«Долой комиссаров, смерть евреям!» — этот лозунг был на слуху в среде балаховцев. «Крестьянский генерал» использовал антисемитизм польских и белогвардейских офицеров, бытовой антисемитизм крестьян черты оседлости. В конце 1920-го польский военный прокурор полковник Лисовский, расследовавший жалобы на действия балаховцев, составил информацию на НДА: «Армия Балаховича представляет собой банду разбойников, которая переправляет награбленное золото. Чтобы занять какой-нибудь город, посылается армия, солдаты которой грабят и убивают. И лишь только после многочисленных погромов, два дня спустя, приезжает Балахович со своим штабом. После грабежа начинается пьянка. Некоторые солдаты откровенно признаются, что вступили в армию только с целью скопить деньги. Что касается Балаховича, он позволяет грабить и говорит: «Им только и остается, что грабить, иначе они отказались бы продвигаться вперед»... Каждый офицер, вступающий в армию Балаховича, обливает себя грязью, которую ничем нельзя смыть».

Расследование, проведенное Лисовским, установило, что только в Турове балаховцами было изнасиловано 70 еврейских девочек в возрасте от 12 до 15 лет. Житель Мозыря А. Найдич так описывал события после взятия города НДА: «В 5 час. вечера балаховцы вступили в город. Крестьянское население радостно встретило балаховцев, но евреи попрятались по квартирам. Сейчас же начался погром с массовыми изнасилованиями, избиениями, издевательствами и убийствами. Офицеры участвовали в погроме наравне с солдатами. Незначительная часть русского населения грабила лавки, вскрытые балаховцами. Всю ночь по городу стояли душу раздирающие крики...»

Советские источники вторили польским, заявляя, что «...все без исключения еврейское население г. Мозыря, насчитывающее 11 000 человек, подверглось повальному ограблению. Разграблены — белье, одежда, посуда, домашние вещи, коровы; забраны все инструменты у рабочих и ремесленников. Убито 32 человека, изнасиловано свыше 300 женщин... Мест. Туров. Еврейское население до 4000 человек. Забрано все имущество. Убит 71 человек, в том числе жители окрестных деревень... Изнасиловано 100 женщин... Мест. Петриков. Еврейское население в 2200 человек... Все еврейское имущество разграблено, много домов сожжено. Убито 45 человек, в том числе евреи из окрестных деревень. Изнасиловано до 100 женщин... Мест. Скрыгалово. Еврейское население в 800 чел. Все разграблено; значительное число домов сожжено, забрано 120 коров и все рабочие инструменты».

Общая сводка зверств балаховцев гласила: «Ограблено 20 550 человек. Убито свыше 300 человек. Изнасиловано свыше 500 женщин». Погромы охватили деревни и еврейские сельскохозяйственные колонии Туровской волости, где проживало всего несколько еврейских семей. В Копаткевичах, где отряд Булах-Балаховича провел всего три часа, бойцы забрали имущество, деньги и «портативные» вещи: обувь и белье. Жертвами погрома стали 60 еврейских семейств. По оценке народного комиссариата социального обеспечения Советской Белоруссии, всего от действий Булах-Балаховича пострадало около 40 тысяч жителей республики.

Балаховцы действительно творили страшные преступления, но есть мнение, что цифры количества погибших и изнасилованных были явно завышены, о чем, например, неоднократно писал сам Балахович. В показаниях свидетелей по делу о погромах, собранных чекистами, даже Борис Савинков изображается антисемитом и алкоголиком, присваивавшим награбленные при погромах вещи. Это были явные наговоры с целью опорочить все антибольшевистские силы. Евреи Польши, обладавшие мощными экономическими рычагами, требовали прекратить бесчинства и призвать виновных к ответу. Они обратились с протестом к руководителям Антанты. Но Балахович сваливал ответственность на Савинкова, а Савинков, в свою очередь, винил во всем «крестьянского генерала». Погромная волна привела к тому, что в Данциге был образован Центральный комитет для борьбы с еврейскими погромами, оказания помощи пострадавшим.

Пресс-бюро Белорусской Народной Республики (эмигрантское правительство Ластовского в Каунасе) опубликовало информацию «Погромные банды в Белоруссии», в которой лидеры БНР, порицая погромы, их главными виновниками назвали польские власти и большевиков. Министерство национальных меньшинств правительства БНР (во главе с С. Житловским) призывало белорусские партии и организации к борьбе с погромщиками. На конференции в Праге в сентябре 1921 года государственный секретарь БНР К. Дашевский признал, что «большевистский переворот отворил ворота множеству авантюристов, которые вступили в борьбу с Советами под лозунгом еврейских погромов. Они принесли в Белоруссию ужас еврейских погромов и имели намерение опорочить белорусское имя, свалив обвинение в этом на белорусский народ».

В ответ на обвинения польских военных и эсеров в антисемитизме Балахович, как уже упоминалось, издал приказ о формировании в составе своей армии «добровольческого еврейского батальона», для которого даже была установлена особая форма. Командовать этим батальоном стал служивший у Балаховича прапорщик Цейтлин. Впрочем, в составе этого батальона было всего четыре еврея.

Братья Борис и Виктор Савинковы на время похода записались добровольцами в НДА и были откомандированы на передовую — в полк атамана Павловского. Борис Савинков осуществлял политический и финансовый контроль за НДА. Бывший террорист довольно критично характеризовал участников движения Балаховича. Атамана-полковника НДА Павловского он отрекомендовал так: «Крайний тип, который вырабатывался войной и гражданской войной из молодежи. Он казался человеком холодным и жестоким. Большевиков ненавидел глубочайшей, животной ненавистью. Павловский ожесточился до полного зверства: он мог совершенно хладнокровно смотреть, как вешают, расстреливают. В его полку применяли такую пытку: подвешивали и поджигали свечами пятки большевикам... Он был храбр до предела, то есть первично, холодно храбр, храбростью, которая перестает даже быть ею. Он отвык думать о смерти, чувствовать какое-либо волнение...»

Вспоминая прежние походы, Савинков называет Балаховича «ландскнехтом... для которого война — просто профессия», а командира балаховцев атамана Искру — «бывшим одесским приставом и бывшим членом II Государственной думы, человеком крайне темным и подозрительным. Судьба его вполне типична: проворовался, бежал из своего отряда, был пойман и только благодаря Борису Савинкову избежал расстрела... Он успел убежать в Германию, где писал какие-то разоблачения».

Уже после «Полесского похода» Борис Савинков взялся за перо и написал новую автобиографическую повесть «Конь вороной». В этой повести он вспоминал недавнее прошлое — 1920 год, действия отрядов Балаховича в Полесье. Он пытался сам себе ответить на вопросы: «Стоило ли проливать русскую кровь ради России? Кто прав в братоубийственной гражданской войне?»

«Сроков знать не дано. Но встанет Родина — встанет нашей кровью, встанет из народных глубин. Пусть мы «пух». Пусть нас «возносит» ненастье. Мы слепые и ненавидящие друг друга, покорные одному несказанному закону. Да, не мы измерим наш грех. Но и не мы измерим нашу малую жертву...» — так заканчивается эта повесть. В то же время Савинков писал: «Россия ни в коем случае не исчерпывается двумя враждующими лагерями (красными и белыми). Огромное большинство России — крестьянская демократия. Пока вооруженная борьба с большевиками не будет опираться на крестьянские массы... пока патриотическая армия не поставит себе целью защиту интересов крестьянской демократии и только ее, большевизм не может быть побежден в России».

* * *

14 ноября 1920 года войска Балаховича овладели узловой станцией Домановичи, а 15–18 ноября, оттеснив 10-ю дивизию красных, НДА уже штурмовала город Речица, стремясь захватить железнодорожный мост через Днепр. Речица была взята авангардом 1-й дивизии НДА, которым командовал атаман Павловский, Овруч — партизанским отрядом атамана Назарова. Затем армия бацьки устремилась к Гомелю. Как сообщал штаб Балаховича, в ходе наступления НДА взяла в плен до 10 тысяч красноармейцев (из которых 100 были расстреляны), четыре пушки, 70 пулеметов. В действительности количество пленных, захваченных балаховцами, не превышало пяти тысяч.