей к свадьбе. Каждый раз воспоминание об этой индейской девочке причиняло Солей душевное беспокойство. Если Бегущая Лань была Реми просто другом, то почему он не рассказал о ней так же, как рассказал о Молодом Бобре?

Но все же не Бегущая Лань, а она, Солей, была в Квебеке с Реми. Она должна прочитать за это благодарственную молитву в следующий раз, когда зайдет в одну из городских церквей.

Казалось, Реми не разделял ее любви к культовым местам. Она дважды пыталась уговорить его пойти с ней на мессу, и каждый раз он делал круглые глаза и отправлял ее одну.

— Но мы не будем там долго, — говорила Солей.

— Для того чтобы молиться, мне не нужна церковь, — отвечал ей Реми. — Ведь Бог сотворил и лес, и небо, не так ли? Собор, который создан природой, гораздо больше вдохновляет меня на вознесение молитвы в его честь, чем такой же, созданный из камня и цветного стекла. — Он решительно отвергал идею витражей — традицию, пришедшую сюда из-за океана, чтобы украшать церкви и воздавать хвалу господу.