Но скоро одних поцелуев стало недостаточно, она жаждала большего. Ее тело томилось ожиданием, призывало его. Грейс сгорала от желания и, когда его рука скользнула вниз, к заветному холмику, она устремилась навстречу его ласкам.

Его нежные и чуткие прикосновения сказали Грейс, что он знает все женские потайные уголки. Ответом на этот зов было острое, точно электрический шок, наслаждение, и пульсирующие волны горячего возбуждения мгновенно стерли в ее сознании прошлое, настоящее и даже будущее. Она застонала, припав к нему в волшебном упоении.

Сердце медленно успокаивалось, он нежно обнимал ее, убирая пряди волос со лба, гладя лицо, плечи, руки.

— Ты околдовал меня, Лукас. В тебе есть чары, против которых я не в силах устоять, — счастливо пробормотала она.

Он мягко улыбнулся.

— Мы оба околдованы этими чарами. Так было всегда, с самого первого дня.

— Да, — согласилась она. — Так было всегда.

Его нежный поцелуй растаял на ее губах.

— Люблю тебя, — прошептал он.

— Я тоже люблю тебя. — Она привлекла его к себе. — Пожалуйста. Люби меня.

У него перехватило дыхание.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Мне уже хорошо. И будет еще лучше. Прошу тебя, не медли.

И Лукас не стал медлить. Со стоном он погрузился в нее, придерживая за ягодицы, и начал двигаться в восхитительном, сводящем с ума ритме любви. Она обхватила его ногами и закрыла глаза, каждой клеточкой своего существа сливаясь с ним.

В этой ночи смешались все звуки — ветер за окнами, потрескивание догорающих поленьев в камине, шумное дыхание влюбленных. Одеяла упали, отброшенные в сторону, и ни один из них не заметил этого, жар их тел не давал ощутить прохлады воздуха.

Застигнутая сладкой мукой страсти, Грейс металась по подушке и стонала. Она была потрясена силой желания, которое Лукас вновь пробудил в ней. Она хотела сказать ему, чтобы он не сдерживал себя, но слова были лишними. Они одновременно достигли вершины наслаждения, исторгшего крики у обоих, и эти крики влились божественной мелодией в песнь ночи.

Потом они лежали, неподвижные и умиротворенные. А когда остыла их влажная от любовной испарины кожа, Лукас соскользнул с кровати, зажег лампу и, подняв упавшие одеяла, вновь заключил любимую в теплый кокон сплетенных рук и мягкой фланели.

— Ты единственная женщина, которую я буду желать всегда, — взволнованно прошептал он Грейс на ухо.

Она улыбнулась.

— Даже когда я буду на девятом месяце, круглая, как шар? — пошутила она.

— Даже тогда. — Его рука легла ей на живот, и он нежно и благоговейно погладил его. — Это такое чудо, Грейс.

— Я всегда хотела ребенка. А ты? — поинтересовалась она сонным голосом.

Лукас нахмурился в темноте. Если бы он сказал, что не осмеливался и мечтать о такой женщине, как Грейс, и о детях от нее, это больше походило бы на истину. Он вздохнул, признавшись себе в этом печальном факте, потом чмокнул Грейс в губы.

— Да, я тоже всегда хотел иметь детей. Спи, любовь моя. Ты совсем без сил.

— Да, ты прав. Спокойной ночи, дорогой. — Она уже засыпала, и голос прозвучал еле внятно.

Ветер усилился, и его порывы сотрясали стены хижины со все возрастающей силой. Лукас прислушался и вспомнил, что должен добавить дров в камин, и когда Грейс крепко уснула, тихонько выбрался из постели. Через несколько минут, положив побольше поленьев в чуть теплящийся огонь, он вернулся в спальню и снова забрался под одеяло. Он осторожно улегся рядом, подсунув руку под подушку любимой, чтобы быть поближе к ней.

Лукас дал себе клятву, что никогда не отпустит ее далеко от себя. И заснул, мечтая о долгих, прекрасных годах счастья, которые их ожидают.

Через несколько часов Лукас проснулся как от толчка. Он не знал, что разбудило его, только почувствовал, как сильно бьется сердце. Сильный ветер продолжал завывать за окном.

Грейс крепко спала, лежа спиной к нему, закутавшись в одеяла, и в темноте Лукас видел только ее разметавшиеся по подушке волосы. Он все еще никак не мог привыкнуть к мысли, что она носит его ребенка, и радость смягчила его черты.

Лукас вспомнил все, что произошло предыдущим днем, все, что он узнал, испытанный им шок и неверие. Если честно, он до сих пор не мог поверить, что мать всю жизнь лгала ему, но, в сущности, теперь это было для него не так уж важно. Прошлого не вернуть и не изменить. Нужно думать о будущем. Он хотел начать новую жизнь, построить свое собственное счастье — с Грейс и их ребенком.

Если она позволит ему. Он почему-то до сих пор сомневался в этом. Сможет ли Грейс понять, каким хорошим мужем и отцом он станет? Он будет любить ее и малыша, заботиться о них, всегда находиться рядом. Ему так трудно выразить свои чувства словами…

Грейс блаженно вздохнула во сне. Лукас приподнял одеяло и коснулся ее. Кожа ее была горячей и нежной, и прикосновение моментально возродило его желание. Он погладил бархатную грудь.

Лукас закрыл глаза и отдался своим ощущениям. Ее цветущая женственность влекла и волновала его. Плавная линия бедер возбуждала, и он не смог удержаться от следующего шага, так же как не мог перестать дышать. Его ладонь начала скользить ниже и ниже, пока не коснулась шелковистого холмика.

Он услышал, как Грейс снова вздохнула и медленно пробудилась ото сна. То, что она лежала неподвижно, соблазнительно податливая, еще больше воспламеняло его. Кровь быстрее побежала по жилам, а когда он услышал, что дыхание ее участилось, то поднял голову и прижался губами к ее нежной шее.

— Слышишь, какая вьюга? — прошептал он. — За окнами настоящий буран.

Вместо ответа Грейс тихонько застонала.

— Мне так нравится прикасаться к тебе. Ты не против, чтобы я будил тебя так?

— Нет, я даже настаиваю на этом. — Ее попка соблазнительно прижалась к его паху.

Лукасу внезапно стало нечем дышать.

— Я буду любить нашего малыша, Грейс. — Он почувствовал, как едва уловимая дрожь пробежала по ее телу. — Ты веришь мне?

Она повернулась к нему, вытащила руку из-под одеяла и коснулась его лица.

— Конечно, верю, любимый. Мне приснился такой чудесный сон. В нем были мы с тобой и наш малыш, но…

— Что такое, милая?

Она пыталась разглядеть выражение его лица в темноте.

— Мне не хотелось бы, чтобы прошлое продолжало стоять между нами. Мне кажется, ты так и не поверил в то, что узнал вчера. А без этого ты не сможешь жить в ладу с самим собой.

То, что он сказал, удивило его самого.

— Возможно, ты и права, не знаю. Но, веришь ли, мне стало все равно. Меня больше не волнует, кто мой отец или кем он был.

Я покончил с волнениями на этот счет. Теперь главный и единственный смысл моей жизни — в тебе. Я хочу тебя и нашего ребенка. Для меня это ясно как день.

— Тогда поговори со мной, Лукас. Не отгораживайся от меня.

— О чем ты хочешь поговорить, любимая?

— Ты уверяешь меня, что тебе все равно, кто твой отец. Но это важно для меня и будет важно для нашего ребенка.

— Да, кажется, ты права. Я как-то не подумал об этом. Проклятие, Грейс, если мать лгала, зачем же она продолжала поддерживать эту ложь, когда ее родители умерли?

— Ты помнишь их?

— Конечно.

— Они были суровыми людьми?

— Да, наверное, можно так сказать.

Грейс вздохнула.

— Джуди говорила, что Луиза сама поверила в собственную ложь. Как ты думаешь, это возможно?

— Не знаю. Она все время твердила, что Стивен Уитни когда-нибудь приедет. Я знаю, она верила в это.

— Лукас, ты веришь тому, что написано в дневнике?

— Ты хочешь сказать — в бесплодие Уитни?

— Да.

— Грейс, если это правда, почему же он не сказал тебе?

— Он написал… Он боялся, что я не выйду за него замуж.

— И ты никогда не подозревала?

— Нет. Думаю, поэтому я и не опасалась забеременеть от тебя. Незадолго до смерти Стива я собиралась начать обследование, чтобы выяснить причину моего бесплодия. Я была уверена, что все дело во мне.