И такое, к сожалению, происходило в моей жизни, и я не пытался кривляться, и разводился. И в общем очень рад, что до сих пор

эти чувства я испытываю. Я не представляю ситуацию, когда одна из женщин, которая была мне близка, с которой я прожил много лет, может пойти в суд на меня с иском. Я считаю, что я всегда оставался корректен, и не просто корректен формально, а теплые чувства у меня сохранились до сих пор.

— Как вы относитесь к книжке Юлия Дубова «Большая пайка»?

— Я знаком с этим проектом, но я читал книжку, к сожалению, по диагонали. Мне было крайне интересно ее читать, там действительно очень много событий, которые происходили в моей жизни. Далеко не все, но многое из того, что я прочитал, действительно происходило в моей жизни. А с Юлием Дубовым я знаком с момента, как стал работать в Институте проблем управления, а работал я там с 1969 года и работаю по настоящее время. И Дубов действительно один из немногих людей, с которыми я столько времени вместе. И он мог наблюдать все перипетии в моей жизни, они касались и его жизни. И мне было интересно вспоминать и переживать то, что происходило давно. Но еще раз подчеркну: далеко не все, что описывает Дубов, имеет отношение ко мне. Я считаю, что основные события в моей жизни разворачивались уже после того, как заканчивается описание в этой книге. Они заканчиваются 1994—1995 годом, и все– таки для меня самое принципиальное — это то, что происходило как раз после этого времени, по крайней мере на уровне моих переживаний это значительно важнее для меня, чем то, что происходило до 1995 года.

— Почему бы вам не написать мемуары?

— Я на самом деле думаю, что я не готов еще. Мне кажется, что много событий в моей жизни впереди, и весьма значимых. Тем не менее я сегодня вместе с Наташей Геворкян работаю пока не над книгой, но некоторой рукописью, которая построена в форме вопросов Наташи Геворкян и моих ответов ей. Книга касается моей жизни. Но я еще раз говорю: я сам не чувствую, что готов написать книгу о своей жизни, хотя мне действительно кажется, что судьба, которую мне Господь даровал, она не очень обычная и, более того, содержит столько случайностей, которые я уже не могу не называть закономерностями.

21 ноября 2001 г. Радио «Свобода»

ИНТЕРВЬЮ С БОРИСОМ БЕРЕЗОВСКИМ

БЕРЕЗОВСКИЙ: Основная идея моего политического присутствия состояла в том, чтобы выиграть не власть, а выиграть страну. И страна выиграна. Безусловно, Россия никогда больше не будет коммунистической. Россия, безусловно, страна с рыночной экономикой. Но Россия сейчас столкнулась с новой проблемой. Россия опять становится авторитарным, а по существу уже тоталитарным государством. Это новая опасность для России.

Выбор, по существу, сегодня между тем, сможет ли Россия развить и дополнить все те идеи, которые были предложены Ельциным в 1990-х годах, или Россия сделает очередной виток (я не хочу сказать «фашистского типа», но тоталитарного — безусловно) со слабо предсказуемыми последствиями для каждого гражданина. Или все-таки сможет продолжить последовательно вот то, что происходило в 1990-х годах. МИХАИЛ СОКОЛОВ: Дошла ли страна до этой точки выбора? Вот вы зря стесняетесь слова «фашизм», потому что многие опросы показывают, что ксенофобские, фашистские настроения нарастают очень активно. Мне кажется, что это действительно реальная опасность.

— Я все-таки не соглашусь с вами. Я (как вы знаете) не боюсь употреблять сильные выражения, и я совершенно сознательно говорю, что я не считаю, что власть идет по фашистскому варианту развития событий.

— Такие общественные настроения очень сильные.

— Ну, тогда нам сейчас придется терминологию вводить. Что вы понимаете под «фашизмом», что я понимаю под «фашизмом»… Но ее-

ли вы говорите об усилении националистических тенденций и если вещи своими именами называть, о продвижении лозунга «Россия

— для русских», я согласен, что такие тенденции в обществе существуют. Я не согласен с тем, что они могут стать доминирующими в России. Я не согласен здесь по двум обстоятельствам. Первое: огромная часть населения России не русские и не ощущают себя русскими. Ощущают себя гражданами другой национальности. Второе существенное обстоятельство — это внешняя среда. Россия сегодня не изолирована от мира. Более того, мир становится все более и более компактным. И последние шаги, которые сделал президент Путин, Россия в целом — движение в сторону, условно скажем, Запада,

— безусловно, сужают поле возможности для возникновения фашистского государства в самой России. Поэтому я и считаю, что Россия не станет фашистским государством.

Когда ссылаются на различные тенденции, в том числе проявляемые в опросах общественного мнения, и говорят о том, что вот такое– то количество людей, огромное, там, 50 процентов, поддерживают, например, «Россия — для русских»…

Вы знаете, я хочу вам сказать, что политический вектор движения в России исторически определялся не народом. Исторически этот вектор движения определялся элитой, нравится это кому-то или не нравится. Я могу привести конкретные примеры. В 1996 году основная часть народа, безусловно, была готова поддержать Зюганова, а не Ельцина. Этому воспрепятствовала новая появившаяся в России элита. Я в данном случае говорю конкретно о реформаторах и об олигархах. Вот именно эти две силы, по объему не очень значительные, не позволили России опять погрузиться в этот мрак коммунистический.

— С другой стороны, в 1917 году недееспособная элита не предотвратила действия народа по разрушению страны и государства.

— Не народ разрушал государство, а разрушала другая элита, которая складывалась в то время. Она проявила больше воли, больше настойчивости, больше агрессии. Именно эта элита одержала победу. И вы помните, что народ, в принципе, оставался, так скажем, безучастным. Он с удовольствием поддерживал одних, потом он с удовольствием поддерживал других.

Продолжая эту же мысль, еще приведу один пример, а потом все– таки сделаю общий вывод.

Точно так же, как в 1999 году (вы прекрасно помните) наш народ фактически уже воспринял и Примакова, и Лужкова как новых ру-

ководителей страны. И через 3 месяца этот же самый народ проголосовал за никому не известного Путина, о чем сегодня не любят вспоминать наши политики. Вернее, наши политики не любят сегодня вспоминать, когда их же цитируют, как они относились к Путину. И правые, и левые не воспринимали его никак. И уж тем более народ, который его просто не знал.

Но я хотел бы все-таки более общую вещь сказать. Вы знаете, Россия, наверное, прежде всего (вот в этом смысле) страна парадоксов. Я считаю, что чем более нелюбим правитель России, тем точнее он действует в интересах страны. И наоборот. Чем больше любят правителя (народ, опять подчеркиваю, народ, то есть консенсус такой, большинство), тем активнее этот человек действует вопреки интересам России.

— Иллюзии?

— Все дело в том, что он оказывается в плену не иллюзий, а в плену толпы. Когда говорят: «Мы с народом», это, с моей точки зрения, смертельно. Вот как только «с народом», это значит против народа, по существу. И напротив. Когда предпринимают действия, шаги, которые не нравятся большинству людей, это и есть, как правило, самые точные шаги на благо вот этого самого народа.

И тому примеров очень много. Ну, начиная с самого классического. Действительно был любимый (это абсолютно точно я говорю, я сам прожил небольшую часть своей жизни в это время) всем народом Иосиф Виссарионович Сталин. И я вам могу сказать, что в 1953 году… я очень хорошо помню, мне было тогда 6 лет, и я хорошо помню день 5 марта, когда скончался Иосиф Виссарионович. И мой отец, который 2 года не мог найти работу (мы жили буквально впроголодь), плакал в этот день. Я точно знаю, что народ любил Сталина. И я точно сегодня знаю, что Сталин принес колоссальный вред России. Колоссальный вред не только России, но России прежде всего.