Когда я считал, что власть действует в правильном направлении, у меня были контакты с властью. Средства массовой информации пытаются представить мой разрыв с властью так, что власть выбросила Березовского. Ничего подобного. Я сам ушел от контактов с этой властью. Я посчитал, что Путин идет против моих убеждений, и я пошел на разрыв с властью, а вовсе не Путин пошел на разрыв со мной.

Весь мой бизнес действительно строился на большой политике. Но как?

Я не случайно пришел к Ивану Петровичу Рыбкину в 1997 году и сам попросил, чтобы он сделал меня своим заместителем. И сказал, что буду заниматься Чечней. Потому что считал, что остановить войну в Чечне, продолжить мирный процесс, который Лебедь начал Хасавюртовским соглашением, было абсолютно важно для бизнеса, для того, чтобы повысить капитализацию тех компаний, владельцем которых я являлся. И мы знаем результат: после прекращения войны в Чечне капитализация всех российских компаний выросла, как теперь говорят, в разы.

Сегодня другая ситуация: страна выиграна. Надо быстро двигаться вперед, а не вбок. Сегодня я совершенно откровенно заявляю, что буду бороться за власть. За власть в России.

— Вам не кажется, что любой правитель, который пришел бы в России к власти, избрал бы примерно такой же путь, каким идет Путин? Включая нелюбезного вам Примакова?

— Я соглашусь с вами в одном: что Путин делает примерно то же самое, что делал бы Примаков. Различие состоит в том, что Путин делает это дубиной и поэтому вызывает скорую ответную, резкую реакцию тех, кто думает о будущем России. А Примаков делал бы все то же самое, но только действуя более тонко, скальпелем. Он бы усыпил общество, его интеллектуальную часть. И мы однажды проснулись бы в стране, где нам по радио объявили бы, что российская армия ввела войска, например, в Анголу. Чтобы защитить наших друзей в этой далекой стране.

Что же касается происходящего сейчас отката назад, то я бы согласился с тем, что он был скорее неизбежен. Хотя за последние десять лет был достигнут феноменальный результат. Миллионы людей стали независимыми, самостоятельными, самодостаточными. Да, государство поступило жестоко со своими гражданами, по существу в один день перестав заботиться о них. Тем не менее это дало фантастический эффект. Те, кто выжил в этой ситуации, они убили в себе раба. И таких сегодня в стране — миллионы. Это показало фантастическую готовность России стать либеральной страной.

— Но у российских реформ действительно огромные негативные последствия. Миллионы людей были брошены государством. Были брошены беспризорные дети, которых сотни тысяч, пенсионеры, бюджетники. У людей возникла стойкая неприязнь к реформаторам ельцинского призыва. И ко всем, кто был близок в то время к власти, к таким людям, как вы…

— Я уверен, что негативный эффект от реформ несоизмерим с их огромным положительным эффектом. Мы не должны лицемерить. В России произошла революция. В классическом марксистском понимании этого слова и в обыденном понимании большинства жителей России. Революция не бывает без ошибок. И у нас было допущено очень много ошибок. Но для меня критерий успеха в оценке революции в одном: была или не была пролита большая кровь, была или не была гражданская война.

Так вот, эта революция в России произошла без большой крови, но с огромными потрясениями для граждан страны. И суть этих потрясений в том, что мы, отказавшись от рабского менталитета, брали на себя тяжелейший груз ответственности за свою судьбу. Я глубоко убежден, что то, что произошло с Россией, не могло не

произойти. Я уверен, что Россия сегодня на правильном пути, на пути, на который ее поставили реформаторы. И прежде всего Ельцин.

Зигзаг, который Россия сегодня совершает, есть, возможно, следствие слишком быстрых реформ. Это с одной стороны. А с другой стороны, он объясняется недальновидностью нынешнего президента, который пытается заигрывать с толпой; который считает, что можно угодить и вашим, и нашим; который уверен, что Россия может быть полулиберальной страной. В которой политическая власть может быть предельно сконцентрирована в руках центра, Кремля, а экономика остается при этом либеральной.

Это мы уже проходили. Это губительная политика для России. Любые вертикальные системы власти, будь то вертикаль монархическая или коммунистическая, оказались значительно менее эффективны, нежели горизонталь власти. Такой власти, которая распределяет свои функции на различные уровни — федеральный, региональный, местный. Это доказали истории всех успешных современных государств. И у России нет другого выбора, как пойти по этом пути.

Поэтому я и говорю, что политический век Путина недолог. Есть объективные процессы в политике. И они протекают стремительно, так как мы живем в условиях сжатого времени.

— В свое время вы заявляли, что сделаете все, чтобы дать возможность журналистам ОРТ работать независимо, свободно. Но вскоре после этих заявлений продали свою долю акций на этом канале. Вы приютили на канале ТВ-6 команду НТВ, взяли на себя ответственность за этих людей. Существуют ли обстоятельства, политические или экономические, при которых вы можете избавиться от канала ТВ-6?

— Сегодня нет таких обстоятельств, которые вынудили бы меня избавиться от принадлежащих мне средств массовой информации. Я действительно политик и бизнесмен, хотя непосредственно бизнесом с 1995 года не занимаюсь. Но прежде всего я человек. И когда вы говорите, что я избавился от ОРТ, то демонстрируете незнание того, что произошло. Я не избавился от ОРТ, а меня вынудили, очень жестоким образом, расстаться с тем пакетом акций, который мне принадлежал, и с тем влиянием, которое я оказывал на политику этого канала.

— Что значит — жестоким образом?

— Это значит, что в заложники был взят мой ближайший друг Николай Алексеевич Глушков, заместитель генерального директора «Аэрофлота », который и по сей день сидит в тюрьме. И с моей стороны прощения людям, которые так поступили, не будет. На преследование близких мне людей я смотрю значительно острее, чем на враж-

дебные действия в отношении меня самого. И вот это издевательство, которое власть творит над Глушковым, я не забуду.

Акции ОРТ я отдал под давлением власти в обмен на свободу для Глушкова. И эта свобода была обещана. И власть меня обманула. Поэтому я могу сказать, что отныне не существует обстоятельств ни политических, ни экономических, при которых я могу отказаться от каких-либо принадлежащих мне средств массовой информации.

— Третьяков уверяет, что предлагал вам за «Независимую газету» 20 миллионов долларов. Вы действительно собирались ее продавать?

— Был такой период, когда я реально обсуждал продажу «Независимой газеты». Я действительно считал, что «Коммерсантъ» и «Независимая » занимают в значительной мере пересекающиеся читательские ниши. И я принял решение за счет «Независимой газеты» для себя эту ситуацию разрешить. Я сделал предложение ряду людей, и действительно обсуждалась сумма в 20 миллионов долларов.

Третьяков тогда был полон энтузиазма. Он общался с представителями администрации президента, в частности с главой администрации господином Волошиным, на эту самую тему: не купит ли «Независимую газету» государство или кто-то, кто будет представлять государство, как в случае с ОРТ? Но желающих не нашлось. И действительно, зачем платить, если «НГ» за негосударственные деньги, по существу, проводит позицию власти?

Вплоть до самого дня, когда я объявил о смене руководства газеты, я был готов ее продать. А когда я объявил, что меняю руководство, и Третьяков позвонил мне и сказал: «Борис, сейчас люди, с которыми мы говорили о продаже, поняли, что серьезно собираешься это сделать, и готовы покупать», то я ответил: «Теперь я и за 100 миллионов «Независимую» не продам. Потому что теперь мне надо было продавать свои обещания. Я уже пригласил новых людей в газету. Заявил о своих планах публично, и теперь моя позиция не измеряется деньгами».

Поэтому сегодня я для себя это решение уже не обсуждаю. Я благодарен Третьякову, что он повел себя достаточно корректно в этой ситуации. Хотя экономическое положение газеты оказалось плачевным. И вовсе не из-за недофинансирования с моей стороны. То, что происходило в «Независимой газете», с точки зрения экономики по сегодняшним меркам уже недопустимо.