— Но у вас оригинальная манера встречать, — пошутил я. — Не задень я вас чемоданом…

Савчук отвел глаза в сторону.

— Пришла, понимаете, в голову одна мысль, вытащил блокнот, чтобы записать, и…

Он выхватил у меня из рук чемодан.

— Нет, нет, я понесу. Как можно! Вы — гость.

— Спасибо! Но откуда узнали, что именно сегодня?..

— Лиза, уезжая, просила встретить вас. Лиза в командировке.

— Я знаю. Получил радиограмму перед отъездом. Она полетела на реку со смешным названием — Вава.

— Виви, — поправил Савчук. — Это приток Нижней Тунгуски, недалеко от Туры.

— Но мне неловко. Я затруднил вас.

— Наоборот, что вы! Я рад. Я, признаться, нуждаюсь в вашей консультации… Дело в том, что в руках есть кончик нити, ну, неразгаданная тайна, что ли, как это принято называть…

Он запнулся и замолчал.

Вот оно что!.. Савчук (кажется, археолог или этнограф?) обременен неразгаданной тайной — как я сразу не догадался! Ведь сам когда-то был в его положении, ходил с отсутствующим видом и натыкался на прохожих из-за одной загадки, ныне благополучно решенной: Земли Ветлугина, или, по-старому, Архипелага Исчезающих Островов. Неужели я выглядел так же?..

Взгляд Савчука показался мне усталым и беспокойным. Щеки были выбриты наспех. В экипировке наблюдалась небрежность. Полосатый галстук, например, был повязан так, что взгляду открывалась неприглядная медная запонка. Брюки — я сразу заметил это — отглаживались, за недосугом, по старому студенческому способу: собственной особой владельца, подкладывавшего их на ночь под матрац.

— Случайно наткнулся, знаете ли… Работая над архивными документами семнадцатого века, — продолжал мой спутник. Интонации его голоса стали почти умоляющими. — Мне и раньше было известно об одном легендарном народе, который…

— Стоп! Стоп! — Я засмеялся. — Консультация на перроне?.. Я же транзитный пассажир, в Москве проездом. И потом, заметьте: полярник, гидролог!.. Проблемы народоведения далеки от меня, как… ну, как Земля Ветлугина от Москвы.

— Тут есть особые обстоятельства, — смиренно заметил Савчук.

— Вот как!

— Да. Вначале я думал, что сообщение о народе «икс» можно отнести к числу апокрифических. Но после того как в Москву доставили закольцованную птицу с запиской на бересте…

— Птица?!. Записка?!. Ничего не понимаю!..

Мы вышли на Комсомольскую площадь.

В мокром асфальте ее весело отражались цветные пятна трамваев и автобусов. Снега уже не было. Хлопотливые дворники оттеснили зиму с улиц и площадей на задворки, куда-то между помойкой и дровяными сараями, где, по календарю, ей и полагалось быть.

Двадцать шестое марта!

Март, первый весенний месяц, юность года! Все, все еще впереди: и благоуханная весна, и пышное лето, и золотая осень, венчающая год!..

Я думаю, у каждого человека бывают мгновения, когда он кажется себе собственным своим младшим братом. Со мной это случается в марте.

Метнется навстречу ветер (в марте он дует порывами, будто выскакивает из-за угла) и словно встряхнет что-то во мне.

Странная иллюзия овладевает мною. «Полно, — думаю я, — может ли это быть? Правда ли, что прожита жизнь? Не приснилась ли она?..»

Вдруг представится, что я снова подросток, спешу из библиотеки с охапкой книг под мышкой, вечер, весна, ветер раскачивает вдоль улицы висячие фонари. Я остановился под фонарем, хочу понять, что это со мной. Впрочем, это только радость, но радость необыкновенная. Распирающая грудь! Приподнимающая над землей! Что это?.. О, всего лишь взволнованное ожидание счастья…

Кто сказал, что юность неповторима? Вздор! Надо лишь, чтобы такой вот старый приятель повстречался на пути — весенний ветер, дующий порывами, зовущий куда-то, насыщенный влагой и беспокойством.

Вот и сейчас, на Комсомольской площади, словно что-то толкнуло в грудь.

Полузабытое, милое ощущение!..

Им, ожиданием счастья, встретила меня Москва после долгой разлуки с нею!..

— Не подлежит сомнению, — бубнил тем временем Савчук над ухом, — что записку отправил наш современник. Даты нет. Предполагаю, однако, что написана не ранее тысяча девятьсот девятого и не позднее тысяча девятьсот семнадцатого года. Слова трудно разобрать, но… Вы, конечно, едете в такси?

Я заметил, что Савчук деликатно, локотком, оттесняет меня к стоянке такси.

— Зачем? — удивился я. — На метро скорее. Ведь я живу рядом с Библиотекой Ленина.

— В такси как-то удобнее.

В голосе его прозвучало разочарование. Видимо, он надеялся, что в такси я дам ему «выговориться.

Я взглянул на огорченное лицо Савчука и улыбнулся. Мне стало жаль его.

— Видите ли, Владимир… Владимир… («Владимир Осипович», — подсказал он.) Ага, Осипович… Послезавтра выезжаю в Сочи — не хочу просрочить путевку, — а дел в Москве миллион. Надо побывать дома, заявиться в ГУСМП[1], купить в магазине курортную амуницию: майки, тапки и т.д. Впервые еду в Сочи, представьте себе! Так что времени в обрез. Вот разве завтра… Вы свободны завтра?

— Собственно говоря, я…

— Очень хорошо, свободны! Значит, едем в Большой театр! Там и потолкуем обо всем.

Савчук вздохнул:

— Я предпочел бы съездить с вами в музей.

— В музей?.. Нет, извините, все расписано заранее. Давным-давно. Еще на Архипелаге Исчезающих Островов.

И в подтверждение я вытащил записную книжку, где значилось: «Двадцать шестого марта сделать в Москве: 1. ГУСМП. 2. Майки, тапки и т.д. 3. Большой театр».

— Видите, театр?.. Нет, только в театр! С осени мечтаю о театре!.. Да и вам полезно встряхнуться. Закоснели, я думаю, в музее с мумиями со своими.

— У нас нет мумий, — промямлил Савчук.

— Разве? Глядя на вас, подумаешь, что… Впрочем, шучу, шучу!.. Ну, все!.. Побрейтесь, приведите себя в порядок. Завтра в семь часов жду у Большого театра!

По-видимому, с этим невозможным человеком надо было разговаривать именно так: решительно, кратко, в повелительном наклонении.

А времени у меня действительно было в обрез.

Прежде всего — домой! Принять душ, побриться, позавтракать — и в ГУСМП!

На Землю Ветлугина я летал в качестве консультанта. Несколько лет назад, вскоре после открытия архипелага, там была начата интересная научная работа, связанная с изучением Полюса относительной недоступности, который располагается по соседству. Работу эту заканчивали молодые полярники во главе с Василием Федоровичем Синицким. Они прекрасно справились со своими обязанностями, о чем я и должен был доложить в управлении.

Ключи от комнаты находились у соседей. Там же меня ждала записка.

«Извини, милый, что не встретила. Не пришлось, — писала Лиза. — Срочное поручение, понимаешь, очень интересное — по поводу нового строительного материала, который может пригодиться нам при создании городов в районах многолетнемерзлых пород. Вылетаем через час! Вернусь в мае, расскажу. Крепко-крепко целую, милый Лешенька! Отдыхай! Ходи в театры!.. Да, вот еще! Не забудь уплатить за квартиру. Я не успела. Жировки у Лели».

«Отдыхай!», «Ходи в театры!..» Стало быть, еще не знала, что для нас в управлении заказаны путевки…

И как это похоже на Лизу! Знала, что я приезжаю, готовилась к встрече, и вот — «срочное, очень интересное поручение»! В два мига снялась и улетела!

Письмо написано было второпях, чуть ли не стоя. Об этом можно было судить по обилию восклицательных знаков, а также по тому, что концы строк, приплясывая, загибались вверх, — видимо, некогда было делать переносы.

Я отпер дверь в нашу комнату.

Да, «дом без хозяйки — что тело без души». Комната казалась сейчас пустой, неприветливой, какой-то нежилой. Сиротливо выглядели салфетки, разложенные на буфете. Стулья стояли где попало, вразброд. Даже фикус угрюмо сутулился в углу, опустив покрытые слоем пыли листья, будто пригорюнившись.

Я сделал несколько шагов и пугливо оглянулся. Пол у нас паркетный, а я забыл вытереть сапоги и наследил на полу.