— К сожалению, нет, Ираида Ивановна… Поэтому я вам и звоню. Но скажите, Георгий знает о смерти отца?

— Да, — проговорила мать Георгия, — я ему сообщила. Он звонил мне три недели назад, и я не поняла откуда. Он говорил, что доставил отцу ужасные неприятности, подвел его и поэтому возвращается в Благовещенск. Я спросила, когда его ждать. Гоша ответил, что через некоторое время, потому что якобы он собирается заменить на работе какого-то своего друга. Тогда я сообразила, что он не знает о несчастье с отцом, и рассказала ему то, что знала… Он ужасно закричал: «Это моя вина, это я его убил!» Я стала его уговаривать, чтобы он поскорей приезжал домой, но Гоша повесил трубку… — Она зарыдала снова.

— Успокойтесь, пожалуйста, — растерянно пробормотала Ника. — Я постараюсь разыскать вашего сына… И обязательно сразу же свяжусь с вами.

На желто-зеленом клетчатом пледе, укрывавшем Никину кровать, белел почтовый конверт, надписанный почерком ее мужа — Вовки Иванова. Незадолго до Никиного отъезда из Питера Вовка отправился в собственное путешествие. Сейчас он находился не так уж и далеко от Ангарска.

Никин муж всегда был неравнодушен к Китаю. Посмотрев как-то по телевизору рекламу, сулившую покупателям китайской лапши «Доширак» многочисленные призы, в том числе и поездку в Китай, он полностью отказался от любых кулинарных изысков и мужественно перешел на трехразовое потребление многообещающего «Доширака». Конечно, уже через неделю Вовка его возненавидел, но все же продолжал покупать в прежних объемах, однако теперь не ел его сам, а великодушно предлагал жене, всем забегавшим в дом знакомым и даже бездомным кошкам. На двадцать первый день доширакомании безумец был вознагражден. Под крышкой очередной упаковки он нашел приглашение получить свой законный приз. Причем упорный и везучий Вовка выиграл именно то, что вожделел — двухнедельное путешествие по Китаю!

Ника вскрыла скромный нерусский конверт и развернула пахнущий нерусским духом лист бумаги. Сердце ее сладко сжалось уже от одного только Вовкиного приветствия:

Здравствуй, ясноглазая моя!

Как там твоя бабуля? Очень огорчился из-за ее сердца.

Впечатления от Поднебесной у меня пока сумбурные. Сейчас, после положенных мне в качестве выигрыша двух недель, путешествую на свои деньги автостопом. Гулял сегодня по Пекину. Его название переводится как «Северная столица», но этот город больше нашей северной столицы — то есть Питера — раза в два. Народ здесь душевный, но невероятно шумный. На улицах все толкаются и не извиняются.

Описывать то, что я повидал, сложно. Лучше посмотришь потом все на фотографиях, а я прокомментирую. Пока же насладись дивными названиями тех мест, где я побывал: Сад Пурпурных Осенних Облаков — в Шанхае, Сад Гармонии и Добродетели — под Пекином. И там же — Алтарь Неба и Павильон Нефритовых Волн. В парках повсюду звенят нежные колокольчики на крышах беседок и домиков. Тебе бы понравилось!

Пишу тебе, сидя на тенистой лавочке в пекинском скверике. Жара здесь невыносимая! Сейчас вот подошел пожилой китаец, повесил на ветку березы (да, да!) клетку с орущим скворцом и сел рядом со мной. В отличие от России, самые любимые домашние зверюшки тут не кошки и собаки, а всякие разные птахи. Днем их выносят проветриться на свежем воздухе!

Скворец моего соседа по лавочке оказался говорящим. Я китайский язык, конечно, не осилил, но китаец объяснил мне по-английски, что его питомец верещит одну и ту же цитату из философа Конфуция: «Благородный человек всегда доволен, низкий человек всегда удручен».

Конечно, это не значит, что благородные люди вечно хохочут, а неблагородные — сплошь и рядом меланхолики. Просто умные и тонкие люди воспринимают жизнь шире и ярче, а дураки не видят ничего дальше своего носа и всегда найдут повод быть недовольными.

Конфуций здесь в большом почете — не только у скворцов, но и у людей, даже если они никогда не читали его трудов. И это вполне объяснимо. Его благочинная философия отражает мышление среднего китайца — жутко регламентированное. А еще его учение — идеальная государственная идеология: оно обязывает уважать вышестоящую власть.

Ты пишешь, что в Ангарске вещевой рынок называют «шанхайкой» из-за обилия продавцов-китайцев, и поражаешься тому, что ни один из них не смог прочитать иероглифы на будильнике, который ты там купила. Не удивляйся — двести пятьдесят миллионов китайцев, то есть пятая часть населения страны, не умеют читать и писать. Наверное, тебе попались субъекты именно из этого числа.

Китайцы смеются над очень длинными, по их мнению, носами европейцев и называют пас «долгоносиками». Наши волосы для них «желтые» (даже если они темно-русые, как у меня), а голубые и серые глаза — просто «белые». Купил тебе очаровательный шелковый шарфик и зеленого чаю с хризантемой и лотосом…

Обнимаю, целую.

И еще раз в обратном порядке.

Твой «желтоволосый белоглазый долгоносик»

Вовка

Прочитав несколько раз долгожданное письмо, Ника отправилась отчитывать Любовь Эмильевну — за то, что та не сообщила о письме сразу.

Бабуля сидела в любимом плетеном кресле на благоухающем цветами балконе и отгадывала очередной кроссворд. На столике перед ней лежала кипа полезных справочников: географический атлас мира, мифологический словарь, краткая зоологическая энциклопедия…

Ника устроилась на балконном половичке, погладила спинку блаженно посапывающей Илюши и высказала свои претензии.

Любовь Эмильевна своей вины явно не ощутила и лишь театрально захлопала глазами, изображая раскаяние.

— Никуся, дорогая, ты же пришла с улицы, голодная. Тебе было совершенно необходимо подкрепиться в спокойной обстановке. В Ленинграде в блокаду иные дистрофики толще тебя выглядели! Так что я решила, что сначала обед, а потом уже все остальное. Мало ли что тебе твой муж-шалопай мог из своего Китая написать?

— Ба! — возмутилась девушка. — Кто из нас лежал в больнице и занят сейчас выздоровлением?! Я сюда приехала тебе помогать, а не брюхо ежедневной пятиразовой кормежкой набивать!..

— Ну ладно, ладно, — примирительно проговорила Любовь Эмильевна и перевела разговор в другое русло: — Попробуй-ка лучше отгадать слово в моем кроссворде. Специалист по Китаю, семь букв, четвертая и шестая — «о».

— «Китолог», — мгновенно выпалила Ника.

— Ну, ты, внучка, даешь, — рассмеялась бабушка. — Если уж такое слово и есть, то, наверное, означает специалиста по китам… У тебя другие варианты есть?

— Нет, — призналась внучка.

— «Синолог», темная ты моя, — наставительно произнесла Любовь Эмильевна и стала вписывать слово в клеточки. Помолчав немного, она задумчиво продолжила: — Вот ведь как все интересно получается… Все мои мужья Китаем интересовались, — а их у Любови Эмильевна было трое, — и твой Вовка тоже на этой стране помешался, раз уж смог ради поездки туда столько резиново-целлюлозной китайской лапши слопать… Интересно, как бы это прокомментировала моя знакомая экстрасенша Маргарита?

— Ты имеешь в виду ту Маргариту, которая несколько лет назад в психушке лечилась? — ехидно спросила Ника.

— Ту самую, — спокойно подтвердила Любовь Эмильевна. — Нервный срыв у нее прошел. А теперь она людей как-то по-своему лечит и ясновидение у нее открылось, представляешь?

— Представляю, — ухмыльнулась внучка. — В Питере таких ясновидящих много…

— Не знаю, как у вас в Питере, Никуся, а у меня такая знакомая всего одна. Я вас как-нибудь познакомлю.

— Ну, ты, Ба, отвлеклась, — сказала девушка. — Расскажи-ка лучше о синологических пристрастиях своих мужей. Я ведь ничего об этом не знала…

Любовь Эмильевна перевела взгляд с внучкиного лица куда-то в пространство и начала рассказ:

— Мой первый муж вырос в детдоме. Повзрослев, он устроил себе праздник живота на всю оставшуюся жизнь… Когда завод, на котором он работал, стал сотрудничать с Китаем, муж увлекся китайской кухней. Тогда ведь у нас китайских ресторанов не было. Так что кулинарные шедевры, которые он готовил для наших праздничных застолий, всегда становились главным номером программы. Во время одной из служебных командировок в Китай он даже купил палочки для еды, с такими рельефными дракончиками, и быстро научился ими орудовать, а у меня все как-то не получалось…